Майк побелел как полотно. Комендант общежития, сидевший за стойкой, внимательно поглядел на него:

— Эй, что-то не так?

Майк посмотрел на него сквозь слезы невидящим взглядом. Он ничего не ответил.

Потянулись дни, похожие друг на друга.

Майку еще никогда не было так плохо. Конечно, потеря команды Джесса была тяжелым разочарованием, но это не шло ни в какое сравнение с нынешней ситуацией. Сейчас ему казалось, что никакой надежды не осталось. От команды Рева ему никогда не получить рекомендации — во всяком случае до тех пор, пока Крекерджек отвечает за кадры. До чего же несправедливо! Ему хотелось выть, крушить все вокруг, а в следующий момент уже ничего не хотелось, только раствориться и исчезнуть.

Майк почти ничего не делал, только спал и бродил по Питфолу, почти не осознавая, что видит вокруг. Он поздно ложился и поздно вставал, иногда не выходя из комнаты до полудня. Джесс был занят в академии, так что Майк остался один-одинешенек. Собрался было пойти в библиотеку, но сама идея показалась отвратительной. Какой смысл накапливать знания, которые никогда не пригодятся.

Стоило ли прилетать на Клипсис? Если в мире не существовало справедливости, был ли у него шанс осуществить свою мечту? Любое действие казалось тщетным. Посмотри правде в глаза, говорил он себе. Ты добился всего и сам все разрушил.

Впервые за долгое время он с тоской подумал о Земле и своих друзьях с космодрома. Он так и не собрался написать им о том, как у него идут дела, а теперь уж и писать было не о чем. С глубокой печалью вспоминал он тетю Анну. Если допустить кощунственную мысль о том, что у ее безвременной гибели могло быть одно положительное последствие, то это был его отлет с Земли и начало карьеры гонщика, о которой он мечтал с детства. (Теперь-то он стал почти взрослым. Он уже достаточно всего натерпелся, чтобы повзрослеть.) Но что его ждет впереди?

День проходил за днем, и каждый казался длинным, как месяц, год. Его сбережения таяли, и перед ним вновь встала перспектива депортации. Но Майк старался об этом не думать.

Как-то раз он отыскал кафе «Уагбаг». Элисон Эйвери и Кристал Кэш по-прежнему выступали, и это немного утешило Майка, хотя и не слишком. Он сел как можно дальше от эстрады, слушая музыку и рассматривая танцующие полосы света на потолке.

Музыка сначала скорее раздражала, нежели успокаивала, и когда публика аплодировала, он только вздыхал. Поэтому Майк испытал определенное облегчение, когда девушки ушли наперерыв и можно было посидеть в тишине и без помехи предаться грустным мыслям. Ему самому было невдомек, зачем он сюда пришел. Он собрался было уходить, но куда? Певицы вернулись, и он угрюмо смотрел, как они вступают в освещенный круг на эстраде. Майку показалось, что Кристал на секунду задержала на нем взгляд, но когда она начала представлять первую песню нового отделения, глаза ее были устремлены на середину зала. Поэтому он не на шутку удивился, когда она сказала:

— Мы хотели бы открыть это отделение песней, посвященной нашему другу. Он сейчас сидит в дальнем конце зала, и мы надеемся, что наша песня его немного приободрит.

Она повернулась и посмотрела прямо на Майка с дружелюбной улыбкой. Элисон весело помахала ему из-за ее плеча и рассыпала виртуозную барабанную дробь. Майк густо покраснел в темноте. Девушки запели песню, которую он слышал несколько недель назад: «Нгикутзандза...» «Я вас люблю...»

К тому времени, как они закончили эту и начали другую песню, Майк пытался проглотить огромный горький комок, застрявший в горле.

Он испытывал чувство стыда, а также священного трепета, успокоения, влюбленности, смущения и, возможно, еще с десяток разных чувств. Смущение охватило его настолько, что он готов был встать и уйти, но нога отказывались повиноваться, и он сидел, глупо улыбаясь, словно влюбленный простак. «Ну что ты так сияешь? — говорил он себе. — Чему так радуешься?» А другой голос внутри него отвечал: «Ты идиот, они ведь тебе песню посвятили — ты им нравишься, — так что же ты сидишь и себя жалеешь?» Кончилось последнее отделение, и певицы сошли со сцены.

Они помахали Майку, и он приветливо помахал в ответ. И это, решил он, медленно возвращаясь к реальности, будет той соломинкой, за которую он уцепится. Кроме того, у него оставались кое-какие незавершенные дела.

Майк сконфуженно поздоровался с Броузером Мак-Фи. Он не ожидал увидеть Броузера в библиотеке в этот час — неужели этот человек никогда не отдыхает? — но Броузер казался еще более удивленным визитом Майка.

— Ну, здравствуй! Я уж думал, что мы тебя потеряли, — сказал Мак-Фи, когда Майк сунул запястье в идентификатор. Он явно ждал разъяснений.

— Да нет, — Майк был рад вернуться, но ему не хотелось ни о чем рассказывать. — Есть свободный терминал?

Броузер заулыбался и широким жестом обвел зал. Библиотека была абсолютно пуста.

— Полагаю, мы можем выделить тебе один. Майк выбрал терминал и сразу же углубился в работу. Ему предстояло многое узнать о физике свернутых полей...

— Здравствуй, МИКСИН, — сказал Рэйбо, получив связь.

— На здоровье не жалуюсь, — ответил Мастер Интегрированных Компьютерных Систем и Интеллекта, который к тому же являлся председателем Гоночного Комитета. Он еще, кроме всего прочего, был компьютерной программой, но это не значит, что у него отсутствовало чувство юмора.

— Это нам с тобой обоим не грозит, так что давай поговорим о деле, — Рэйбо сложил цветные полосы в своем световом луче в узор, который МИКСИН должен был принять за добродушную улыбку. — Надеюсь ты можешь отвлечь Куртиса от его забот и хлопот, чтобы он поговорил с нами?

— Что ж, поскольку до того, как ты нас прервал, мы с ним заботились и хлопотали об одном и том же, то думаю, я смогу его вызвать, — сказал МИКСИН. — Подожди минутку.

На самом деле Куртис Рочардс подсоединился к разговору максимум через наносекунду.

— Рэйбо, я тебя искал. Что такое, я слышал, твой человек выполз из своей раковины и вернулся к работе?

— Действительно, — сказал МИКСИН, — сегодня вечером он провел в библиотеке три часа.

— Я же говорил, что он появится, — сказал Рэйбо. — Когда мы с Ревом Стюартом кого-нибудь рекомендуем, то, как правило, не ошибаемся. С другого конца донеслись волны смеха.

— В самом деле? — сказал Рочардс. — А как насчет того молодого меркека, которого ты нам предлагал и который...

— Я же сказал как правило. Я не сказал всегда. Что касается этого мальчика, то, вполне естественно, он впал в депрессию после того, как Крекерджек его уволил.

— Верно. Мне пришлось уговаривать Стюарта, чтобы он не вмешивался, — сказал Рочардс. — Но, во всяком случае, теперь мы знаем, что у парня крепкая основа. Он пережил это тяжело, но сумел собраться с духом.

— Итак. Вопрос остается открытым: можем мы привлечь другого инвестора к этому делу? МИКСИН ответил первым:

— Основываясь на известных мне фактах, я бы оценил и команду и Мюррея по группе А минус риск и рекомендовал бы для малых и средних инвестиций.

— Для тебя это слишком высокая оценка, старый чудак, — сказал Рэйбо.

— Интересно, ты кого-нибудь оценивал по группе выше В?

— Не думаю, что слово «чудак» применимо в данной ситуации, особенно если оно исходит от того, кто...

— Если бы вы оба смогли заткнуться на минутку, — перебил Рочардс, я бы предложил вашему вниманию небезынтересную информацию. -Наступила вежливая тишина.

— Спасибо. Так вот, я проконтактировал с синдикатом Фрэнка Л. Джеймса и выяснил, что они готовы по нашей рекомендации вложить десять тысяч межзвездных йен в ту команду, которую поддерживают Дитрих и Дагио.

Если бы у Рэйбо были глаза, он бы удивленно заморгал.

— Серьезно?

— Да, я проинформировал их, и они доверяют твоей рекомендации.

Остается только надеяться, что ты не ошибся насчет его возможностей.

— О, я тоже на это надеюсь, — сказал Рэйбо. — Ты возьмешь это на себя? Можно считать, что дело сделано?