– Финан, – позвал я, – вон то – дым?

– Кто его знает, лорд. Будем надеяться, что да.

Я расхохотался.

– Надеяться, что это дым?

– Если мир затянется, я сойду с ума.

– Если он затянется до осени, мы поедем в Ирландию, – пообещал я, – и прикончим парочку твоих врагов.

– Не в Беббанбург?

– Для Беббанбурга мне нужно не менее тысячи человек, а чтобы вооружить тысячу человек, мне нужны военные трофеи.

– Всем нам мечты доставляют страдания, – с тоской произнес он и устремил взгляд на север. – Думаю, это дым, лорд. – Он нахмурился. – Или просто грозовая туча.

И тут прибыли всадники.

Их было трое, и они галопом скакали с севера. Увидев нас, они съехали с дороги и, пришпорив своих заляпанных грязью, уставших лошадей, направились к дому. Это были люди Мереваля, он отправил их предупредить Этельреда о том, что датчане атакуют.

– Их тысячи, лорд, – возбужденно рассказывал один из гонцов.

– Тысячи?

– Их трудно сосчитать, лорд.

– Где они?

– В Вестуне, лорд.

Название ни о чем мне не говорило.

– А где это?

– Недалеко.

– В двух часах езды, лорд, – ответил другой.

– А Мереваль?

– Отступает, лорд.

Они пересказали мне сообщение, которое Мереваль передал Этельреду. Оно состояло лишь в том, что армия датчан налетела со стороны Сестера и что их оказалось слишком много, чтобы небольшой отряд Мереваля мог сдержать напор или хотя бы вступить в бой. Датчане продвигались на юг, и Мереваль, помня, какую тактику я применял против Сигурда, решить отступать к валлийской границе в надежде, что с холмов спустятся дикие племена и атакуют захватчиков.

– Когда они напали? – спросил я.

– Вчера, лорд. В сумерках.

Странное время, подумал я, хотя, с другой стороны, самое подходящее, чтобы застать людей Мереваля врасплох. И если они рассчитывали именно на это, то их план провалился. Мереваль был начеку, разведчики предупредили его, поэтому он успел отойти.

– Сколько у него сейчас человек? – спросил я.

– Восемьдесят три, лорд.

– А кто возглавляет датчан? Какие знамена ты видел?

– С вороном, лорд, и еще одно с топором, разрубающим крест, и еще с черепом.

– Там еще были драконы, – добавил второй гонец.

– И два с волками, – сказал третий.

– И олень с крестами на голове, – сказал первый.

Он показался мне самым умным и внимательным из троих.

– Там был летящий ворон? – спросил я у него.

– Да, лорд.

– Это Сигурд, – сказал я. – Топор – это Кнут, а череп – Хестен.

– А олень, лорд? – спросил гонец.

– Этельволд, – с горечью ответил я.

Выходит, Оффа был прав: датчане атаковали из Сестера, а это означает, что они направляются на юг, и ведет их, по всей видимости, Этельволд. Я перевел взгляд на север и сказал себе, что датчане могут быть очень близко.

– Лорд Этельред, – обратился я к первому гонцу, – скорее всего отправит тебя к королю Эдуарду.

– Вполне возможно, лорд.

– Потому что ты видел датчан, – продолжал я. – Так что передай королю Эдуарду, что мне нужны люди. Скажи ему… – Я замолчал, пытаясь принять такое решение, которое не будет погублено ходом времени. – Скажи ему, что они должны ждать меня в Виграсестере. А если окажется, что Виграсестер осажден, пусть ищут меня в Сирренсестере.

Я уже понимал, что нам придется отступать, и к тому моменту, когда Эдуард ответит и пошлет людей – если вообще пошлет, – может получиться так, что датчане выдавят меня на юг, к Темезу.

Гонцы поскакали на юг, а мы стали пробираться на север, выслав вперед и по флангам дозор. Теперь я знал: то темное пятно в утреннем небе было не грозовой тучей, а дымом от горящих крыш.

Уже и не сосчитать, сколько раз за свою жизнь я видел этот знак войны, эти черные клубы дыма, поднимающегося над деревьями, и понимал, что еще одна деревня или еще один дом превращен в пепел.

Мы медленно продвигались на север, и я своими глазами видел, что миру, за который так ратовал Плегмунд, пришел конец. То был мир, размышлял я, недоступный пониманию. Это фраза из священной книги христиан, и мир Плегмунда действительно оказался выше понимания. Датчане затихли очень надолго, и это заставило Плегмунда поверить в то, что его бог ослабил его врагов. Сейчас же они разрушили трудное для понимания спокойствие, и уже вовсю горят деревни, фермы, стога и мельницы.

Через час мы увидели датчан. Вернулись разведчики и доложили, где находится враг, хотя на это и без того четко указывали столбы дыма, тянущиеся в небо, и толпы беженцев на дороге. Мы поднялись на гребень невысокого лесистого холма и смотрели, как пылают жилые дома. На склоне холма была ферма с амбарами и сараями, и между постройками толпились люди. У дома стояла крытая повозка, и в нее поспешно загружали недавно собранный урожай.

– Сколько их там? – спросил я у Финана.

– Три сотни, – ответил он, – как минимум.

Еще больше людей было у подножия холма. Отряды датчан рыскали по лугам, выискивая беженцев. Я увидел кучку женщин и детей, которых вооруженные мечами датчане вели куда-то, наверняка на рынок рабов, к морю. Еще одна крытая повозка, загруженная горшками, вертелами, граблями, мотыгами, ткацким станком и всем, что может оказаться полезным, уже ехала на север. Вслед за ней брели захваченные в плен женщины и дети, несколько человек гнали огромное стадо домашнего скота. Кто-то уже сунул горящий факел в тростниковую крышу. Откуда-то из долины донесся звук рога, и датчане, пешие и верховые, потянулись к дороге.

– Господи Иисусе, – произнес Финан. Я увидел человеческий череп, насаженный на длинный шест. – Хестен, – добавил он.

Я взглядом искал Хестена, но внизу было слишком много всадников. Других знамен я не увидел, во всяком случае, таких, которые были мне знакомы. Меня так и подмывало поднять своих людей, галопом скатиться с холма и порубить отставших датчан, однако я преодолел искушение. Отставшие были недалеко от основных отрядов, и нам бы тут же дали отпор, а потом одолели бы нас числом. Датчане продвигались неспешно, у них были отдохнувшие и сытые лошади, и сейчас моя задача состояла в том, чтобы обогнать их и наблюдать за тем, что они делают и куда направляются.

Мы вернулись вниз, на дорогу. Весь день мы отступали, и весь день датчане наступали позади нас. Дом той самой вдовы уже горел, на востоке и на западе небо потемнело от густого дыма, и это говорило о том, что захватчики разоряют окрестности. Они даже не удосужились выставить дозоры, они знали, что при их численности им по силам справиться с любым противником. Моим же разведчикам приходилось постоянно держаться на расстоянии, так что я был практически слеп. Я не представлял, какое количество датчан движется на юг, я просто знал, что их сотни и что они оставляют после себя пепелища. Я был зол, настолько зол, что мои люди старались не встречаться со мной взглядами. А вот Финана моя злость не пугала.

– Нам нужен пленный, – сказал он.

Но в этом датчане соблюдали осторожность: они держались группами, слишком большими, чтобы мы могли справиться хотя бы с одной.

– Они никуда не спешат, – озадаченно произнес Финан, – и это странно. Ни малейшей спешки.

Мы поднялись на следующий холм, продолжая наблюдать за противником. Мы сошли с дороги, потому что по ней продвигались датчане. А еще по ней шли беженцы, спасаясь от захватчиков. Они пошли было за нами, стараясь держаться поближе к нам, но я велел им продолжать свой путь на юг – их присутствие делало нас более уязвимыми, – и мы переместились к востоку, где нам было удобнее наблюдать за датчанами. К концу дня я был полностью сбит с толку. Как заметил Финан, датчане никуда не спешили. Они рыскали по округе, как крысы по пустому амбару, обыскивали каждую хижину, каждый дом, каждую ферму и забирали с собой все мало-мальски полезное. Однако этот край был бедным, он уже не раз подвергался разграблению, потому что находился в непосредственной близости от датской Мерсии, так что трофеи захватчиков были скудными. Основная добыча была южнее. И почему же они не торопятся? Ведь черный дым предупреждает об их приближении, и люди успевают спрятать ценности или взять их с собой. Здесь датчане собирают объедки, а главное пиршество – впереди, но они туда не спешат. Так что они затевают?