Пришло время, и Грег покинул родительское гнездо, а Тори осталась одна. Ее охватило неудержимое желание уехать из дома как можно дальше, куда угодно, хоть на край света. Она выбрала Японию, надеясь, что хоть там сможет обрести себя. Не получилось. В далекой восточной стране у нее был учитель — сенсей, но и ему не удалось рассеять тревогу в душе Тори. «Самое главное — дисциплина, — учил он ее, — она решит любые проблемы». Или он ошибался, или Тори не смогла до конца постигнуть глубину его философии, только восточная наука мало чем ей помогла. Правда, она стала единственной женщиной, до конца прошедшей курс обучения.

В таком состоянии нашел ее Бернард Годвин — взвинченной, ищущей смертельно опасных ситуаций и играючи справляющейся с самой страшной из них, всегда выходившей сухой из воды.

В тот день, когда они познакомились, он чуть не погиб. ...Тори отдыхала в одном из ночных баров Токио — акачочине — в удаленном от центра районе Нихонбаси. Бог весть, как Бернард вообще забрел в подобное место — нормальному человеку оказаться там было все равно что попасть в водоворот реки. Рядом с Тори сидел похожий на огромную обезьяну Годзила — второе лицо после главаря местной мафии — якудза. Ей было в общем-то наплевать на своего приятеля, если бы не его потрясающие татуировки: разглядывая языки пламени, с невероятной жадностью пожирающие богов, демонов, сказочных животных и суровых воинов с саблями, Тори думала о магических заклинаниях, превращающих вонючие отбросы в аромат благовоний, очищающих священную землю от скверны...

Как раз в тот момент, когда Бернард Годвин появился в баре, Тори сочиняла в уме ответ на письмо брата («...У меня все хорошо, Грег. Я стараюсь изо всех сил...») и улыбалась Годзиле — гангстеру с татуировками... «Да, — размышляла она, — он прямое воплощение зла и порока, он отвратителен, но он принадлежит мне». Бернард подошел к колоритной парочке и представился. И Тори, и Годзиле не понравилось, что какой-то незнакомец осмелился нарушить их покой. Кроме того, нахальный американец заявил, что ему необходимо поговорить с Тори по делу, но не в таком месте, как это. Вот тут грузный Годзила дал волю своему гневу за то, что кто-то посягнул на его собственность! Проявив неожиданную для своих габаритов прыткость, спутник Тори молниеносно набросился на Бернарда, схватил его за грудки и стал трясти, пока у бедняги не защелкали челюсти.

— Прекрати, — вмешалась Тори.

Годзила не обратил внимания на ее слова. В левой руке сверкнуло лезвие ножа, устремленное к горлу обидчика...

И тут Тори двинула своему приятелю кулаком в солнечное сплетение, одновременно нанеся ему сильный удар в пах. На: секунду его словно разбил паралич, потом глаза гангстера заслезились, рот открылся, и он, выпустив свою жертву, свалился на заплеванный, давно не мытый пол. Тори подхватила только что спасенного от смерти Бернарда и быстро двинулась с ним к выходу.

Благополучно добравшись до более спокойного района Роппондзи, они зашли в ночной ресторан, на входной двери которого красовалась круглая с шипами рыба.

— Платите вы, — заявила Тори, — за вами должок.

— С превеликим удовольствием, — ответил Годвин, кивнув головой.

Тори поразилась его самообладанию — недавно он был на волосок от гибели, но сей печальный факт никак не отразился на его самочувствии. Вот это выдержка!

Тори заказала для себя молодых угрей, затем суси — рисовые лепешки с рыбным ассорти из сырых морских ежей, моллюсков и икры из летучей рыбы. И, наконец, жареную фугу, популярную по всей Японии, несмотря на то что блюда, приготовленные из нее руками неумелого повара, были смертельно ядовиты для человека. Чтобы иметь право внести фугу в меню, ресторанам требовалась специальная лицензия, и Тори затащила Бернарда именно в такой ресторан, желая продемонстрировать наглому американцу все прелести национальной кухни.

Подали разогретые полотенца. За ними последовало горячее сакэ, и Тори с интересом наблюдала за Годвином, пока он пил обжигающе-крепкий напиток. Они приканчивали вторую бутылку японской водки, когда принесли угрей — маленькие змейки плавали в прозрачном бульоне. Вид у блюда был довольно отталкивающий, но Тори накинулась на него с большим аппетитом и была слегка разочарована, видя, что ее сосед, не моргнув глазом, делает то же самое. «Ну ничего, — подумала она, — все еще впереди».

Заказанное ею суси пришлось бы не по вкусу и многим японцам, не говоря уже о европейцах, которым не удавалось даже после нескольких лет бесплодных попыток привыкнуть к вкусу выбранных Тори даров моря, особенно к морским ежам. Тем не менее, экзотические блюда из морских продуктов готовились в самых разнообразных местах, чтобы произвести впечатление на иностранцев и заодно подчеркнуть свою обособленность от других наций.

К удивлению Тори, Бернард и с суси расправился как ни в чем не бывало, попросив принести еще маринованного имбиря и васаби (соевый соус с хреном).

— Однажды я прочел статью, — обратился он к Тори, — о пользе маринованного имбиря, способного уничтожать вредные для человеческого организма микроорганизмы, которые могут находиться в сырой рыбе. Вы это знаете?

— Нет.

Наконец пришло время появиться фуге. Тори добросовестно объяснила Годвину, что, отведав этой рыбы, можно и умереть, но он пожал плечами и спокойно съел свою порцию. За шестой бутылкой сакэ он спросил:

— Как я справился?

— С чем? Я вас не понимаю.

— Прошел я экзамен, который вы мне устроили?

Тори посмотрела на него, затем расхохоталась до слез.

— Кошмар, — сказала она, вытирая глаза, — да вы просто черт с рогами!

— Забавно, — произнес Бернард Годвин с серьезной миной, — то же самое я почему-то подумал о вас.

После ужина они отправились к Тори домой, в крохотную, но уютную квартирку. Бернард с довольным видом расположился на диване. Он был человеком магнетического обаяния, огромной внутренней силы, внешне чем-то напоминая Юлия Цезаря: тот же выдающийся подбородок, большой прямой нос, взгляд повелителя. Хорошее лицо, неординарное, умное, оно, казалось, говорило: кто мне друг — останется им навсегда; кто мне враг — будет стерт с лица земли и даже не догадается, как это произошло. Только значительно позже заметит Тори в ярко-голубых глазах Бернарда лживость и коварство, притаившиеся там, словно хищные рыбы на дне озера.

Достав из холодильника две бутылки пива, она предложила одну гостю, другую взяла себе. Ей понравилось, что Бернард не стал требовать стакан, а пил прямо из бутылки. Наряд его тоже был оценен по достоинству: голубые брюки и рубашка спортивного покроя, красивая кожаная куртка шоколадного цвета очень ему шли. Тори также заметила отличного качества до блеска начищенные туфли, бесшумные при ходьбе. Ей нравилось, как он двигался — неторопливо, с чувством собственного достоинства, сосредоточенно. Он не суетился, словно юноша, но и не важничал, напуская на себя строгий вид, как это делают пожилые люди. Всего в нем было в меру — видно, прожитые годы прошли для него недаром. Несомненно, Бернард произвел впечатление на Тори, однако, помня об ужине в ресторане, где он замечательно разгадал ее хитрости, она была начеку и не хотела показывать своей симпатии. В конце концов, это ему было что-то от нее нужно, и скорее всего он это получит, но цену она желала назначить сама.

— Вы намекнули на какое-то деловое предложение, — напомнила Тори, плюхнувшись рядом с Бернардом на раскладной диван.

— Совершенно верно, — гость вытянул ноги, скрестив их у щиколоток; глаза смотрели немного устало, возможно, сакэ вдруг подействовало, — я не сомневаюсь, что вас оно заинтересует.

— Мне бы хотелось сначала выяснить, откуда вы знаете обо мне?

— Якудза называют вас Диким Ребенком, но есть другие, для которых вы — женщина-ронин[2]. В определенных кругах вы пользуетесь известностью.

— В каких таких кругах?

— Я имею в виду мое окружение. То общество, которому принадлежу я, да и вы тоже, как мне кажется.