А Иоанн и Розалинда, будет ли у них такая же духовная связь с юными влюбленными будущих поколений? — Без сомнения, да — ведь армия молодых рыцарей, которым в миру приходится пройти через множество испытаний и познаний, неразрывно связана и взаимосвязана, то же самое можно сказать и про молодых девушек, которые долгие годы постигают науку верности и терпения. Другой юноша будет воспевать просторы полей за холмом, как поет их сейчас Джон в зрелом возрасте, и другая женщина с ребенком на руках будет подходить к дверям уютного и теплого дома поздним вечером, прислушиваясь к шагам возвращающегося мужа.

Впервые я увидел Джона в часовне Св. Михаила, и мне становится смешно при воспоминании о том первом столкновении, когда я показался ему сном, а он мне божественным видением. Один, более молодой, думал, что видел сон, другой, постарше, думал, что видел привидение, но на самом деле все было более реально, чем им казалось.

В течение долгих лет у меня была традиция, в канун Рождества Святого Иоанна Крестителя, чье имя я и мой богомолец взяли при отречении от мира, ходить в церковь Св. Михаила и всю ночь проводить в молитвах. По случаю этого знаменательного события я беру с собой две свечи, которые представляются мне двумя душами, и устанавливаю их в две ниши северной стены, и когда молюсь, вокруг меня ярко и светло… Хотя зачастую в короткие ночи под ярким свечением луны и звезд, свет лучин ослабевает.

Это случилось в канун Рождества через несколько лет после роспуска аббатства. Я пошел помолиться, небо было покрыто облаками, и ночь выдалась темная. При входе в часовню меня окутала темнота, и мне пришлось пробираться к нишам ощупью. Добравшись до места, я зажег две свечи, и у меня возникло ощущение, что в часовне я не один. Но так как подобное чувство нередко посещало меня в этом святом месте, я не стал осматриваться, а сразу повернулся к алтарю, сделанному из грубо высеченного камня, припал на колени и начал молиться.

Не помню, как долго я молился, час или более, когда послышалось легкое движение за моей спиной. Резко повернувшись, в отблеске света лучин я увидел милое создание. Это был высокий, стройный юноша, довольно крепкого телосложения, с темными глазами, красивыми чертами лица и всклокоченными темными волосами. Стоял он прямо, не шевелясь, на плечах была накидка из овчины. Да, именно так изображается на многих картинах молодой Святой Иоанн, стоящий за образами Святой Девы с младенцем. Какое-то время мы разглядывали друг друга. Его полные изумления глаза были широко раскрыты.

— Как твое имя, юноша? — спросил я его.

Произнеся эти слова, я очень удивился, зачем задал этот вопрос — ведь я уже заранее знал ответ.

— Иоанн, — ответил он тихим голосом.

И я преклонил мою голову перед этим небесным образом, впервые явившимся мне.

Много различных божественных символов посылается нам с небес, но, когда мы смотрим беспристрастно на их ослепительное очарование, нам кажется, что оно земного происхождения. Кустики голубой горечавки, красота юноши, полет диких лебедей — чем это еще может быть, как не посланием Бога.

«Отец мой! — промолвил он. — Отец! — повторил он с таким человеческим страданием в голосе, что заставил меня поднять глаза и взглянуть на него еще раз, — Юноша, по-видимому, сильно напугался, увидев меня и подумав обо мне, как о неком ночном видении. Да и я, действительно, представлял из себя довольно устрашающее зрелище — седая борода, обветшалая монашеская ряса, опоясанная веревкой. Я подошел к нему, подал руку, чтобы он мог почувствовать тепло ее крови, и мы сели вместе на выступающий из пола церкви серый камень.

— Что ты здесь делаешь, сын мой? — спросил я.

— Я пришел помолиться, — ответил юноша.

— А что тебя беспокоит, сын мой?

Но на это он уже ничего не ответил, лишь упрямо сжал губы. Я не стал больше задавать вопросов, потому что у молодых людей всегда много своих неразрешимых проблем, о которых они не рассказывают старикам, и которые, сами став стариками, облегчают только молитвой.

— Я лишь хотел спросить — ты что, уже уснул, когда молился?

— Да, — ответил он, улыбнувшись, но посмотрел на меня с таким удивлением, будто мое прикосновение к нему не убеждало его в том, что перед ним живой человек из плоти и крови. — Я думал, что это неправда.

— Что именно? — спросил я его.

— Да та история о человеке, который был спасен в жестокий шторм, а потом построил эту часовню и молился за спасение тех, кто подвергается опасности в море.

— Он жив, — ответил я, — и ты можешь сейчас поблагодарить его за молитвы.

Он взглянул на меня снова, при этом его глаза так и закрывались от усталости.

— Ты еще не проснулся, сын мой, — улыбнулся я, — лучше приляг и поспи.

Только он прилег, как сон моментально охватил его. Удивительно, как он мог так спокойно спать в таком странном месте, лежа на полу на своей овчине: но люди в юном возрасте, особенно сильно уставшие, могут спать в любом положении. Какое-то время я смотрел на него, очарованный его красотой, и увидел висевший у него на боку резной рог, украшенный серебром. Ближе к утру, после очередной молитвы, загасив свечи, я покинул часовню. Мальчик по-прежнему спал. Я подумал, что, возможно, когда он проснется, я покажусь ему только сном.

Прошло более года, прежде чем я снова увидел Иоанна, и опять в этой часовне. Было типичное для запада мягкое и теплое начало декабря. Уже детишки повсеместно стали готовиться к Рождеству — мастерить подарки, пряча их в потайные места, и делать украшения в виде нанизанных на нитки ягод.

Как-то вечером, как раз перед тем, как сумерки переходят в ночь, я пошел в часовню помолиться. В тот день я, утомленный и печальный, медленно тащился по тропинке, опустив голову. Поднявшись почти на самую вершину, я остановился перевести дыхание, поднял глаза — и то, что я увидел, заставило меня забыть обо всем — усталость и печаль слетели с плеч, словно мантия. Дерево, как в сказке, светилось божественным сиянием. На самом деле это был обычный тис, скрученный сильными ветрами, который в то время рос недалеко от двери в часовню, но превратившийся в этот магический час в сказочное дерево.

Сквозь его ветви просвечивало холодное зеленоватое небо, с синим, как у цветков горечавки, отливом, а звезды, мерцающие в кроне, походили на пляшущие серебряные огоньки. Серповидная луна проглядывала сквозь ветви, словно запуталась в них. Присмотревшись повнимательнее, я увидел охотничий рог, свисающий с дерева. Опустив взгляд еще ниже ветви, где висел рог, я увидел стоящих рядом юношу и совсем юную, почти ребенка, девушку. На земле, позади них, сияли горящие свечи, освещая возвышенную красоту их серьезных лиц и спокойные цвета их сказочных одежд. Мне показалось, хоть не берусь утверждать с уверенностью, что платье девушки было заткано розовыми и серебряными цветами, а его короткая светло-зеленая курточка была опоясана алым ремешком. Их фигурки казались такими невесомыми и прозрачными, что я не могу описать их обычными земными словами. Дух юности витал под деревом, такой хрупкий, невинный и мимолетный, как радуга или всплеск крыла зимородка.

Их лица невозможно было забыть: смущение, первая грусть молодости — это то, что старость, увидев, вряд ли может выдержать. Лицо девочки, похожей на эльфа, выглядело печальным и бледным на фоне темных локонов. Щекой она прижималась к груди любимого, немного повернув лицо в мою сторону так, что я видел горькое выражение ее детского рта, большие, сухие, но омраченные искренним испугом глаза. Мальчик обнимал ее, и, хотя она тоже крепко держалась за его плечо, если бы он отпустил ее, я не думаю, что девочка упала бы. Несмотря на кажущуюся грациозность гибких черт ее тела, облаченного в изящное легкое платье, в ее фигуре чувствовалась сила.

Но в этой сцене расставания мое внимание все-таки больше захватил мальчик, а не девушка. Да, это был Иоанн, ставший немного взрослее, но такой же, как мне показалось, мечтатель, на которого голая реальность жизни обрушилась со всей своей жестокостью. Если ее лицо выражало спокойствие, которое говорило о запасе недюжинной силы и походило на лед под глубоким омутом, то лицо мальчика говорило, что силы напряжены до предела. Он начал шептать ей.