Когда хозяйка комнаты подняла цену за съем, перешли на одноразовое питание.

– Я не могу работать, когда в животе бурчит! – начиналась у него истерика.

– Не стони, прошу тебя! Мне еще хуже, я все время на людях!

– Ты можешь бесплатно питаться.

– Не могу. Все поймут, что я голодаю. Ведь раньше я этой дотацией не пользовалась!

Это была королева. Настоящая королева. Она могла умереть с голоду, но никто бы не догадался об истинной причине смерти.

Однажды она принесла ему с кухни сухарь.

– Ешь! Набирайся сил!

– Где ты его взяла?

– Украла у старухи Капитоновны, – запросто ответила Ида.

– Украла? Вот так дела! Королева – воровка!

– У нее полный холодильник жратвы. Внук каждую неделю привозит. Не обеднеет от одного сухарика. Для кого-то ведь она их сушит?

Они тихо посмеялись, постановив, что Капитоновна сушит сухарики для них. А потом, поделив его пополам, грызли и плакали от бессилия и беспомощности.

Эти изнурительные, полуголодные, безумно-сексуальные месяцы, проведенные на Сретенке, были самыми счастливыми в его жизни.

Он закончил роман и отдал его сразу в два издательства. Потянулись судорожные дни ожидания. Ответ он получил через две недели. В обоих издательствах отказ.

Ида была права. Издателям, как прожорливым гиенам, нужен был труп с самого начала, а жевать до середины романа кашу, не приправленную мертвечиной, они не хотели!

Он попробовал счастья еще в двух издательствах. И снова сел на две недели в камеру изнурительного ожидания.

Ида тоже пребывала в волнении. Она проталкивала на телевидении проект своей авторской программы и в случае успеха становилась ее режиссером и ведущей. Все зависело от какого-то начальника, которого она называла не иначе как Дерьмо Иваныч. Королева не гнушалась никакими средствами для достижения цели своей жизни. Впереди замаячили деньги и слава. Она плела интриги вокруг Дерьма Иваныча, медленно, но верно продвигаясь к его недосягаемости. В сущности, она была девчонкой с улицы, несколько месяцев проработавшей ассистенткой, и, двигая эту сверхотлаженную махину, могла попросту свернуть себе шею.

В тот роковой день ему позвонили из издательства, сказали, что роман понравился, и попросили приехать. Ида работала, и ему не с кем было поделиться радостью.

Он не рассчитывал, что заплатят много, но предложенная сумма оказалась просто грабительской. Горло сдавило от обиды. Неужели такова цена каторжным месяцам?

Антон стал торговаться, как на базаре, рискуя быть выброшенным обратно на улицу. Он видел, как лицо директора издательства напряглось. Тот сомневался. Конкуренция на рынке детективной прозы велика. От кого больше пованивает мертвечиной, тот и в цене. От полежаевского романа не сильно воняло.

– Хорошо, – мило улыбнулся директор, совсем не похожий на злодея. – Еще пятьсот долларов. Вы поймите правильно, молодой человек, я рискую…

Сделка состоялась. Он возвращался счастливым. Еле допер до подъезда сумку с продуктами. Не забыл купить цветы для Иды. Она верила в него, и он оправдал ее надежды. С директором издательства они подписали договор на следующий роман. Процесс пошел. Они больше не будут голодать!

Он прождал ее весь день и весь вечер, не прикоснувшись к еде. Надо быть достойным королевы!

Она часто приходила поздно, но в первом часу ночи он начал беспокоиться. Позвонил на телестудию. Никто не ответил.

Не знал, что и думать. Ходил из угла в угол. Свет не включал, время от времени всматриваясь в черный проем окна.

В третьем часу он лепетал себе под нос девиз английского писателя Пристли: «…иди к столу, какое бы ни было у тебя настроение, прими холодный вызов бумаги и пиши».

Он включил настольную лампу. Сел за машинку.

«Она мне опять изменила. На этот раз я поклялся, что убью!» – так он начал свой второй роман.

Ида позвонила в пять часов утра.

– Не волнуйся. Сейчас приеду, – пообещала она измученным голосом.

– Где ты? Я возьму такси! – крикнул он в трубку. – У меня есть деньги! Я получил!

– Ничего не надо.

Она едва ворочала языком и никак не отреагировала на его сообщение о деньгах. Только повторяла:

– Не волнуйся! Не волнуйся!

– Ида, ты пьяная! – догадался он. – Скажи, где ты находишься? Я приеду!

– Меня привезут! – Она повесила трубку.

Вошла, не глядя на него. Сбросила на пол старенькую, потертую на локтях вельветовую куртку. Посмотрела на банку с цветами. Ухмыльнулась.

– Опять цветы?

– Для тебя…

– Выкинь их в помойное ведро!

– Что случилось?

Она оставила его вопрос без ответа. Пошла принимать душ.

Они сидели по краям маленького полуразвалившегося столика, покрытого выцветшей хозяйской клеенкой. Они сидели, вжавшись в дерматиновые спинки стульев.

Ида, закутавшись в халат, закинув ногу на ногу, курила. Это была обычная поза королевы. Вот только руки сегодня дрожали.

– Я продал роман.

– Молодец.

– Вот деньги…

Он придвинул к ней худенькую пачку долларов.

– Оставь их себе.

Пачка долларов поплыла обратно.

– Ты меня полгода содержала.

– Красиво звучит.

– Я не понимаю…

– Что тут понимать? – Она задрала подбородок и презрительно опустила ресницы.

Напротив стоял сервант с разбитым зеркалом. Ее прежняя постоянная маска была безжалостно разрезана паутиной его осколков.

– Пришлось переспать с Дерьмом Иванычем. Накачалась водкой, чтобы не так противно… Иначе никак! С мужиков он берет деньгами, а баб трахает. Лучше бы, конечно, наоборот. Но он, к сожалению, не гомик!.. Антон, прошу тебя! Не надо!

Он сидел, запрокинув голову к потолку, и задыхался…

Их тесное ложе стало еще тесней. Они старались не касаться друг друга телами.

– Знаешь, я ведь больше не смогу с тобой… – признался он.

– Но с ней ведь мог! Она тебе изменяла, а ты трахал! Она изменяла, а ты трахал!

– Ты надеялась на это? Правда? Надеялась? Потому и решилась! Плясала перед ним фламенко!

– Дурак! Что ты выдумываешь! Это было как на приеме у гинеколога!

Антон застонал от боли.

В темноте страдание становится невыносимей.

Он покинул узкое продавленное ложе, которое еще вчера ему казалось самым мягким и самым пленительным в мире. Включил настольную лампу. Сел за машинку.

Она подошла сзади. Провела ладонью по его щеке.

– Прости меня! Ведь ей прощал. У нее была похоть. Я хотела, чтобы наша жизнь…

– …превратилась в ад!

– Нет! – закричала Ида.

– Не надо ничего объяснять!

– Значит, ты ее любил, – сделала она вывод. – А меня не любишь.

– Что ты понимаешь в любви? – прохрипел он. – Любовь – это когда прощают измены? Когда ползают на брюхе перед своей избранницей? Нет, это не любовь. Это рабство. Слава Богу, я больше не раб! Ты ведь сама разбила мои цепи. Поила, кормила полгода. Учила уму-разуму. Заставила писать романы. Ты решила, что я тебе всем обязан, а значит, не взбрыкну? Одного ты не учла. Я не смогу больше быть рабом. Ни твоим. Ни чьим-то.

Ту ночь она провела на полу. Впервые он слышал, как Ида молится. Впервые видел крест с распятием и четки в ее руках.

Он тоже не спал. С фанатичным упрямством долбил по клавишам машинки. Его злило, что даже орудием производства он обязан ей. Ничего не нажил за тридцать два года. Одни воспоминания. Старенькая машинка не выдержала накала страстей. Из строя вышли две литеры. Антон уже не обращал внимания на подобные пустяки.

Наутро Ида попросила:

– Сходи со мной в костел.

– Я некрещеный.

– Не имеет значения.

– Не хочу.

Ее опухшие за ночь глаза были неподвижны. Бледная и сутулящаяся, она походила на несчастную падчерицу из сказки, терпящую издевательства и побои от самодурки-мачехи. Никак не на королеву.

Натянув на плечи куцую, вытертую на локтях вельветовую куртку, Ида вдруг бросилась к нему на шею.

– Прости меня, Антоша! Прости!

Он холодно отстранился. Она поцеловала ему руку и, медленно шаркая ногами, направилась к двери.