— Народ! — Петрович вновь решил не тянуть кота за… хвост. Вот этим он мне нравится: быстро и конкретно. — Многие уже знают, что обещанная профессором — он махнул рукой в сторону Ёсича, — помощь, это вот эти двое мужчин: Стас и Андрей. Они прошли почти весь город и предлагают реальный выход из нашей ситуации.

Внезапно его перебили. Вот уж не думал, что противостояние со Скрябиным начнется так быстро, хотя и ожидал его. Толстый взмахнул рукой, привлекая к себе внимание:

— Петрович, погодь! — Громкости ему было не занимать. — Ты что, всерьез рассчитывает, что два мужика с одним арбалетом и бесполезными пукалками спасут тебя от гнева людского? Народ-то ропщет! Какая это помощь, а?! А? Что они смогут? Или ты, Евдокия, веришь, что они прямо тут двумя хлебами всех накормят до отвала?

Не стал я ожидать дальнейшего развития конфликта, каюсь, терпения во мне маловато.

— Помощь? А вот это как тебе? — И, сорвав с плеча ружье, я выстрелил поверх толпы. Все аж присели, до того неожиданно звук выстрела метнулся между стен монастыря. Да, не так я хотел начать знакомиться…

— Устроит, Скрягин? — Я намеренно исказил фамилию, вызывая его на открытое противостояние со мной. — Только тебе я помогать не буду. Сначала научись старших не перебивать.

Я сделал шаг вперед, максимально выделяя себя из группы стоящих на ступенях:

— Не так я хотел начать знакомиться, люди. Но это не дело, если не будут разные тут давать слово сказать. Помощи хотите? Еды у нас нет и взять её негде, да не те мы с напарником люди, чтобы последнюю корку на всех делить. А предложить мы можем только одно — стать такими, как мы. Мы можем не есть почти неделю, умеем стрелять из огнестрельного оружия, лечить умеем других и наши раны заживают за час. И ещё: мы не прячемся от монстров, мы их уничтожаем! Профессор прав: нельзя убивать Стражей и домовых, а вот других тварей мочить — это правильно. И надо это делать, если хотите вернуться в свои дома, возродить город, жить, как раньше. Детей спасти если хотите — то принимайте наше предложение. Мало вам? — Вроде никто и слова не сказал, но меня понесло:

— Смотри, Крабин! — Над головами толпы рванулся вверх огненный шар. — Хороша зажигалочка? Каждый так сможет! — Этот эффект я решил использовать скорее даже не для детей, после выстрела протиснувшихся в первые ряда, а для их родителей. — И сможет защитить вот их!

От моего пальца, направленного в сторону подрастающего поколения, шарахнули в стороны, но я даже не обратил на это внимания, продолжая нести свет истины и иную околесицу в массы:

— Я не принуждаю вас! Хотите — уходите из города на подножный корм, хотя скорее это вы станете пищей для монстров. Что за городом твориться, знаете? Вот, никто там не был. А там хаоса побольше будет, я уверен. — Правда, уверен, случившееся в парке «Торпедо» меня в этом убедило полностью.

— Слышали уже наверно, что мы вампиры. — Ага, не все слышали: люди шатнулись, стали переглядываться, пошел говор. — Да, вампиры. Но кровь для нас с напарником не смысл жизни, без неё нормально существуем. А вот способности у нас действительно необычные: мы быстрее любого из вас, наши раны очень быстро регенерируется, мы слышим мысли друг друга. Да, жить нам на освященной земле очень трудно, сейчас я даже чувствую, как из меня силы уходят, но и не нужно нам жить в одном месте. Есть не надо, спать — не надо, со Стражами ровные отношения. Чем не новый человек для этого нового мира?

Ото меня понесло! Без подготовки и не с листочка такую им речь задвинул, сам себя заслушался. Оратор-самоучка, талант, одним словом.

— Короче, народ. Скрябин, тебя тоже касается. — Кинул я в его сторону, увидев, как он что-то зашептал соседу. — Хотите жить, а не выживать — мы ждём вас за воротами. И ещё, напоследок…

Быстрым движением я накинул покров тьмы, вслед за мной в сторону шагнул Андрей, скрываясь под заклинанием. Сделав пару шагов, мы аккуратно пристроились около стены.

Наше исчезновение было настолько неожиданным, что только через пару секунд толпа вышла из ступора и загудела. Мы специально не стали никуда уходить: если всё получиться, нам с этими людьми существовать дальше в очень тесных отношениях и знать их подноготную — первое дело.

Ничего нового не узнали: серьезных лидеров среди них не было, минут через десять толпа разбилась на несколько групп. Самая большая, человек под сто, состояла из монашек и примкнувших к ним детей из воскресной школы и кадетов; следующей по численности была группа человек в сорок, объединенная вокруг Скрябина; ещё несколько мелких групп из неопределившихся заполняли пространство между ними. Петрович видно и впрямь был таким зиц-председателем и с удовольствием скинул с себя управленческие полномочия, примкнув к матушке Евдокии и её гвардии. С ним же ушёл и профессор.

А вот теперь и развернулась борьба за неприкаянных. Первым на порожки храма выскочил активный Скрябин:

— Люди! Мы тут подумали — а за каким лядом нам эти спасители нужны? Без них жили, без них и проживем дальше. Мутанты какие-то…

Тут уже ему не дали договорить, в одной из групп неопределившихся вверх взметнулась рука:

— Серега, слышь, хватит трепаться попусту! Что предлагаешь-то? Конкретно.

Вот горлопан этот Скрябин, реально. Такой простой вопрос выбил его из колеи, он стушевался, попробовал что-то сказать, но лишь издал пару несвязных звуков. Помощь нам пришла, откуда не ждали. На ступени легко взмахнула матушка Евдокия. Ее голос буквально в несколько слов заставил вновь загудевшую толпу затихнуть:

— Люди добрые! Конкретно — надо идти за Стасом!

Этого даже я не ожидал. Настоятельница, которую я прочил своим самым упертым противников в деле вампиризации населения, уверенно встала на мою сторону.

— Все правильно говорят Бранцев и Стас. Надо уходить. Еды в городе для нас нет, а выйди мы за город — неизвестно, что нас там ждёт. Взрослые едва стоят на ногах, завтра кончится еда и для детей. У нас есть сегодняшний день, в который надо принять решение. И, с Божьей помощью, мы с сестрами решили — не отрекаясь от Господа нашего Иисуса Христа, принять предложение Стаса. Не сразу. Сейчас только я пойду к нему, пусть только меня превратит. Сестры мои верят мне и то, что со мной произойдет, станет для них истиной. Время у нас есть, Господь нас не оставит и сохранит. Не надо ссор, я прошу тебя, Сергей, — она обратилась к стоявшему рядом Скрябину, — смута нам не нужна, Господь и так наказал этот город.

И то ли ее тихий, но уверенный в принятом решении голос, то ли эти ярко-прозрачные глаза, видевшие человека насквозь, но толстяк не сказал на слова против, только согласно кивнул и сделал шаг назад, освобождая дорогу в сторону ворот. Люди тихо смотрели вслед зашагавшей к выходу из монастыря настоятельнице.

Мы с Никитиным еле успели тихо опередить её, как вдруг услышали сзади тихий смешок:

— Что, не ожидали такого от хранительницы веры? Да не бежите вы от меня, не буду догонять, не по возрасту мне с вами соревноваться. — Обернувшись, я увидел, что она смотрит в нашу сторону. Как? Будто в ответ на невысказанный мной вопрос, она ещё раз усмехнулась:

— Не вижу, не вижу я вас. А вот зверьки ваши видят и охраняют. — Точно, у самих моих ног уселся Скрош, а Тони чуть поодаль, рядом с Андреем. Вот тебе и тёмные рыцари под покровом тьмы!

Уже за воротами скинули заклинания и со смущенным видом предстали перед улыбающейся настоятельницей.

— Почему, матушка? — Мой вопрос, я так понимаю, был логичен, поэтому уточнения не потребовал:

— Как, почему, Стас? Верю я тебе, вот и все. И Господь мою веру укрепляет, — она перекрестилась, — правильно это будет, если спасёмся мы все, пусть даже и таким странным образом. Детей спасём. А земля монастырская — так-то земля просто, Господь и вера в него в душах наших, а не в земле и не в храмах. Нельзя костенеть в своих принципах. Найдём новую обитель, жить будем — будут новые алтари, детишек крестить по-старому, исконному станем — в открытых купелях рек и озёр. Верю я тебе, Станислав, так что не тяни, делай свое дело.