– Она вам посоветовала?

Снова, как недавно на ракетодроме Селены, по лицу Гианэи скользнула пренебрежительная улыбка. И Муратов понял, что эта улыбка относится не к Марине, а к нему самому. Гианэя удивлялась его недогадливости.

«Положительно, я не умею говорить с ней, – подумал Муратов. – Забываю, что она не земная женщина, что у нее иные понятия. И сам же порчу се мнение о себе».

Ему захотелось тут же рассказать ей о мотивах ее поведения, доказать, что он ее хорошо понимает, но он удержался, зная, что этим только ухудшит положение. Она расценит его слова как хвастливое желание показать свой ум, и в ответ он получит новую пренебрежительную улыбку.

«Сам виноват, – думал он. – Это урок на будущее. Таких ошибок допускать нельзя».

– Меня никто не уговаривал, – сказала Гианэя. – И никто мне ничего не советовал. Для этого надо знать то, что знаю я и чего никто не может знать на Земле. Откуда могла знать Марина, что я могу принести пользу в вашей экспедиции? Это знаю только я.

– Вы хотите помочь нам найти спутников?

– Вы странно их называете. Но наше название непереводимо на ваш язык. Да, я хочу помочь вам и могу это сделать. Марина сумела доказать мне, что это мой долг. Надо быть последовательным, – повторила Гианэя. – То, что вы хотите найти и что надо найти как можно скорей, невидимо для вас, но видимо для меня. Наши глаза видят больше, чем ваши. Я это давно знаю, Так скажите, возьмут меня или нет?

– Конечно, возьмут. И даже с радостью. Я сейчас же сообщу о вашем желании Стоуну. Это начальник экспедиции, – пояснил Муратов.

– Я знаю.

Муратов воспользовался удобным случаем.

– Да, – сказал он, – я и забыл. Вы всегда точно знаете, кто у нас является старшим в данный момент.

Он видел, что Гианэя поняла его намек. Но она ответила «не отвечая»:

– Я прочла об этом. Вернее, мне прочла Марина. В Японии – (в первый раз, говоря по-испански, Гианэя немного запнулась на этом слове) – у нас не было ничего на языке, который я знаю.

Она встала.

– Спасибо, Гианэя, – сказал Муратов. – Спасибо от имени всех. Я очень рад, что вы изменили свое отношение к нам.

– Это могло случиться раньше. Здесь ваша вина, Виктор. Не нужно было пренебрегать мной.

Он даже не нашелся, что ответить на такое заявление.

– Думаю, что у вас найдется костюм для меня. Мы с вами почти одного роста.

– Конечно найдется. Вы видели наши «космические» костюмы на Гермесе. Похожи они на ваши? – Муратов не мог удержаться от соблазна еще раз попытать счастье.

На этот раз ему удалось достичь цели.

– Не совсем, – ответила Гианэя. – Но в общем они похожи.

– А мы думали, что ваше платье золотого цвета – это и есть костюм для полетов.

– Нелепое предположение, – резко ответила Гианэя. – Разве можно быть так одетой в полете?

– Почему же вы явились к нам именно так? Ожидая ответа, он затаил дыхание. Откроется ли одна из загадок или нет?..

Его охватило глубокое разочарование, когда Гианэя вместо ответа сказала:

– До завтра! Не надо провожать меня. Я знаю, что у вас существует такой странный обычай. Здесь близко.

– Где вы остановились?

– Мне сразу указали, как только я прилетела. Не знаю, как называется эта улица, но дом рядом с вашим. – Она посмотрела на него знакомым уже пристальным взглядом. – Вы сказали, что рады изменению моего отношения к вам. Это неверно. Оно осталось прежним. Но я многое поняла. И не буду объяснять, что именно. Вы этого все равно не поймете.

В этот момент она напомнила Муратову прежнюю Гианэю, «гордую и высокомерную», какой она казалась всем на Гермесе.

– Попробуйте! – улыбнулся он. – Может быть, я способен понять вас.

– Вы? – она подчеркнула это слово. – Возможно. Я хочу думать, что это так, – прибавила она. – Я должна так думать. Но я хотела бы, чтобы меня поняли все. До свиданья!

Оставшись снова один, Муратов долго сидел в кресле в глубокой задумчивости. Он пытался понять, что хотела сказать Гианэя последней фразой.

Он понял это, но не сейчас, а много позже.

Глаз человека воспринимает сравнительно небольшой участок спектра лучистой энергии, ограниченный с одной стороны красными, а с другой – фиолетовыми волнами. Этот участок носит название «видимого». Инфракрасные и ультрафиолетовые лучи, отличающиеся от видимых только длиной волны, уже не раздражают зрительные нервы и не дают светового ощущения, хотя по своей природе они одинаковы с видимыми.

Глаз – чувствительный и достаточно точный орган, но считать его совершенным нельзя. Вполне могут существовать другие органы зрения, способные воспринимать как свет более широкую полосу частот. На Земле многие так называемые ночные животные, например совы или филины, видят инфракрасные излучения нагретых тел, что дает им возможность охотиться в темноте.

Было известно, что глаза Гианэи более дальнозорки, чем глаза людей Земли. Теперь, после того, что она сказала Муратову, стало очевидно, что не только этим она отличается от «землян», не только остротой зрения, но и тем, что способна видеть как свет лучистую энергию, не воспринимаемую глазами человека Земли.

В каких же пределах? Какой участок спектра доступен ее зрению? Что она видит, более длинные или более короткие волны? А может быть, и те и другие?

Пока это оставалось неизвестным. Но теперь, когда Гианэя ступила на путь откровенности, была надежда, что она согласится, чтобы ее зрение обследовали окулисты.

Участники Седьмой экспедиции с удовольствием приняли Гианэю в свой состав. Ее участие в поисках сильно повышало шансы на успех даже в том случае, если она не знает точного местонахождения базы. Ведь она сказала, что может увидеть ее – невидимую для людей.

Между разговором Муратова с Гианэей и стартом звездолета прошло немного времени – всего одна ночь, но «открытие» успело разнестись по всему миру. Уже утром стало известно мнение видных ученых относительно зрения Гианэи. Большинство склонялось к тому, что она видит как свет инфракрасный участок спектра. Общее сходство организма Гианэи и людей Земли заставляло думать, что вряд ли ее глаза настолько отличаются от земных, что могут безнаказанно переносить вредный для зрения «ультрафиолетовый свет». Это мнение подтверждалось тем, что в южных местностях Гианэя носила темные очки, когда бывала на солнце, так же, как это делали земные люди.

Если догадка была верной, то Гианэя могла сыграть в экспедиции роль своеобразного живого инфракрасного экрана. Такой «экран» был, конечно, во много раз удобнее и надежнее любого прибора.

Марине Муратовой предложили сопровождать Гианэю.

– Я совершенно не нужна, – ответила она. – Гианэя может говорить с Виктором. Кроме него, еще три участника экспедиции владеют испанским языком. Мое присутствие не диктуется необходимостью. Зачем вам лишний и ненужный человек?

Из разговора с сестрой по радиофону Муратов узнал подробности той беседы, которая натолкнула Гианэю на мысль лично принять участие в полете на Луну.

– Мы говорили с ней о моральной стороне ее поступка, – сказала Марина. – Я старалась убедить ее в том, что она «выдала» планы своих соплеменников из чувства человеколюбия и из благородных побуждений. И, видимо, мне удалось этого добиться. Очень помогла ссылка на Рийагейю. Гианэя относится к нему с огромным уважением и считается с его мнением. Это совершенно очевидно. Нет, – ответила она на вопрос Муратова. – Гианэя не уговаривала меня лететь вместе. Она сказала, что ей надо привыкать к самостоятельности и что не век же мне опекать ее. Да, я действительно не хочу лететь с вами. И рада, что Гианэя не уговаривала меня. Я устала, хочу пожить несколько дней в полном покое.

Марина ни словом не упомянула о сделанном ею открытии, ничего не сказала о том, что загадка особого расположения Гианэи к Виктору перестала быть загадкой. Почему она не открыла брату этой тайны, было неясно ей самой. Но что-то ее удержало, возможно, чувство деликатности, боязнь огорчить Виктора, в чем-то испортить его дружеские отношения с гостьей.