– Я понимаю вас, – сказал Муратов, – и согласен с вами. Но тут не подобие, а полное сходство.

– И это не удивительно. Я с самого начала был абсолютно убежден, что мы увидим человека. Так и оказалось. И вот почему я был в этом уверен. Я разделяю вашу точку зрения. Корабль, который подлетал к Гермесу, принадлежал именно хозяевам разведчиков. Они знают, и знают хорошо, нашу Землю. И они решились, в данный момент не важно, по каким причинам, решились высадить на астероид одного из экипажа своего корабля. Мы не знаем, зачем они это сделали, но можем быть совершенно уверены в том, что они не сомневались: их товарищ найдет общий язык с нами. А такая уверенность никак не могла возникнуть, если бы мы и они не были подобны. К существам, отличным от них самих, никогда не послали бы одного человека.

– Все это так, – с оттенком досады сказал Муратов. – Но вы говорите – подобие, подобие! Откуда же не подобие, а абсолютное тождество? Нельзя же считать, что зеленый налет на коже – решающее различие. На Земле между расами большее различие.

Легерье пожал плечами.

– Удивляюсь, – сказал он, – откуда у вас такой атавизм? Подсознательно вы повторяете то, что говорили и писали десятки лет назад. Тогда это было понятно. Слишком близки были еще века владычества религиозных верований. Человек казался самому себе чем-то исключительным в природе. Трудно было допустить, что где-нибудь может существовать такое же «совершенное», подобное божеству, существо, как человек Земли. Отсюда теории о возможности для природы создавать бесконечные формы – вместилища мозга. Подчеркиваю – создавать в одинаковых условиях. А если стать, стать твердо на точку зрения, что человек – создание природы, то нетрудно понять и то, что природа везде, где условия одинаковы, создает одно и то же. У природы нет разума, она действует, если можно так выразиться, «интуитивно». Действует просто и, самое главное, естественно.

– Все не то, – сказал Муратов. – То, что вы говорите, я и сам знаю.

– Вас смущает, что Гианэя – копия земной женщины, и притом женщины белой расы. Так ведь? Давайте подойдем к вопросу с другой стороны. Поменяемся ролями. Пусть не они, а мы сами исследовали пространство вокруг нашей планетной системы. И обнаружили несколько населенных миров. Пусть обитатели этих миров различны по внешности. Есть совсем не похожие на нас, есть подобные нам. А есть и совсем тождественные. С кем же мы свяжемся первыми? С кем произойдет первая встреча?

– На Земле несколько рас.

– Совершенно верно. Естественно ожидать понимания от подобных самому себе. Гианэя принадлежит к человечеству или части человечества такой планеты, где мыслящий разум облекся в ту же форму, что и на Земле, и притом наибольшее сходство у них и у людей белой расы на Земле.

– Значит, все-таки это случайность?

– Да, но случайность закономерная и естественная. Ничего странного я здесь не вижу. Скажу более; я был бы очень удивлен, если бы случилось иначе.

– Значит, по-вашему, они имели выбор?

– Похоже на то. Но может, конечно, и так случиться, что они и не имели выбора. Просто первая же населенная планета, которую они нашли, оказалась населенной одинаковыми с ними людьми. Тот факт, что Гианэя свободно дышит нашим воздухом, доказывает тождество Земли и ее родины. А такое тождество, по моему глубокому убеждению, не исключение, а правило в близкой к нам области вселенной. Я говорю о звездах класса нашего Солнца. У других звезд планетных систем не обнаружено. С их стороны было совершенно естественно и логично искать населенные миры возле звезд, подобных их солнцу.

– Вы думаете, что ее родина где-то близко?

– Это вытекает из предположения, что разведчики посланы ими. Нельзя допустить, что их послали к нам из туманности Андромеды. Должна быть цель. Другое дело, если мы ошибаемся и Гианэя не имеет никакого отношения к разведчикам. Тогда она могла явиться откуда угодно.

– А чем вы объясняете зеленый оттенок ее кожи? – спросил Муратов, желая переменить разговор и оставить тему, где он чувствовал превосходство собеседника.

Легерье улыбнулся.

– Вы сами понимаете, что на этот вопрос я не могу ответить сейчас, – сказал он. – Происхождение зеленого оттенка выяснится, когда Гианэю обследуют медики. Если она согласится на это.

– Если согласится? – удивленно спросил Муратов. – Как можно даже допускать возможность отказа? Это же совершенно нелепо со стороны разумного существа, попавшего на другую планету. Не может же она не понимать, что наука Земли захочет ознакомиться с ее организмом? Содействовать в этом – ее нравственный долг.

Несколько минут Легерье молчал.

– Вот что, Муратов, – сказал он наконец. – Я рад, что вы заговорили об этом. Я не хотел ни с кем делиться своими наблюдениями, чтобы не создавать впечатления, которое может оказаться ложным. Но раз мы затронули эту тему… Скажите, вы не заметили в поведении Гианэи ничего особенного?

– Я заметил только, что она держится с поразительным спокойствием. В ее положении это даже неестественно.

– Да, конечно. Оказаться в чужом мире, среди чуждых не только ей, но и всему человечеству, к которому она принадлежит, людей и держать себя так, как она, – неестественно. Вы правы. Но мне кажется, что тут другое. – Легерье в волнении прошелся по каюте. – Очень бы хотелось, чтобы вы доказали мне мою неправоту. Буду говорить прямо. Вам не кажется, что Гианэя держится не спокойно, а высокомерно?

Муратов вздрогнул. То, что сказал Легерье, сходилось с его собственными мыслями. Ему самому часто казалось, что в поведении чужеземки проступает сознание своего превосходства над окружающими, но он старался не поддаваться этому впечатлению.

– Да, – ответил он, – казалось, и не раз. Но, может быть, это не высокомерие, для него нет причин, а просто манера держаться, свойственная этим людям. Ведь они не люди Земли.

– Возможно. Мы не знаем их. Но при таком полном внешнем сходстве не только тела, но даже одежды, психика должна быть тоже сходной. Но оставим это. Почему она приняла все наши заботы о ней как должное? Никаких признаков благодарности. Вы помните, когда Вестон повторил сказанное ею слово «Гийанейа», полагая, что оно означает приветствие, она гордо, именно гордо вскинула голову и снова сказала то же слово, указывая на себя. Это было ее имя. Она сделала это так, словно ее оскорбило непонимание. Разве человеку Земли, впервые встретившемуся с обитателями иного мира, придет в голову сразу же назвать свое имя? Мне кажется, что это именно высокомерие, сознание своего превосходства. Но допустим, что у них так принято. Когда наш врач, выполняя программу биологической защиты, предложил ей сесть в бассейн, она хорошо поняла, поняла сразу и беспрекословно выполнила требуемое. И разделась, не ожидая, когда выйдут присутствующие, при всех. Вы скажете, что в их мире нет женской стыдливости, что у них опять-таки так принято. Сопоставим это с другим фактом. Она явилась к нам в женском платье, и покрой этого платья отнюдь не говорит об отсутствии в их мире таких женских свойств, как кокетливость и стыдливость. Вспомните – спина совершенно открыта платьем, но прикрыта волосами. Это очень характерно. Даже самой кокетливой женщине Земли не придет в голову явиться в чужой мир одетой таким образом. Почему она не в костюме астролетчика? Почему она посчитала нужным показаться нам «во всем блеске красоты»? И после этого она раздевается при всех. Здесь уместно вспомнить глубокую старину. Римские патрицианки раздевались при своих рабах, не считая их людьми.

– Вы впадаете в противоречие, – сказал Муратов. – Если она не считает нас равными ей людьми, то зачем же было «поражать» нас «блеском красоты», как вы сказали?

– Никакого противоречия. Как раз наоборот. Явиться перед нами не рядовым астролетчнком, а именно «госпожой» – вот, по-моему, мотивы ее поведения.

– Госпожой, – повторил Муратов. – Разве в мире, техника которого дошла до межзвездных полетов, могут сохраниться понятия «господин» и «раб»? Вы ошибаетесь, Легерье. Все это можно объяснить гораздо проще, одним словом – обычай. У них такие обычаи. Отличные от наших и потому не понятные нам.