— Где кто, сержант?

— Другая половина пары. Та, которую ты не напустил на Ампеле. — При его упоминании на лице плечистого ведущего взвода появилась глубокая досада. Сержант опять доказал, что был на две головы выше.

— Понятия не имею, о чем вы говорите, сержант, — сказал Стюарт, воплощенная невинность.

— В этом туалете нет женщин, — продолжил он, поведя рукой в сторону напрягшегося отделения, — и вы вошли в единственную дверь. — Он пожал плечами и покачал головой, как бы удивляясь необычному помрачению рассудка сержанта.

— Ампеле, оставайся здесь. Стюарт, — сказал Паппас и огромной ладонью сжал плечо худощавого рядового первого класса, — нам снова нужно потолковать. — Он выволок его из туалета, затем на улицу, в осенний туман.

— Если бы я сказал тебе один раз, — произнес Паппас мягким тоном, припечатав рядового к наружной стене забегаловки с гамбургерами, — я дважды предупреждал тебя, — продолжал он и уперся жестким краем своей форменной шляпы в переносицу рядового, а палец вбуровил ему в грудину, — не задирать меня. Я думаю, что у тебя есть все данные стать офицером, но ты скорее всего закончишь в Ливенуорте. Дуреха сидит на третьей изоляционной панели под потолком, слева от писсуаров, и уж точно напугана до смерти. Там пахнет духами, а куски изоляции ты пытался спрятать за спинами отделения. А теперь отведи свое отделение назад за столы, сними ее оттуда и пошли скоренько восвояси, и доложи мне, как закончишь. Тебе ясно?

— Ясно, ганни. — Налет самодовольства взбесил Паппаса, и тут вдруг решение осенило его, как гром с ясного неба. Он злорадно осклабился. При виде его улыбки в глазах рядового появилась настороженность.

— С этого момента я в отпуске, — сказал Паппас и внутренне улыбнулся внезапной озадаченности Стюарта. — Если что-то пойдет не так, — продолжив он, — ответственность ляжет на тебя. — Твердый палец снова уперся в грудь. — Я полностью умываю руки, усек? Когда ты лажанешься, — палец в ребра, — я сдираю лычку. У тебя первый класс, так что их две. Когда ни облажаются, ты, — снова палец, — теряешь лычку. Ты отвечаешь за все с момента, как дойдем до отеля. Я сделаю объявление при посадке в автобус. Это поможет тебе держаться подальше от неприятностей. Ясно?

— Ясно, ганни, — кивнул Стюарт с посеревшим лицом.

— Мы с Ампеле собираемся расслабиться до конца поездки, потому что вся ответственность на тебе. Если случится какая-то неприятность, там, появление в общественном месте в пьяном виде, непристойное поведение, разгневанные отцы, ограбленные лавочники, кто-нибудь сблюет на глазах у всех, это будет твоя, — палец в грудь, — задница. Вся ночь и весь день завтра. Я собираюсь спать как младенец. Тебе все абсолютно, отчетливо, кристально ясно?

— Да, ганни…

— Хорошо. — Сержант широко улыбнулся, ослепительно белые зубы на широком коричневом лице. — Приятного тебе дня.

Остаток поездки был сплошным удовольствием.

26

Провинция Андата, Дисс IV.

18 мая 2002 г., 20:59 по Гринвичу.

Лейтенант О’Нил отсоединил коробчатый магазин от своей гравивинтовки М-200 и невидящим взором уставился на тысячи дробинок в форме капли внутри. Затем он вставил магазин обратно и проделал ту же операцию с гравипистолетом.

— Пожалуйста, перестань это делать, — попросил лейтенант Эмонс.

Оба они ждали у окна северо-западного угла Квалтрена. Угол был даже больше, чем указывал офицер огневой поддержки, и их поле зрения простиралось на 1, 145 мили до следующего перекрестка. Там его блокировал мегаскреб Налтрев. Налтрев и его мегаскреб-близнец Налтрен укрывали разведвзвод батальона, и верхняя часть системы наблюдения О’Нила дублировала картину, которую видел командир взвода разведчиков.

— Где твои люди, Том? — спросил Майк.

— Внизу на этажах.

— Они знают, что делать? — О’Нил продолжал следить за изображением, поступающим от командира разведчиков. Это было непросто из-за мерцания экрана Индивидуального Силового Поля — ИСП подстраивалось в направлении предполагаемой атаки — и потому, что лейтенант Смит имел скверную привычку время от времени вскидывать голову, словно лошадь, отгоняющая мух. В результате изображение прыгало вправо вверх.

Сомневаюсь, что он даже замечает это, думал Майк, отсоединяя и снова вставляя магазин, но мне хотелось бы, чтобы он перестал.

— Майк, прекрати, пожалуйста! И что ты хочешь знать? Нет, они сидят и ковыряют в носу.

— Что прекратить? — спросил Майк, все внимание сфокусировано, словно луч лазера, на изображении внутри шлема. — Отправь-ка их устанавливать заряды направленного действия в Аносимо и Сисалав вдоль Линии Сал, а затем минировать зарядами Си-9 места, которые я перешлю им на ПИРы.

— Bay, Майк. Ты отличный парень, и старше меня на целое звание, но черта с два я брошу свою карьеру псу под хвост ради тебя. Если я это сделаю, подполковник сдерет мою офицерскую нашивку. — Лейтенант попытался отрицательно помотать головой, но перестал из-за сопротивления биогеля внутри шлема.

Желеобразный материал полностью заполнял внутреннее пространство шлема и остального скафандра. На него приходилась треть полной стоимости бронескафандра, и он являлся единственной из главных идей комплекта, в основе которой не лежала концепция О’Нила.

Надевание шлема боевого скафандра вызывало ощущение, словно засовываешь голову в ведро с джемом. Но материал полностью предохранял от большинства ударных перегрузок и нес ряд других важных функций. Своими нервными окончаниями он считывал движения владельца и заставлял скафандр двигаться в соответствии с ними. Он преобразовывал телесные выделения в питьевую воду, съедобную пищу и воздух, пригодный для дыхания. И обладал достаточными медицинскими возможностями, чтобы сохранять свою «протоплазменную разумную составляющую» в живых, пока она не получала прямого повреждения сердца, головного мозга или верхней части спинного мозга.

Все это не делало надевание шлема более приятным. Треть всех неудач в первый месяц тренировок приходилась на солдат, которые не справлялись с задержкой дыхания после надевания шлема, пока подкладка-желе на заполняла пустоты и не создавала отверстий для дыхания и зрения. Казалось, скафандр приходил в готовность целую вечность.

Подкладка также сильно понижала сенсорные ощущения — другой минус, который иногда приводил к печальным последствиям. Пришлось специально переделывать все оружие и снаряжение подразделений. Отсутствие обратной связи при тактильном контакте приводило к тому, что скафандры имели склонность разрушать все, чего касались.

Поскольку видеть через желе было невозможно, шлемы были полностью непрозрачными. На самом деле владелец скафандра видел высококачественное изображение, созданное крошечными лазерными диодами, вмонтированными в стенку шлема. Когда боец делал соответствующее движение, вместо фактического поворота головы двигалось само изображение. Это напоминало перемещение изображения на экране с помощью джойстика. Опять же, к этому надо было привыкнуть. Отсутствие чувства движения могло вызвать укачивание, а иногда владелец вдруг смотрел назад, если переусердствовал с контролем. Для обеспечения слышимости похожая система взаимодействовала с барабанными перепонками.

Чтобы не создавать дискомфорта, скафандр все же давал пользователю способность двигать головой, только медленно. Так как диоды производили с изображением разнообразные манипуляции, периферийное зрение фактически превосходило нормальное, а отдаленные объекты можно было приблизить. Эти функции использовались чаще других специальных потребностей вроде «взгляда вверх», изображения с прицелов, одновременного показа нескольких картинок и прочих шестидесяти семи возможностей.

— Подполковник Янгмэн сейчас занят и ничего не заметит, пока мы их не подорвем. Когда мы их подорвем, ты станешь героем за проявленную инициативу, потому что это единственное, что спасет правый фланг корпуса от опрокидывания.