Старик не прерывал своих воспоминаний.

— И ты, мои внучек, должен помнить, что принят на место мужчины и непристойно тебе работать на полях вместе с женщинами.

Мальчик жалобно посмотрел на мать. Она ему уже подарила легкую мотыгу и обещала взять с собой, как только начнутся работы на маисовых полях, доставляющие, как ему казалось, радость. В ответ на свой жалобный взгляд он поймал в глазах и на уголках губ Лучистого Полуденного Солнца едва приметную усмешку, рассеявшую все его сомнения.

Несколько смущенный, он посмотрел на дедушку. Это уже не был величественный старец, со своей странной воркотней: перед ним был старый, трясущийся человек, черпающий дрожащей рукой маисовую кашу. Дедушка много значил в его жизни, но родители больше, особенно мать. Невольно Синяя Птица старался крепче ухватиться за длинную желтую блузу-рубашку Лучистого Полуденного Солнца, входя в дом, совершенно так же, как впервые входил в темный коридор Длинного Дома, позади тетки Круглого Облака.

На следующее утро Синяя Птица не мог пойти к рыбной заводи, потому что должен был оставаться у южного входа и ухаживать за дедушкой. Старик сидел на своей циновке на солнышке и грелся. Он все время что-нибудь требовал: то немного табака, то второе одеяло, то просил натянуть старую заячью шкуру на его спину, и мальчик должен был все это делать.

Печально смотрел Синяя Птица на товарищей, уходивших к реке. Вскоре они затерялись среди домов, еще раз показались вдалеке на поле и окончательно исчезли за Голубым лугом. Интересно, сколько же рыбы набралось сегодня в вершу?

Досадно, что именно сегодня он должен был ухаживать за дедушкой. Неужели нельзя это дело поручить малышам? Нет, те наделали бы много глупостей. Нет, этого нельзя!

А маленькие дети снова играли в «кривую тропинку». Длинной цепочкой бегали они кругом высокой и толстой маисовой ступки, в которой тетка Красные Глаза толкла маис. Каждый ребенок держался левой ручонкой за кушачок впереди бегущего, а правой ловил вылетающие из ступки зерна. Бесконечно бегали цепочкой вокруг ступки то в ту, то в другую сторону. «Ийо-хе-ха, Ийо-х-хе…» У тетки, наверно, закружилась голова. «Рруммс!» Она бросила пестик в ступку и подняла кулаки. Как стая куропаток, рассыпались во все стороны малыши, преследуемые громко лающим Шнаппом. Синяя Птица искренне смеялся. Но тетку Красные Глаза легко можно было рассердить.

Наконец маисовая крупа была готова и тетка ушла в дом. Поселок залила теплая, ласковая тишина весеннего дня, почти не нарушаемая кряканьем диких уток, монотонным треском камышевок и жалобными криками гусей, возвращающихся с юга. Только тихое покашливание дедушки напоминало о существовании людей.

Глухие, равномерные удары неожиданно поплыли в воздухе. Мальчик поднял голову. Это снова били в барабаны ленапы. Уже несколько дней они бьют в военные барабаны и танцуют вокруг покрытых ярко-красными полосами столбов, снаряжаются в поход против Длинных ножей, на границу по другую сторону гор. Каждую весну, ненасытные в своей ненависти к белым, они отправляются туда.

К счастью, ирокезы не идут с ними. Ни старшие, ни младшие родичи и в этом году не подняли томагавка войны. Но ленапов не удержать. Возможно, уже поутру они уйдут. Длинной безмолвной змеей-цепочкой пойдут воины с раскрашенными лицами, с воткнутыми в волоса перьями в красных пятнышках.

Мысли мальчика невольно были поглощены происходившим вокруг. Он знал, что значит этот барабанный бой: это сильные удары в двери домов, это полные страха крики детей, это огненные языки на крышах и чердаках! Куда могли направляться ленапы? Может быть, в Рейстоун?

Непроизвольно раскрылись губы Синей Птицы.

— Не можешь ли ты мне сказать, дедушка, куда ведет военная тропа ленапов? Скоро ли они вернутся, или они уходят надолго? — Он смущенно умолк, а старик погрузился в угрюмое молчание. Но наконец дедушка заговорил, и Синяя Птица знал уже заранее, что скажет старец.

— Мой внук, ты еще очень молод и должен ждать, когда тебя самого спросят. Не подобает начинать первому разговор со старшими. Но я тебе хочу сказать:

ленапы пойдут тропой гнева и войны против Длинных ножей.

Маленькие, обычно мутные глаза старика на этот раз удивительно живо смотрели на мальчика.

— Я слышал, что склоны гор на Восходе освобождены от белых? Веришь ли ты, что мы совершенно изгоним бледнолицых с нашего острова?

— Нет, никогда! Их слишком много.

Старец поник. Но вот он снова, казалось, сам для себя, заговорил.

— Ты сказал правду — их слишком много! Когда отец моего дедушки еще был жив, индейцы жили на Восходе у Великого Озера. Прерии были полны бизонов; олени и антилопы носились повсюду, и охотники приносили легкую добычу. Там мы жили счастливо и в довольстве, пока не пришли Длинные ножи и не изгнали нас. Последнее время мы жили в долине Шауни.

Синей Птице пришло в голову, что, возможно, старик был из племени шауни и, видимо, еще мальчиком, так же как и он сам, был усыновлен ирокезами.

— И там, в долине Шауни, мы были счастливы, — продолжал старец. — На каждом ручье водились бобры; а сколько было оленей и медведей! Женщины выращивали маис, дети играли на солнце, и их смех вливался в тихое пение старых мужчин и женщин, вспоминающих свое детство. На холмах шаманы искали травы, и травы эти были так сильны, что изгоняли духов болезни. Но и эту землю мы должны были покинуть, потому что пришли Длинные ножи. Долину Шауни белые теперь называют долиной Юниата.

Мальчик вздрогнул. Его будто подменили, когда он услышал название своей родины — Юниата! Он снова почувствовал себя белым и позабыл все: новых родителей, Длинный Дом Черепах, товарищей своих игр и даже почтение к старцу. Он закричал:

— Это же наша земля! Все, что лежит по другую сторону гор, принадлежит нам, англичанам! Красным мундирам!

Досада на несостоявшуюся рыбную ловлю, таинственный грохот барабанов ленапов, забота о далеких ему «родственниках» — все это вылилось в крике Георга: «Это же наша земля!»

Старец не упрекал. Но тихий ответ его, точно удар, потряс и привел в смятение возбужденного мальчика.

— Но где же тогда лежит земля индейцев?

Ошеломленно посмотрел Синяя Птица в дряблое, испещренное морщинами лицо старика. «Здесь!» — хотел ответить он, но звук застрял в горле. Здесь все захватили французы, объявив, что земля по эту сторону гор принадлежит им.

Малый Медведь как-то сказал: «По ту сторону гор английские красные мундиры, — по эту — французы, а между ними лишенные родины краснокожие».

И вот снова вспомнились слова отца. Белые ведь действительно отняли у индейцев всю их землю — и здесь и на Юниате, и на длинном пути к Филадельфии, и дальше Филадельфии-до самого океана. Разве не прав дедушка? Разве не правы ленапы?

Где же земля индейцев?

Глава 14

Поля, где работали женщины, были далеко. От поселка их отделяли зеленые луговинки и заросли крапивы.

Через два дня после ухода ленапов мать впервые вышла в поле. Сошли талые воды, и землю можно было подготавливать для нового посева.

Синяя Птица взял свою красивую мотыгу с собой, но ее пришлось отложить: детям предстояло работать руками. Мальчик удивился. Здесь, в поселке Плодородная Земля, не знали еще ни плуга, ни бороны. Неужели женщины хотели обработать поле своими маленькими мотыгами? Мотыга представляла собой кленовую палку, под прямым углом к которой крепилась острым краем вниз лопаточная кость оленя или другого крупного животного. С таким примитивным орудием обработка земли займет, пожалуй, не меньше месяца.

Женщины поселка выбрали на это лето вождем полевых работ Лучистое Полуденное Солнце. Мать распределила общие работы, и постепенно все пришло в порядок.

На северном конце поля, у кладбища, лежали поля ленапов: бедные, небольшие участки, для обработки которых было достаточно жителей одного дома. Ленапы сеяли очень мало маиса и еще меньше сажали тыквы и фасоли. Все у них выглядело так, точно они живут здесь временно и, гонимые Длинными ножами, если не сегодня, то завтра уйдут.