«Газпром» попытался помешать транспортировке газа из хранилищ Прикарпатья на юго-восток Украины путем частичного возобновления транзитных поставок в направлении Ужгорода. По крайней мере, об этих попытках российские СМИ раструбили на весь мир, хотя предлагаемые для транзита объемы газа не соответствовали потребностям хотя бы одного из европейских клиентов «Газпрома». Единственной целью этих действий была попытка сорвать работу ГТС в реверсном режиме, заблокировав поставки газа к индустриальным районам Донбасса. Поэтому Украина заняла твердую позицию: либо транзит возобновляется в полном объеме, либо ГТС Украины будет работать для обеспечения потребностей внутренних потребителей. Российские планы по достижению «газовой капитуляции» Украины были сорваны.
Стремясь закончить конфликт на победной ноте и сохранить лицо, Кремль организовал «газовый саммит», не вызвавший заинтересованности у представителей европейской элиты, его «украшением» стали болгарский и молдавский премьер-министры и президент Армении[150]. Благодаря неудаче инициативы Кремля украинская сторона получила возможность начать переговоры без имиджевых потерь. Дальнейшее решение проблемы лежало полностью в плоскости политических межправительственных соглашений, ведь субъекты хозяйственной деятельности — «Газпром» и «Нефтегаз Украины» — прийти к компромиссу не сумели, поскольку для каждого из участников конфликта цена уступок оказалась слишком высокой.
Добившись решения поставленных перед собой задач лишь частично, значительно подмочив при этом собственную репутацию как газового монополиста, Россия была вынуждена пойти на заключение очередного договора о поставке газа в Украину и транзите в Европу и Турцию. Хотя «Газпрому» удалось выторговать для себя определенные ценовые преференции, европейские эксперты отметили: газовый кризис зашел так далеко, что российской энергетической монополии пришлось искать пути для отступления. Авторитет «Газпрома» в Европе резко упал, а в Украине усилилась политическая напряженность — в информационное пространство были вброшены темы импичмента президента и отставки правительства, не способствовавшие консолидации отечественной политической элиты.
19 января 2009 года после переговоров премьер-министров Юлии Тимошенко и Владимира Путина руководители «Нефтегаза Украины» и «Газпрома» подписали контракт на поставку газа сроком на 10 лет[151]. Его главные особенности — отказ от посредника в виде компании RosUkrEnergo и максимальная засекреченность условий контракта. Юлия Тимошенко, готовившаяся баллотироваться в президенты, благосклонно восприняла предложение о 20-процентной скидке на газ в 2009 году. Цена российского газа для Украины больше не была привязана к стоимости транзита российских энергоресурсов по украинской территории. После прихода к власти Виктор Янукович использовал газовый контракт как повод для возбуждения уголовного дела против Юлии Тимошенко, которая была осуждена Печерским судом на 7 лет лишения свободы за превышение служебных полномочий при его подписании.
Российские оппозиционеры Борис Немцов[152] и Владимир Милов [153] так оценили результат газовой войны 2009 года: «Перспектива будущей потери рынков в результате утраты доверия к надежности газовых поставок «Газпрома» приобретает реальные черты. Природный газ в Европе в последние годы активно вытеснялся углем — не исключено, что ради уменьшения зависимости от ненадежного «Газпрома» европейская энергетическая политика, забыв о борьбе с изменениями климата, пойдет именно по этому пути. Будут активнее прорабатываться альтернативные источники поставок газа — например, новые перспективы в состоянии открыться перед обходящим Россию газопроводом Nabucco: главный потенциальный источник газа, Иран, может стать более доступным для европейцев из-за вероятного смягчения политики в отношении него со стороны администрации Барака Обамы. Правительство Хорватии в ответ на украино-российский газовый кризис объявило об ускорении строительства терминала по приему сжиженного газа Adria LNG, который может потеснить «Газпром» на газовом рынке Балкан, тоже пострадавшем от кризиса, проекты строительства терминалов СПГ прорабатывают Польша, Литва и Румыния»[154].
«Газовые войны» 2006 и 2009 годов, с одной стороны, были кульминационными процессами попыток «Газпрома» установить контроль над газотранспортной системой Украины. С другой — они стали пробой способности официального Киева проводить независимую политику не только в энергетической сфере. Поскольку российская энергетическая монополия не получила желаемого, есть все основания полагать, что «газовые войны» как инструмент влияния не отправлены в утиль.
Ни в 2006-м, ни в 2009-м кризис в российско-украинских отношениях в газовой сфере не удалось предотвратить или урегулировать юридическими средствами. Кризисы были урегулированы политическим путем, через компромиссы обеих сторон, которые преподносились российской пропагандистской машиной как победа Кремля. При этом урегулирование было временно-ситуативным, не носило комплексного характера и могло рассматриваться как пример ad hoc[155] урегулирования.
Конечные потребители, национальные правительства стран-потребителей и Европейская комиссия не имели полной информационной картины особенностей развития кризиса, основанной на данных инструментального контроля, поскольку интегрированной системы объективного контроля движения газовых потоков по украинской территории просто не существует. Информационное пространство в условиях нехватки объективной информации было заполнено суррогатом и дезинформацией, подготовленной на кремлевской политической кухне.
Газовый кризис 2009 года сопровождался ведением масштабной информационно-психологической кампании и PR-сопровождением действий «Газпрома» со стороны авторитетных международных PR-агентств (Gavin Anderson, GPlus Europe, Ketchum). Это принесло свои плоды. В европейском массовом сознании надолго закрепились вкинутые российской пропагандой штампы: «Украина прервала транзит в Европу», «Украина — ненадежное транзитное звено», «"Северный" и "Южный" потоки — выход из решения транзитных проблем». Особо распространенным является пропагандистский тезис о «воровстве» газа Украиной. Даже еврокомиссар Гюнтер Эттингер использовал в августе 2014 года соответствующее выражение, моделируя ситуацию на зиму 2015 года[156].
Полагаю, что газовый конфликт 2009 года имел далеко идущие цели. Он должен был сыграть роль детонатора для провоцирования политического конфликта в Украине по линии Восток — Запад. Замысел состоял в том, что в случае полного прекращения поставок газа (для внутреннего потребления плюс транзит в ЕС), власть в Украине не сможет обеспечить подачу газа из расположенных на западе страны основных ПХГ на восток в основные промышленные центры, которые останутся без тепла. Такое развитие ситуации должно было спровоцировать, по замыслу российских стратегов, «социальный взрыв на востоке и юге Украины».
В 2009 году российским Фондом стратегической культуры был проработан так называемый «полужесткий» сценарий, который предусматривал экстренные переброски в Украину военных контингентов с «временным правительством», динамичное развертывание местных органов управления на оккупированных территориях с опорой на заблаговременно подготовленные «силы поддержки» — маргинальные группы, критически настроенные к власти в Киеве, создание «независимых» квазигосударственных образований» [157]. Не случайно 12 января 2009 года в российских СМИ появились публикации на тему «пересмотра границ» в СНГ и заявления российских политиков: «Депутат Госдумы РФ Константин Затулин не исключает, что Россия «в нужный момент подаст знак» юго-восточным регионам Украины для вхождения в состав России»[158]. В 2009 году этот сценарий не сработал, поскольку ГТС Украины была развернута в реверс и центральные, восточные и южные регионы Украины получили газ из западных газохранилищ. Но в 2014 году усовершенствованный сценарий гибридной войны был реализован, ведь Россия заранее готовилась
