– Мы просто хотим порадоваться вместе с тобой! – добавила Труди.

– Со мной? Но я вовсе не радуюсь, – сказала Мими. – Если вы кому-нибудь об этом скажете, я вас прибью. Я слишком хорошо помню, как было тогда, когда я потеряла Нину-Луизу. У меня нет никакого желания ещё раз выслушивать соболезнования от каждого встречного-поперечного. Это ясно?

– Совершенно ясно, – ответила Труди. – Ой, ты можешь взять у меня все детские вещи…

– Нет, нет и нет! – Мими решительно упёрла руки в бока. – Никаких разговоров о ребёнке, абсолютно! Сделаем вид, что ничего нет, понятно?

– И как долго?

– Пока он не родится. То есть если он когда-нибудь родится.

– Разумеется, он ро…

– Заткнитесь! – крикнула Мими. – Вы всё ещё не поняли?

– Поняли, поняли, – заверили её подруги. Но уже не следующий день – по чистой случайности я снова была в магазине, поскольку не могла решить, купить мне коричневые туфли или чёрные, – Констанца принесла двухэтажный торт, покрытый голубой и розовой глазурью. Поверх глазури белыми буквами было выведено: «It’s baby!».

Увидев лицо Мими, Констанца испугалась, что торт – бисквитная мечта с чернично-малиновым кремом – может быть брошен в стену, и торопливо сказала:

– Это не для твоего ребёнка – это для э-э-э… другого ребёнка.

– Да, и для какого же? – угрожающе спросила Мими.

– Ну… моего.

– Ты беременна?

Констанца подняла торт так, чтобы Мими до него не дотянулась.

– Ещё нет, но мы с Антоном сегодня решили больше не предохраняться и положиться на судьбу.

– То есть нет никакого другого ребёнка? – Мими сощурилась, пытаясь выглядеть опасной.

– Так сказать нельзя – сегодня ночью у нас был полностью незащищённый секс, и там внутри как раз в этот момент может зародиться ребёнок – и торт именно для этого ребёнка. Вряд ли ты можешь иметь что-нибудь против. Я принесла ещё шампанское, потому что это надо отпраздновать. И тем самым я хочу тебе доказать, что можно радоваться ребёнку, даже когда его ещё не зачали. Вот так!

Мими пробурчала что-то нечленораздельное, но поскольку в этот момент вошла очередная покупательница, торт остался нетронутым. То есть до тех пор, пока Констанца его не разрезала и не поделила. Действительно вкуснейший торт на свете. Я спросила, можно ли мне отнести два куска в аптеку, и Констанца мне разрешила. Увидев меня с тортом, Юстус обрадовался.

– Наконец кто-то нормальный, – сказал он. – Потому что сегодня к нам приходят одни тронутые и извращенцы, верно, Янина?

Его ФТА восхитилась тортом.

– О, домашней выпечки?

Я была польщена, что меня не причислили к тронутым и извращенцам. Это было совершенно новое чувство. В этот момент в аптеку зашла очередная тронутая, довольно молодая женщина, и решительно направилась к прилавку.

– Мне нужен острый перец, тмин, майоран и тархун, – заявила она. Аптекарь закатил глаза, а Янина терпеливо объяснила женщине, что, к сожалению, приправами они не торгуют.

– Но это же аптека! – возмущённо воскликнула женщина.

– А ты – красный автобус, – пробормотал Юстус, но Янина ответила ангельски дружелюбным тоном:

– Да, это аптека, и поэтому мы не продаём приправы.

– Я считаю, это неслыханно! И вы смеете говорить мне это прямо в лицо! Словно вы этим гордитесь. – Женщина развернулась на каблуках и покинула аптеку.

– Наверное, она сейчас направилась в обувной магазин – надеюсь, вы торгуете тархуном? – Юстус улыбнулся мне. – Что я могу для тебя сделать?

– Я не могу решить, купить ли мне коричневые туфли или чёрные.

– Да, это действительно проблема. Янина, ты справишься без меня пару минут?

Янина, откусив огромный кусок торта, кивнула.

В «Пумпс и Помпс» все стали с любопытством разглядывать аптекаря. Я им рассказала про моего нового лучшего голубого друга, и они мне немного завидовали. В основном, конечно, из-за продукции «Ла Мер».

Правда, Труди считала, что аптекарь ни в коем случае не голубой, потому что она была лично знакома с его бывшей подругой, посещавшей когда-то её курс дыхательной терапии.

– Нет, это исключено, – сказала я, а Мими добавила:

– Он точно голубой, Труди, у него даже фамилия Детлефсен.

Констанца сказала, что в той местности, откуда она родом, очень много людей носят фамилию Детлефсен, и среди них, насколько она знает, голубых нет.

– Но этот голубой, – сказала я и рассказала, что он покрасил мне ногти на ногах. Лиловым лаком.

Тем самым я убедила Констанцу, но не Труди.

– Ну, во-первых, я считаю это дискриминацией – почему гетеросексуальные мужчины не могут красить ногти? И во-вторых, я очень хорошо помню его бывшую подругу. Мне понадобилось довольно много времени для того, чтобы помочь ей выдохнуть аптекаря из живота.

– Наверное, это был другой аптекарь, – предположила я.

– Нет, это он, – возразила мне Труди. – Я точно помню.

– Но он голубой.

– В то время он не был голубым.

Когда Юстус вошёл со мной в магазин, Труди переложила ребёнка на плечо и стала внимательно разглядывать Юстуса. За его спиной она начала делать мне странные знаки.

– Что? – прошептала я.

– Не голубой, – прошептала она в ответ.

– Почему?

– Он ходит иначе, – прошептала Труди.

– Что? – спросил Юстус.

– Батареи горячие, – громко сказала Труди.

– Не удивительно, – ответил Юстус. – При минус восьми на улице. Ну, где туфли?

Я показала.

– Хм, – сказал Юстус, рассматривая чёрную пару. – Опять чёрные? Я считаю, что они очень похожи на те туфли, которые у тебя уже есть.

– Ох. Да, верно. Тогда я куплю коричневые.

– Коричневые очень красивые. Но, честно говоря, с чем ты их будешь носить? У тебя вообще нет коричневой одежды. И я бы на твоём месте не стал бы её покупать. Коричневый – не совсем твой цвет, к тому же он очень скучный.

Я бросила многозначительный взгляд на Труди. Ну? По-прежнему не голубой?

Труди заколебалась. Но окончательно она убедилась только тогда, когда аптекарь ухватил пару лиловых туфель и сказал:

– А как насчёт этих? Они просто изумительны.

– Ну, раз ты так считаешь… – Я торжествующе улыбнулась Труди. – Сколько они стоят? Ладно, не важно. Я их куплю. В конце концов, я богатая наследница.

Правда, наследство по-прежнему заставляло себя ждать. Адвокаты, похоже, не особенно торопились, к тому же дело тормозили письма адвоката дядюшки Томаса. Поэтому февраль и первая половина марта прошли без особых изменений. Университет Санкт-Галлена, где всё ещё ждали мою дипломную работу, получал от меня письма о том, что я по-прежнему не в состоянии работать над дипломом, симпатичная риэлторша при всём старании не могла найти для меня двухкомнатную квартиру с камином, Мими по-прежнему была беременна и всё время ворчала. Фрау Картхаус-Кюртен хотя и говорила каждую неделю, что мы должны выяснить, чего я действительно хочу от жизни, особенно в отношении профессии, но, к сожалению, ничего не делала для того, чтобы раскрыть эту тайну (да я ничего другого и не ожидала). Зато терапия розовых карточек функционировала отлично, я на каждом визите могла предъявить десять и более выполненных заданий, которые делали меня счастливой по крайней мере на время их выполнения (ну, «счастливой» – это, наверное, громко сказано). Я снова читала книги, чаще пила капучино, играла на мандолине, и Констанца с Труди два раза в неделю брали меня с собой вместо Мими на пробежку.

И ещё я проводила много времени с аптекарем. Вначале мы просто ходили вдвоём в кино, но потом стали встречаться и безо всякого повода. Иногда мы шли что-нибудь выпить, иногда гуляли, а иногда просто сидели на диване и смотрели передачу «Germany’s Next Topmodel» (дома у Мими у Ронни мне было нельзя её смотреть – Мими говорила, что от этой передачи у неё отсыхают мозги). Аптекарь жил в очень изящно обставленной (а как иначе!) квартире над аптекой. Квартира была маленькая, но светлая, с тёплым полом, с окном в ванной и большим балконом, выходящим во двор. Если бы здесь был ещё и камин, то квартира была бы воплощением моей мечты.