Да, после катакомб я слегка потек кукухой. Нет, не то чтоб прям дичь творил, хотя после резни при храме стоит переоценить это понятие, но всё же адекватности я не утратил. Лишь приобрел ряд фобий, одна из которых нежелание во что бы то ни было вмешиваться. Потому что обычно это плохо кончается.
Я конечно понимаю, что «Искорки» и так бы погибли, да и быть заживо сожранными зубастой мерзостью пожалуй куда страшнее чем просто лишиться нижней половины тела от шального огнешара, тем более пока лежишь без сознания и ничего не чувствуешь, а именно такая участь и постигла малышку Зинду, но одно дело когда подобное происходит где‑то там и без твоего ведома, а совсем другое, когда при непосредственном твоем участии, а ты потом мучаешь себя мыслями: «А что если бы…» или «Все было бы по другому не сделай я так…». Мда.
Я ведь из‑за чего так остро воспринял случившееся? Подумаешь, какие‑то замарашки из бродячего цирка, с которыми в первый день после попадания выбирался из Зеленополья, а проведя в дороге пару дней расстался навсегда. Делов‑то.
Ну да, проникся в дороге к уже хлебнувшим сполна сироткам, своими тогда еще «необмятыми» в новом мире чувствами человека только что из благополучного 21 века, где редко каким детям приходится так рано повзрослеть. Расчувствовался, понятное дело. Сунул им денег… на пирожные… для Зинды. Чего ж еще‑то? Стоило ли так переживать их гибель?
Но вот такие мы существа. Люди. Нам свойственно подвергаться эмоциям и очень субъективно воспринимать окружающую реальность, порою опираясь на давнишние стереотипы, которые если и не переняты, то сложились в эмоциональные пики детских или юношеских переживаний.
А Зинда… Зинда вызвала в моей душе шевеление, пробудила что‑то тёплое и родное откуда‑то из детства. Ведь я чего ее Суок назвал, когда мы прощались в Зеленодаре? Это ведь первая моя любовь была. Да. Еще чёрти‑когда, в детстве я посмотрел Три Толстяка и лучше той девочки из старого фильма не было тогда для меня. Такой отважной и деятельной, способной на Поступок с большой буквы. Жизнь прошла, а эмоции, хотя скорее воспоминания о них, и спрятанное где‑то глубоко тепло осталось. И тут надо же, годы спустя, совсем в другом и чем‑то напоминающем мире встретил очень похожую девчонку, и тоже бродячую циркачку. Расчувствовался. А когда… когда увидел, что от нее осталось, то что‑то внутри меня и умерло. То самое тепло. Лишь с потоками теплой крови, тупой и бессмысленной, я сумел хоть что‑то вновь ощутить.
В общем, натворил я дел, но постоянно винить себя и истязать сомнениями очень изматывает и изнашивает, вызывает желание замереть и не двигаться, чтобы на очередном шаге не сломать еще чью‑то жизнь.
Мда, сомнения, сомнения… ведь не сунься я тогда дальше в тот злосчастный храм, пусть и не нагребся бы столь шикарных ништяков, но девочки бы жили. А так… Нет, не стоят даже такие плюшки всех тех моральных терзаний, которые пришлось пропустить через себя в связи с осознанием произошедшего и содеянного.
Сначала я стенал и пиз… страдал в общем, клял свою неосмотрительность с непредусмотрительностью, в перерывах когда не жалел себя бедненького, пеняя на жестокую судьбу, что организовала мне настолько интенсивные события за столь незначительный промежуток времени. Ну а потом просто избегал всех и вся, как ссыкливая… Короче эмоции и никакого конструктива и так почти три месяца.
Да уж, интенсивные события, это еще мягко сказано. Шутка ли дело: когда подмял под себя Чернохолмских, решил не ограничиваясь одним лишь «кнутом», еще и «пряником» их привязать к себе, поэтому‑то роя компромат на их конкурентов и проследил в тот проклятый вечер за главным представителем Чернокручских в столице. В итоге вскрыл темные делишки этого рода, ну и обнаружил девочек‑гимнасток, а закономерно сорвавшись в ночь их спасать, в итоге так и не спас.
Вместо того чтоб, наплевав на все тайны и возможный хабар, рвануть оттуда поскорее спасая девчат, завяз сначала с древней рептилией, оказавшейся попаданцем‑игроком, а когда тащил «полные карманы» ништяков, вдруг пробудил не столь древнее, но не менее жадное… божество, что ли, которое не пожелало расставаться со своей «прелестью». В итоге едва не сдох. Два раза, причем.
Ну а потом… а потом местный ОМОН с грацией слона поспешил соблюсти законность, походя убив всех тех, кто в том злосчастном преддверии был не под щитами сильных магов.
Две идиотки, явно командорши, когда сошлись в поединке и бились без оглядки на условия замкнутого пространства, то во все стороны летело всякое смертоносное не щадя никого и ничего на своем пути. Там же, блин, даже стены текли и плавились, что уж говорить о беззащитных пленниках в загородке. Девочки ж были как… как печеные… В общем, если б даже и не влетел в загон тот злополучный огнешар, то всё равно никто не выжил бы. Или задохнулись, или словно б в духовке… Ладно, чего изводить себя.
По итогам той проклятой ночи в катакомбах, помимо седины и фобий, я конечно же получил и много новых сведений с возможностями. Чего только стоит инструкция к подавителю магии, что позволила привязать его к себе и открыла мне функционал внешнего насоса‑накопителя «маны». Ну и конечно же, обзавелся подавителем техники.
К слову «антитех» и впрямь физику «ломает». Не то чтобы температура кипения воды менялась, но например в радиусе сотни метров «падает» связь, с полста – отказывает электроника, в десятке метров у объектов не защищенных биополем, скажем так, густеют смазки и начинается беда с упругостью некоторых материалов, а уже в пяти – даже химреакции теряют интенсивность, и тот же огнестрел уже ничего кроме «пшика» не дает.
Не знаю, как такое вообще возможно и защитит ли кожный покров какого‑нибудь подкравшегося Т‑800, что решит меня забороть вместо того чтобы тупо оторвать голову, но аж страшно от подобных моих возможностей.
Хотя если без эмоций, то что такое эти сотня метров для тех, у кого есть и электроника, и огнестрел?
Ах, да! Еще ж рельсовую пушку я взял трофеем, которую к слову и проапгрейдил уже. Да, я сумел‑таки разобраться с источником питания и переработал его под стандарты Единства, так что на сотню выстрелов одного заряда теперь вполне хватает. Также переделал органы управления под человеческую руку, и самое главное, установил прицельные приспособления! Пусть они без электроники и привычного мне уже управления нейросетью, но сварганить оптику и приделать открытые прицельные мне было вполне по силам, а необходимые знания имелись. Так что теперь эта штука лупит, хотя лупит‑то она и на несколько кэмэ, а вот попадаю я метров на двести с рук и через «железо», ну и где‑то на шестьсот с упора и через «оптику», причем вполне уверенно. Рекорды не старался ставить, а проверял максимально приближенно к жизни.
Ах, да! Забыл еще про опыт, что мне отвесила Система за ту кровавую баню, что я устроил в пещерах. Как вспомню, так всего и передергивает. Был бы я нытиком, забухал бы или в петлю полез, но я и ранее не к мирной специальности относился, поэтому еще в той жизни как‑то со своей совестью договорился. Не то чтобы я был бесчувственной тварью, скорее чувственной… наверное тварью. Но это не мне судить. Короче, удовольствия или удовлетворения я от содеянного не испытываю, лишь осознаю что перегнул палку, но с точки зрения последствий поступил правильно. Пусть лучше слагают страшные истории про «ужас подземелий», чем ищут конкретного мальчугана ловко орудующего клинками и умеющего лишь кидать огнешары. В общем, свидетелей не осталось, и пусть с ним.
Но что‑то меня опять понесло на оправдания, видать не совсем я с совестью в ладах, но какой‑нибудь Фрейд лучше об этом доложит. Итак, за те несколько десятков душ, человеческих на этот раз, я получил ни много ни мало 21,400 ОО.
Согласен, первое что приходит на ум: может ну их эти данжи и в маньяки податься, чтоб резать командорш, раз за них так щедро отсыпают? Но нет. Увольте. Я до сих пор как вспомню глаза той последней красноволосой, то взгляд начинает то на бутылке, то на веревке задерживаться. Поэтому ни за что.