В результате на Гийанейю отправлялось одиннадцать человек, а на планету Мериго пятьдесят. Часть из них останется там до прилета смены, которая будет подготовленной только через пять лет. В составе этой смены оказались Синицын и Гарсиа.
Виктору Муратову было предложено принять участие в подготовке первого земного космолета и лететь на нем, но Виктор, согласившись на первое, отказался от второго.
В хлопотах подготовки незаметно шло время. И как-то невольно забывалось, что приближавшиеся старты были первыми стартами землян в большой космос. Возможно, это происходило потому, что стартовали не земные звездолеты, а просто гости, посетившие Землю, возвращались обратно.
Внимание человечества Земли сосредоточилось на строящемся корабле. Именно он, земной космолет с земным экипажем, олицетворял собой первый вылет за пределы Солнечной системы. Только он!
Экипаж был уже сформирован и, пользуясь присутствием гийанейцев, тщательно изучал навигационные материалы обоих кораблей – Мериго и Вийайи.
Все улетающие с Земли, как через два месяца, так и через полтора года, были заняты «выше головы». Одна только Марина Муратова не готовилась совсем, если не считать усиленного чтения гийанейских книг из библиотеки корабля Вийайи, которым она занималась в часы дежурства у постели Гианэи для усовершенствования в языке.
Гианэя лежала в отдельной палате одной из крупнейших больниц Ленинграда, у ее постели непрерывно дежурили медики. Марина буквально выпросила разрешение участвовать в этих дежурствах. Учитывая ее особые отношения с Гианэей, разрешение было получено.
Искусственный сон, в который погрузили Гианэю врачи корабля Вийайи, был не глубок (глубокий сон они считали вредным) и мог в любую минуту внезапно прерваться. А проснувшейся Гианэе Марина была бы необходима, как единственный близкий ей человек на Земле. Да и не только на Земле. Одна Марина могла предотвратить очень тяжелую психическую травму от сознания вернувшейся жизни, с которой Гианэя рассталась, не видя смысла и сил для дальнейшего существования.
Все знали, что Гианэя любит Муратову. То, что она удалила ее в вечер самоубийства и пригласила к себе Виктора, только лишний раз подтверждало эту любовь. Она хорошо понимала, каким тяжелым было бы для ее подруги присутствие при ее смерти. А Виктор был мужчиной и, по понятиям Гианэи, не должен был обладать особой чувствительностью. Ведь все ее родственники мужчины были суровы и жестоки. Она к этому привыкла.
На Виктора трагический вечер произвел очень тяжелое впечатление. Почти две недели он даже не мог ничем заниматься, не мог прийти в себя от нервного потрясения. Он знал, что никогда не забудет этого вечера и того мгновения, когда Гианэя упала к его ногам, казалось, бездыханная. Только в этот момент он внезапно понял, что любит эту девушку иного мира не только как «гостью Земли».
Это открытие поразило его потому, что он сам не подозревал о незаметно возникшем чувстве. Когда выяснилось, что Гианэя не умерла, он понял, что никогда не сможет вырвать из сердца эту любовь.
Решение Вийайи отправить Гианэю на родину показалось Муратову наилучшим выходом для него. Часто видеть ее было бы пыткой. Но по мере приближения дня старта корабля его все сильнее охватывала тоска, Не видеть Гианэю тоже означало не меньшую пытку.
И все же он думал: «Пусть не скоро, пусть через годы, но после ее отлета станет легче. Время излечивает все!»
Может быть, он был и прав, но сейчас ему не становилось легче от таких мыслей.
Он думал, что никто не подозревает о его переживаниях и старался не дать повода догадаться о них. Но Марина догадалась давно, в тот момент, когда со Стоуном и двумя врачами вбежала в комнату и увидела лицо брата, стоявшего на коленях у тела Гианэи.
Приближалось двадцатое сентября – день старта. Первым должен был вылететь корабль Вийайи. Такой порядок диктовался соображениями безопасности.
В космическом пространстве два звездолета, как бы они ни были велики, выглядят песчинками среди обширной пустыни, и их столкновение так же маловероятно, как и столкновение двух песчинок, поднятых ветром с разных мест. Но все же такой возможностью нельзя было пренебрегать в данном случае.
Направление полета обоих кораблей в течение нескольких земных лет совпадало. А корабль Вийайи летел быстрее…
К пятнадцатому числу вся подготовка была закончена. Вийайа и его товарищи жалели, что их время столь ограничено, но о том, чтобы задержаться хотя бы на месяц, два, даже не думали. Сделать это не позволяло состояние Гианэи. Врачи даже опасались, удается ли оставить ее погруженной в сон на все время пути и не придется ли разбудить в космосе.
Никто не сомневался в том, что принятые медициной Земли и Гийанейи меры предотвратили опасность. Гианэя спокойно спит, и длительный сон не принесет ей ничего, кроме пользы.
Но разумным существам любой планеты свойственно ошибаться.
Девятнадцатого сентября все улетающие с Земли собрались в Киеве. Весь этот день и в ночь на двадцатое непрерывно прибывали планелеты с провожающими. Еще никогда ракетодром не был так загружен.
Все шло нормально. Ничто не предвещало грозы. Гианэю с величайшими предосторожностями на специальном планелете доставили в Киев еще семнадцатого и поместили в клинику, расположенную рядом с ракетодромом. Гианэя продолжала спать так же, как спала в Ленинграде. Переезд не создал опасности пробуждения.
Все было спокойно.
В ночь на двадцатое сентября дежурил земной врач. В два часа тридцать минут в состоянии Гианэи внезапно наступило резкое изменение. Лицо спящей покрылось темными пятнами, она зашевелилась, словно пытаясь сбросить с себя сон. Ритм сердцебиения стал прерывистым.
Поднялась тревога.
Через несколько минут у постели Гианэи собрались несколько земных врачей и три гийанейца. Им не понадобилось много времени, чтобы понять, что все это симптомы внезапно наступившей агонии, что Гианэя умирает.
Что же случилось?
Единственное объяснение было в том, что принятый ею яд не полностью нейтрализован, что он только «затаился». Перелет в Киев не прошел безнаказанно для спящей. Враг «очнулся» и набросился на свою жертву, стремясь закончить дело, начатое два месяца тому назад. Кто был виноват в этом? Земные врачи сделали, что могли. Они не знали, чем именно отравилась Гианэя, и приняли только общие при отравлениях меры. Гийанейцы знали состав яда, но у них не было противоядия.
Никто не был виноват.
Короткий консилиум вынес не менее короткий приговор: смерть наступит через несколько часов, сделать нельзя ничего!
Это был тяжелый удар как для землян, так и для гийанейцев.
– Мы не могли предвидеть такой случай, улетая к вам, – сказал Гиймайа, старший врач корабля гийанейцев, – а то, что мы ей дали, очевидно, оказалось недостаточным.
– Значит, конец! – сказал профессор Гипслис, главный врач ленинградской клиники, где лежала Гианэя, приехавший в Киев проводить свою пациентку.
– У нас нет консервированной крови, – продолжал Гиймайа. – В ней не было необходимости в полете. Если взять кровь у членов нашего экипажа, ее не хватит.
– К чему все это, – прошептал Гипслис, наклоняясь над Гианэей.
– Этот яд, – счел нужным пояснить Гиймайа, – разлагает кровь, и ее надо полностью удалить из тела и несколько раз промыть сосуды свежей. Только так можно было бы ее спасти.
Марина Муратова, прибежавшая, как только началась тревога (за нею послали, как за переводчицей), стояла словно парализованная. Все, что произошло, казалось ей кошмарным сном. Она машинально исполняла свои обязанности по переводу, не сознавая, что слышит и что говорит.
Но вот слова Гиймайи дошли до ее сознания, и Марина очнулась.
– Почему нельзя промыть сосуды нашей кровью? – спросила она. – Гианэя полтора года жила на Земле, дышала нашим воздухом, ела нашу пищу, пила нашу воду. Разве это не должно было как-то сказаться? Попробуйте! Вы ничем не рискуете, если она все равно должна умереть.
