— Ты чего? — удивился Петухов.

Естественный троечник испуганно показал на доски.

— Там, под ними, кажется, медведь!

— Это же Герасим! — крикнула Фрося и вдруг с ужасом вспомнила, что вчера забыла напоить его кофе.

Обозвав себя дурой, она бросилась к Жмыхову и стала расшвыривать доски, которыми работники музея заботливо прикрыли спуск в погреб.

Одноклассники с недоумением следили за действиями Фроси.

— Ты что делаешь? — сказал Жмыхов. — Сейчас же этот медведь вылезет и нас сожрет!

— Он ручной, — всхлипнула Фрося, у которой глаза были опять на мокром месте. — Он есть только бутерброды!

Отбросив последнюю доску, она сунула голову в погреб. В полумраке тускло блестели крышки банок, похожие на огромные золотые монеты. Они широким полукольцом огибали медведя, который спал, обняв бочку с квашеной капустой.

— Герасик, — тихонько позвала Фрося, — ты спишь?

Медведь повозился, звякнув банками, громко чмокнул, но глаз не открыл. Ему снилось, что сейчас лето и он спит на согретой солнцем поленнице своего хозяина Филимона.

Фрося вынула голову из погреба и снова аккуратно прикрыла его досками.

— Что ж ты нам про своего медведя ничего не говорила? — укоризненно спросил Жмыхов. — Я, может, всю жизнь мечтал с медведем подружиться!

— Ребята, — сказал страшным голосом Петухов и на всякий случай оглянулся, — а я, кажется, знаю, кто дом украл!

— Кто? — спросила Фрося, размазывая слезы рукавом куртки.

Петухов выпучил глаза и зловеще прохрипел:

— Музей! Он находится в деревне Быки. Я там один раз был. В нем собирают разные старые постройки.

— Так надо туда поехать и спросить, по какому праву они стибрили Фросин дом! — заявил Жмыхов.

— Правильно, — согласился Петухов, — а то, если так пойдет, и у нас с тобой избы пропадут. Но как мы доберемся до Быков? Туда же прямого автобуса нет, а с пересадкой в Вологде только к ночи доедем.

Жмыхов, нахмурившись, посмотрел на друзей. Конечно, на уроках естественный троечник часто чувствовал себя не в своей тарелке. Но в жизни он был смел и решителен.

— Возьмем папин трактор. Отца сейчас как раз нет — он уехал на базу покупать запчасти и вернется только к вечеру.

Теперь насупил брови Петухов.

— Это же настоящий угон транспорта! За такие дела можно попасть под суд.

Жмыхов в ответ махнул рукой.

— Скажешь тоже! Если у родного отца, то не считается. И потом, это будет не первый раз.

Естественный троечник действительно уже дважды угонял трактор и уезжал на нем рыбачить на Косковское озеро, где водились здоровенные язи. Отец за это каждый раз драл Жмыхову уши, но про себя гордился сыном — пацан только в третий класс ходит, а уже сам на тракторе ездит!

Фрося на всякий случай спросила:

— А ты правда умеешь рулить?

— И рулить, и на правильные педали жать, — подтвердил Жмыхов. — Ладно, пошли, надо до вечера обернуться.

Тут из-за бани, которой было всего пятьдесят лет, и которая по этой причине не заинтересовала музейных работников, выскочила растрепанная Курица. Вчера, когда начали выносить вещи из дома и складывать их в амбаре, она, сознавая лежащую на ней ответственность, стала храбро защищать владения хозяев. Но чужаки только смеялись над ней. А Леня Соболь даже бросил в нее снежком. К сожалению, Герасим дрых в погребе и ничем не мог ей помочь. Поэтому Курице пришлось отступить в соседний огород к Мелентию и оттуда в бессильной злобе наблюдать, как нахалы бревно за бревном разбирают дом и грузят в машины.

Пытаясь привлечь внимание папановцев к творящемуся беззаконию, она то и дело кричала: «Кошмар!». Но каждый раз ее вопли обрывал снежками меткий музейный работник. А Мелентий дотемна ловил рыбу. В результате вернувшийся домой кузнец даже не заметил, что у соседей исчез дом. Курице же пришлось провести целые сутки на морозе. За это время она так продрогла, что у нее посинели перья.

Увидев бегущую к ней синюю птицу, Фрося сначала испугалась. Но как только она узнала Курицу, сразу засунула под куртку греться.

Наметив план действий, ребята вышли из калитки и быстрым шагом направились в Полево. По дороге они передавали друг другу птицу, и она грелась у всех по очереди. Больше всего ей понравилось за пазухой у Петухова. Во-первых, потому что от него приятно пахло коровами и козами, которых держали его родители, а во-вторых, потому что он был Петухов.

Солнце светило над Полевским районом так, что резало глаза. От него не отставали искрящиеся сугробы. Школьников окружали такие покой и красота, что трудно было понять, как в таком прекрасном мире кто-то может красть чужие дома?

Через час ребята снова прошагали по гулкому деревянному мосту. Затем они миновали школьно-магазинное крыльцо и подошли к дому Жмыхова, который, как уже говорилось, жил недалеко от места учебы и именно поэтому часто опаздывал на уроки.

У невысокого деревянного забора, под старою березой, стоял трактор «Беларусь», основательно потрепанный жизнью и механизатором Жмыховым. Естественный троечник передал Курицу Фросе и прошмыгнул в калитку. Через минуту он вернулся с ключами и брелком в виде отвертки, которым действительно можно откручивать самые маленькие винтики.

— А птицу куда? — спросил Петухов. — Мы ее чего, собой попрем?

Если бы об этом спросили Курицу, то она бы ответила, что готова отправиться за пазухой у Петухова хоть на край света. Но ее мнение в данную минуту никого не интересовало.

Почесав выступающий из-под шапки участок затылка, Жмыхов снова сграбастал птицу и, несмотря на ее протестующие крики, запер в покосившемся от старости сарае. Курица всем сердцем хотела принять участие в расследовании и была уверена, что сумеет задержать одного-двух воров. Поэтому, оказавшись неожиданно взаперти, она страшно обиделась и в отместку разбила несколько пустых банок.

Тревожно прислушиваясь к звукам в сарае и вспоминая, какие там еще есть бьющиеся вещи, Жмыхов забрался в «Беларусь». Поднимаясь вслед за ним, Петухов думал о том, что в детективах это, кажется, называется «идти на дело» и что за угон трактора его портрет наверняка снимут со школьной доски почета. А Фрося беспокоилась за бабушку. Ведь Аглае Ермолаевне, нельзя волноваться, и, значит, не стоит знать, что ее жилище исчезло среди бела дня, позабыв во дворе свои печи и погреб. Оставалось надеяться, что дом все-таки вернется в Папаново раньше бабушки.

Усевшись втроем на просторное кресло, друзья с лязгом захлопнули дверь, и естественный троечник завел мотор. Фрося почувствовала, как поджилки у нее мелко затряслись.

— Надо сначала дать машине прогреться, — важно сказал Жмыхов.

Петухов нервно оглядывал улицу через окна.

— Вот сейчас тут кто-нибудь появится и прогреет нас как следует!

Но Жмыхов был совершенно спокоен. Он представлял себя командиром корабля, который отправляется в опасный, но необходимый рейс. Наконец, повинуясь движениям юного водителя, трактор тронулся с места и поехал по дороге, качаясь на колдобинах, как пароход на волнах. Естественный троечник полустоял-полусидел на краешке кресла. Ведь если бы он сел как следует, то не смог бы достать до педалей.

Миновав последние дома главной из двух Полевских улиц, «Беларусь» покатила между заснеженных полей.

— Ты уверен, что мы правильно едем? — хмуро спросил Петухов. — Это же дорога на Кедрово! Разве нам не на Питерское шоссе?

В школе отличник привык быть на первом плане. А теперь, оказавшись на втором, чувствовал себя неуютно и пытался вернуться на привычное место. Но его целиком занял знаток тракторов и окрестных дорог Жмыхов.

— Так короче, — ответил он уверенно. — Переедем на Молочной железку, потом у Марфино через шоссе на Петрозаводск, вот тебе и Быки!

Вскоре заснеженные поля сменились заснеженным ельником. Несмотря на покрывавшие землю сугробы, он казался совсем черным. Даже страшно было представить, кто может жить в таком черном лесу. Тут Петухов обратил общее внимание на то, что им до сих пор не встретилось ни одной машины.