— Ну, заплати, е-мое! Большое дело... Я же отработаю!

— Люба! Это к той сумме, которую ты мне и так должна.

— Слушай, ты меня что, первый день знаешь? Сказано, отдам!

— Эх, Любка, — сказал Боров и улыбнулся. — Хорошая ты телка... Не была бы блядью такой, я бы на тебе женился...

— Вот еще. Больно надо... Я только и жду такого, как ты... красавца...

— Ну иди сюда...

Любка послушно подошла к Борову, который тут же схватил ее и начал тискать в толстых руках, мять, словно тесто...

— Погоди... погоди ты, урод, мне же работать...

— Ничего, ничего, работа не волк... — Боров пыхтел и стаскивал с себя свитер. — Давай, давай скоренько... Тебе же еще когда? Тебе же еще вечером только... Тебе же еще не скоро... Давай, давай...

Через полчаса, когда Боров наконец уехал, Любка зашла в комнату, где лежал Толстый.

— Ну что, братан, — сказала она, — как здоровье?

— Да ничего вроде... Тащит от таблеток этих... прет просто по полной...

Толстый говорил тихо — скрутило малого.

— Класс! Лежи себе! Я с Боровом договорилась. «Больничный» тебе выписываем.

— Чего?

— Болей, говорю, на здоровье. А я за тебя буду пахать. За двоих, понял?

Толстый закрыл глаза. Лицо его сейчас было совсем детским. И не скажешь, что такое паренек перевидал, от чего другим бы поплохело по-черному. Любка смотрела на него и думала, что же из парня будет, когда он вырастет... Только бы вырос. Это тоже еще вопрос...

Толстый что-то прошептал.

— Чего ты говоришь?

Губы его снова зашевелились, и он жалко, еле заметно улыбнулся.

— Не слышу, Толстый. Повтори...

— Смотри, не лопни, когда за двоих будешь трахаться...

— Шуточки, значит... Может, ты и не больной, а? Может, ты задвигаешь просто, а, Толстый? — Любка притворно рассердилась, но, заметив, что ее игра не производит впечатления на брата, спросила уже серьезно:

— Слушай, чего тебе принести? Может, фруктов каких? Больным знаешь как полезно? Витамины там, то-се...

— Ты мне вмазку принеси лучше... Легче время пройдет... А то еще, глядишь, ломать начнет, — прошептал Толстый. — Ладно, я спать буду. Таблетки эти... Прет...

— Ну, спи, — сказала Любка и встала с постели, на которой ее брат почти не занимал места. Такой маленький...

Когда он с бодрым видом рассекал по питерским улицам, он все-таки казался крупнее. А сейчас, без широких штанов и болтающейся на худых плечах куртки, казался совсем тщедушным.

— Слушай... — снова тихонько сказал Толстый. — Я знаешь кого вчера видел?

— Кого?

— А помнишь девку в подвале? Которую ты откачивала? Которая вроде с собой кончать хотела?

Он шептал еле слышно, но Любке отчего-то стало интересно. Та девчонка, с кучей баксов в кармане, удолбанная до полной бессознанки, заинтересовала ее.

— Знаешь, я был в магазине... В «Рокси»... Она там директором сейчас, врубаешься? Крутая такая, как яйцо... Во везет, скажи?.. Прет же людям...

Толстый замолчал, и Любка поняла, что он вырубился. Да... дела... Надо бы зайти к этой, как ее... Настя, что ли? Интересные дела...

Любка вспомнила, как они расстались. Эту Настю увел какой-то молодой «бычара». С тех пор она ее ни разу не видела. Интересно... А девчонка и правда была из чистеньких... Не повезло ей крупно! Даже одежду на ней разодрали, Любка ей что-то из своего барахла дала. А, кофточку, точно! Вот! Есть повод зайти. Интересно, может, из нее и выжать что получится? Если у нее бабки есть — чего бы ей не поделиться? Как-никак от смерти спасли, где бы она сейчас была, эта Настя, если бы Любка с Толстым не подобрали ее в том парадняке?..

Вечером ей нужно было ехать в «Краб», а сейчас время еще позволяло... Прокатиться, что ли?..

Любка накинула легкую кожаную курточку и, заперев за собой входную дверь на ключ, чтобы Толстый, не дай Бог, вдруг, очухавшись, не побрел куда-нибудь на улицу — с него станется, — отправилась ловить такси. Денег у нее было аккурат до центра, в один конец...

Сухой отпустил Димку уже через пятнадцать минут.

— Если ты будешь расплачиваться налом, это снимает вообще все проблемы. Для всех. Напиши только заявление с просьбой о предоставлении разовых услуг, число не ставь... Вот так. И все дела. Никаких тебе налогов, никакой головной боли. Надеюсь, ты нам веришь?

— Если б не верил, не пришел бы, — ответил Димка.

— Ну вот. Вопрос можно?

— Конечно.

— У вас вообще, между нами говоря, серьезные планы? Я в том смысле, надолго вы там обосноваться хотите?

Заметив, что Димка как-то поскучнел, Сухой встал с кресла, обошел письменный стол и похлопал парня по плечу:

— Ты не волнуйся. Сам должен понимать, нам от вас ловить особо нечего. И подгребать к вам тоже никто не собирается. Не скажу, что все вокруг — ох какие честные Робины Гуды. Но вы для большого рэкета — слишком мелкая рыбешка. Ты не удивляйся, что слышишь эти слова от представителя охранной фирмы...

— А я и не удивляюсь. Я на своем веку не столько, наверное, сколько вы, но тоже кой-чего повидал...

— Ну, так еще проще. Нам интересно, надолго ли понадобятся наши услуги. Если надолго, то скидка будет. Нам это выгодно даже при условии, что мы помесячно меньше получаем. Есть возможность планировать свои дела на длительное время. Усекаешь?

— Чего же тут не усекать. Планируем, вообще-то, надолго.

— Отлично, — сказал Сухой. — От души желаю успеха. Я тебе это искренне говорю, парень.

— До свидания, — бросил Димка. — Спасибо за помощь...

— В общем, вот бабки, — сказал Крюгер, вываливая на стол перед Монахом пятьдесят тысяч долларов.

— Так... — Монах взял телефонную трубку, набрал номер. — Алло! Турок? Слушай, я насчет магазина этого... Ну, музыкальный магазин... Да. Слушай, они заплатили бабки. Да, все пятьдесят кусков. Чего делать-то? Погодить? Хорошо, погодим... Все... Погодить сказано, — сказал Монах, отключив телефон.

— Погодить, блин... Бомбить их надо. Взорвать к ебене матери...

— Не суетись. Тут такие дела, не до магазина сейчас. Магазин никуда не убежит. Тут на нас наезжают, сечешь?

— Что еще за новости?

— А вот такие, брат, новости.

— Кто это наезжает?

— А не пойми кто...

— Ты конкретно говори, Монах, что темнишь-то? Темнило... Одно слово — Монах...

— Конкретно ничего не ясно, говорю тебе.

Крюгер вышел из монаховского дома. И чего Монах здесь нашел? Нравится, говорит... Улица Репина — наиболее тихое место на Васильевском острове, хотя и самый центр. Этакая незатейливая улочка, соединяющая просторный Большой и суматошный, в любое время дня забитый густой людской толпой Средний проспекты. А сама улочка действительно — вроде бы и не питерской принадлежности... Провинция, одним словом. Как раз для Монаха. Угрюмый нелюдим. Какой у него к Турку-то интерес? Чего его в бандиты занесло?..

Крюгер сел в машину.

— Куда едем? — спросил Бром.

— Как это — куда? К Врачу, конечно, куда еще! Надо же нам сегодня... как это... положительных эмоций добавить.

Врачом называли некоего медика.

— А что, у Врача бабки есть?

— А не колышит... Есть — нету... Пусть отдает. Срок пришел, все, туши свет, дуй на свечку. Что значит «бабок нет»? Это не разговор. А если в самом деле нет, то хоть душу отведу...

— А Турок знает?

— А Турок мне его отдал. Затрахал, говорит, его Врач. Бери, говорит, Крюгер, пользуйся...

Ехали недолго. Возле Театральной площади Бром остановился, вышел из машины и купил пакет чипсов. Крюгер смотрел на него с заднего сиденья — как ребенок, ей-Богу...

Они поднялись пешком по широкой лестнице старого, дореволюционной постройки дома, Крюгер нажал кнопку звонка.

Дверь открыл сам Врач. Время прятаться кончилось, теперь его не нужно вычислять, искать, подлавливать по телефону. Врач, что называется, спекся. Объяснили ему, что, чем дольше он будет бегать, тем хуже будет, когда поймают. А что поймают в любом случае — тоже объяснили. Да что тут объяснять-то... Всех ловили, не было случая, чтобы должник уходил. Хоть на Канарах, хоть в Швейцарии, а доставали — шарик-то маленький...