Стабилизационная система работала таким образом, что изображение двигалось иначе, чем в реальном мире, и это всегда вызывало у него легкое подташнивание. Зрелище на экране вызвало у Риза сильную дурноту. Его прошиб холодный пот, он весь покрылся мурашками, сфинктер сжался. От мочевого пузыря шли сильные позывы, рот пересох. Когда стошнило Пэта, он не сдержался и присоединился к нему. Тут контроль пропал полностью.

Послины восстановили порядок в первой шеренге, и безжалостная резня шла полным ходом. По обе стороны они видели, как замешкавшиеся индои торопливо покидали мегаскребы, стараясь уйти от надвигающейся орды. К этим индоям легче было проникнуться чувством сопереживания, наблюдая за их передвижениями внутри и между мегаскребами, пока они обустраивались на позиции. Робкие маленькие тихони, которых послины забивали, как скот, стали почти соседями, и зрелище их резни порождало ужас.

Тебе всегда говорят, что бояться — это нормально, но, конечно же, не имея в виду такой сильный ужас, такой животный страх. Предыдущие инструктажи были вполне конкретны. Хотя скафандры защищали от многого, режущая кромка перепончатых клинков послинов состояла из одной мономолекулы, они могли распластать скафандр, как домохозяйка курицу. Все, о чем Риз мог думать сейчас, когда безжалостные послины преследовали бегущих индоев, что эти ножи направляются в его сторону и что весь мир казался состоящим из одной только сверкающей стали.

Он не мог этого понять. Он был одним из храбрецов, бесстрашных воздушных десантников. За пять лет он свыше пятидесяти раз прыгал с парашютом, не испытывал страха перед первым прыжком, стойко переносил полученные травмы. То, что пугало других, ему доставляло удовольствие. Внутри он подсмеивался над парнями, которые бледнели и тряслись, кто шел к открытой двери зажмурившись. Ему нравилось смотреть из открытого люка самолета на купола парашютов внизу, нравилось, когда земля, самолет и небо вращались хаотичным калейдоскопом в первые мгновения прыжка. Раскрытие купола почти вызывало сожаление, приземление хлопот не доставляло, если, конечно, обходилось без переломов. Но страх — никогда. А сейчас ему было страшно. Он боялся послинов и удивлялся, почему те бледневшие солдаты прыгали снова и снова.

Хладнокровная переработка беззащитных индоев почти превосходила предел того, что Риз мог выносить. В его глазах индои не отличались от детей, с их малым ростом и любовью к ярким краскам. По мере сокращения дистанции до послинов он обнаружил, что все плотнее прижимает к плечу приклад М-232 и 202 поглаживает спуск.

— Давайте, давайте. — Когда он посмотрел на показатель уровня боеприпасов, то не заметил катившихся по щекам слез и не почувствовал вони перегруженной системы обеспечения жизнедеятельности. Страх постепенно уступал место гневу, раскаленной добела ярости по отношению к приближающимся злобным желтым скотам. — Давайте, ублюдки.

Майк снова отсоединил магазин и на этот раз осознанно посмотрел на него. Упс, его надо активировать. Он присоединил его и нажал зарядную кнопку. С едва слышным жужжанием первая каплеобразная бусина из обедненного урана встала на место. Ему казалось, что он смотрит на окружающий мир сквозь толщу воды. Он понимал, что причиной такой реакции был страх, и игнорировал ее. Мозг работал на сумасшедшей скорости, быстрее, чем когда-либо в жизни. Он приготовил планы практически на всевозможные случаи. Он так усердно готовился к этому моменту, что ему казалось, словно он уже переживал подобное: смертельное дежа вю.

— «И чудится мне, что раньше стоял я на сцене уже, — тихо пропел он. ПИР рассудил, что это личное, и не стал транслировать. — И жонглировал ночь напролет для все той же толпы…»

— Рота «Чарли», приготовиться.

Майк прижал приклад к плечу. Поговорим про изобилующее мишенями окружение.

— «И арлекины, что со мной, когда-то тоже здесь плясали…»

— Огонь!

Свыше трех сотен винтовок и пулеметов, объединенная огневая мощь рот «Чарли» и «Альфа», и четыре тераваттных лазера изрыгнули металл и когерентное излучение на орду послинов. Словно одно большое животное, вся фаланга содрогнулась, треть ее исчезла в серебряном пламени мчащихся на релятивистских скоростях снарядов.

Вот так! — думал Майк. Работает! Задницу нам надерут в любом случае, их слишком до хрена, но долбаное снаряжение работает! Установка ГСР начала плеваться по врагу кинетическими ракетами, «М-300» вторила ей.

Затем тысячи оставшихся послинов подняли свое оружие в направлении источника стрельбы.

— За что мы собираемся получить… — прошептал Майк, перенося огонь на задние ряды.

В передней фаланге осталось восемь тысяч нормалов и двадцать бого-королей. Бронескафандры служили достаточной защитой от большинства видов оружия, но у врага еще оставались пятнадцать тяжелых лазеров и пять многоствольных установок ГСР с автоматической системой наведения на цель, девятьсот трехмиллиметровых винтовок и четыреста пятьдесят ручных пусковых установок ГСР. Когда шквал огня накрыл позиции батальона, сражение деградировало до оргии взаимного уничтожения. В течение двух минут, последовавших за первым залпом, было уничтожено еще шесть тысяч послинов, но погибло свыше шестидесяти десантников и еще двадцать ранено. С этого момента битва была проиграна. Количество десантников было ограничено, а мертвых послинов восполнял непрерывный поток кентавров. Когда плотность огня батальона уменьшалась, послины продвигались вперед, желтой лавиной устремляясь к источнику стрельбы. И по мере наступления им становилось легче обнаруживать эти источники.

Тяжелый лазер, нацеленный на пулемет роты Чарли, ударил по помещению, где находились Майк с тремя солдатами. Специалист четвертого класса Бенетт уже никогда не увидит родной Трентон в штате Нью-Джерси. Луч прошел наискосок, внутренняя часть стены взорвалась, на мгновение ослепив отделение тучей пыли. Он едва не задел сержанта Риза, только расплавил голографические проекторы у него на шлеме и полоснул Бенетта по диагонали от левого плеча до правого соска. Его не смогли удержать ни силовое поле, ни высокая отражательная способность скафандра.

Лазер рассек переднюю часть скафандра, но масса тела и задняя стенка брони поглотили энергию, и луч насквозь не прошел.. Страшный жар когерентного пучка света обратили его торс в смесь пара и сублимированного кальция. Броня, однако, осталась цела, за исключением щели длиной пять сантиметров, из нее струей хлестнула суспензия останков Бенетта, словно газировка из взболтанной бутылки. Реактивная отдача струи метнула его через всю комнату.

Лазер послужил целеуказателем бригаде послинов-нормалов бого-короля, которые изрыгнули лавину шрапнели и ракет на злополучную пулеметную команду. На дистанции семьсот метров не могло быть и речи о прицельной стрельбе. Надо было быть очень невезучим, чтобы в тебя попали. Но у Господина Случая нет любимчиков.

Лейтенанта О’Нила и сержанта Риза отбросило назад ударом массы металла. Некоторое время О’Нил отстреливался, поливая врага длинными очередями, как отрабатывал на тренировках, а его более тяжелый скафандр-прототип противостоял граду пуль. Рядовому Макферсону повезло меньше. Две трехмиллиметровые бусины прошили отсек амуниции на поясе, подорвали обойму с гранатами, которые вырвали предохранительные панели в море слепящего белого пламени, затем пробили внутренний броневой лист. После этого вырваться наружу они не смогли и начали метаться внутри. Скафандр Макферсона начал судорожно подскакивать и мотаться из стороны в сторону, руки и ноги молотили воздух пока две гиперскоростные бусины теряли кинетическую энергию внутри его тела. Когда через две секунды все наконец прекратилось, единственным свидетельством причиненного вреда остались два крошечных отверстия, одно над правым бедром и одно почти по центру пупка. Шквал огня сократился до легкого дождика, и сержант Риз направился к нему.

— Забудь об этом, — сказал О’Нил, осматривая план местности в поисках новой позиции.

— У него были конвульсии! — сказал Риз, удивленный и рассерженный вмешательством лейтенанта в оказание первой помощи.