Профессор философии с интересом посмотрел на Хонно.

— Ты права, пожалуй. Но, понимаешь, когда я тебя увидел, я был просто потрясен... Мои чувства к тебе не остыли, нет. И не важно, что ты замужем. Поэтому мне и нужны деньги, я хочу, чтобы на этот раз в наших отношениях было все прекрасно, совершенно. Это все исключительно ради тебя, поверь, Мне хотелось побыстрее расплатиться с долгами, чтобы не огорчать тебя.

Хонно, казалось, не слышала пылкую речь Гиина:

— Ты по-прежнему играешь.

— Нет! Я же сказал тебе тогда...

— Ложь! Ты нагло лжешь, Гиин.

— Клянусь тебе, я...

— Ты всегда лгал мне, я знаю.

— Хонно, что с тобой произошло? Ты так сильно изменилась.

— Ничего.

Хонно протянула Гиину пустой дипломат.

— Здесь деньги. Они помогут тебе начать новую жизнь.

Гиин рассеянно кивнул и дал Хонно листок бумаги.

— Сведения, записанные в тетрадях, потрясающие. Я с трудом верю, что все, описанное твоим знакомым, правда. Но это, без сомнения, правда, по-другому быть не может. Это подтверждают факты, цифры, даты. Все сходится. Взгляни: места встреч, количество проданного товара, точное время. Полная картина взяточничества, вымогательства, коррупции на всех уровнях власти, все описано в мельчайших подробностях.

— Имена?

Гиин широко улыбнулся и развел руками в стороны, довольный, что одержал верх над этой новой, незнакомой и странной Хонно.

— Пока это тайна, до тех пор, разумеется, пока я не получу деньги, а ты — ключ к шифру.

— Мне нужно все, и сейчас, немедленно.

— Но?!

— Мне нужно все, — повторила Хонно и неожиданно притянула к себе бывшего жениха с такой силой, что у того клацнули зубы. — Давай сюда тетради, и я сочту это незначительной компенсацией за твою бесконечную ложь и за то, что ты украл у меня мою собственность!

— Да ты с ума сошла! Рехнулась! Я заключил сделку!

— Ты скажешь мне все, и сейчас же, иначе я выпущу из тебя дух, слышишь? Убью прямо здесь, на мосту, и твоя смерть станет наглядным уроком для всех любителей лгать и красть!

— Я не...

— Хватит, — Хонно с силой нажала ему указательным пальцем на солнечное сплетение. Гиин согнулся пополам и навалился на Хонно, из его открывшегося рта потекла слюна.

Хонно еще раз нажала указательным пальцем на ту же точку, и у Гиина от боли глаза чуть не выкатились из орбит.

— Ты всем приносишь вред. И маленькой дурочке Хонно тоже. Но я положу этому конец.

Она в третий раз нажала указательным пальцем в том же месте, что и раньше.

— Я положу конец и твоим страданиям, сам себе ты уже помочь не сможешь. Ты катишься по наклонной плоскости, барахтаясь в грязи обмана и в собственных заблуждениях.

Хонно сильно прижала Гиина к себе, так что ей стало слышно биение его трусливого сердца. Ее внутренняя энергия — ва — сделала ее сильной, у нее за спиной словно выросли крылья, в груди полыхало пламя. Она вспомнила слова Фукуды: «Твоя судьба в твоих руках, госпожа Кансей», ощутила прилив радостного чувства от того, что она уже не такая, как прежде. Доросла ли она до настоящего воина? Пока нет, но скоро, скоро ее час придет...

— Сначала я сломаю тебе позвоночник, дорогой профессор. Ты снова хотел обмануть меня, болтая о каких-то чувствах. Я знаю тебе цену, Гиин, и получу то, что хочу.

— Но я ничего не могу, — еле-еле пролепетал Гиин. — Я не могу уже ничего расшифровать. Возраст... Мозги не те, не специалист, а ноль, понимаешь? Я нашел другого человека, он и расшифровал тетради. У него... у него... все, что тебе... нужно.

— Имя, — сказала Хонно, усиливая хватку, — адрес.

Гиин назвал ей имя и адрес, еле шевеля губами от слабости. Жалкий, не в состоянии вырваться из цепких рук Хонно, он не мог даже шевельнуть головой, бессильно свесившейся ей на грудь. Хонно внезапно охватило глубокое отвращение к этой слабости, как раньше она испытывала гадливое чувство к пьяному, беспомощному отцу. «Достаточно я уже была примерной девочкой, — подумала Хонно, — и прощала всем. Довольно с меня».

Резко вскрикнув, она обхватила руками шею Гиина и с хрустом свернула ее, а затем выкинула безжизненное тело в темные воды Сумиды, по которым бежала блестящая лунная дорожка, совершенно такая же, как и ночью.

Хонно спокойно подняла дипломат и пошла по направлению к ожидавшему ее лимузину. Она шагала по мосту, а вокруг город — ее Токио! — сверкая мириадами разноцветных огней, жил своей собственной жизнью, манил к себе. Но что город! Хонно наконец обрела то, чего желала больше всего на свете — свободу; выбор был сделан, и нужно было идти вперед и вперед, навстречу своей новой судьбе.

Эстило был так зол, что готов был задушить Круса собственными руками. Рассел категорически возражал против этого. А Тори вдобавок ко всему рассказала своим товарищам об обещании, которое она дала Соне: помочь расправиться с Крусом. Они долго спорили, пока самолет летел в сторону Медельина, не зная, на что решиться.

— Слушайте, мы же не преступники, — говорил Рассел, рассуждая, как всегда, логично и справедливо, — хватит уже. Мы и так глубоко увязли в грязных делах этих грязных людишек. Зачем нам помогать Орола в их кровавой вендетте? Своих дел у нас нет, что ли?

— Прошу меня простить, сеньор Слейд, — вмешался Эстило, — но боюсь, вы ошибаетесь. Ваша точка зрения Принципиально неверна, поймите, сейчас для нас разобраться с Крусом — дело чести. У нас с ним личные счеты, ничего общего не имеющие с вашим заданием. В другой ситуации — пожалуйста, я с радостью прислушался бы к вашим словам и не лез бы на рожон. Но теперь не могу.

Тори украдкой взглянула на Эстило. Она не помнила, чтобы тот проявлял такую кровожадность, как сейчас. Странно. Он толковый и ловкий бизнесмен, но не убийца. Убийства — удел таких, как Крус, тот любит пострелять, оставляя за собой одни трупы, но к чему ведет подобная бессердечность? Крус без зазрения совести, не моргнув и глазом, пристрелил Рубена Оролу, и целый клан ополчился на другой клан, на Круса было совершено два покушения, его любовница спит и видит, как бы ей поскорее свести с ним счеты, кругом находятся одни предатели. Крус, разумеется, и не заслуживал лучшего отношения, но не в этом дело. Главное, что одно убийство тянет за собой другое, и так без конца. В ответ на зло получаешь зло.

— Я, знаете ли, не связан ни обещаниями, ни обязательствами чести, мне хочется поскорее убраться из этого чертова города, — продолжал Рассел. — В Медельине все куплено, начиная от простого полицейского и кончая правительством этой страны; вполне возможно, что и наши чиновники замешаны в кокаиновом бизнесе, потому что два года назад американские военные подразделения были полностью выведены с территории Колумбии.

— А как же благодарность? Справедливость? — поинтересовалась Тори. — Без помощи Сони нам никогда бы не удалось обмануть Круса и получить ценную информацию. Разве смогли бы мы узнать тогда про кокаиновую ферму? Мы сами никогда бы ее не нашли, тем более в джунглях.

Тори достала прозрачный цилиндр с темными шариками внутри, который они случайно нашли в пакетах с кокаином, и показала Расселу.

— Да черт с ней, с благодарностью, и со справедливостью в том числе. Мы же в Колумбии, а не где-нибудь, здесь о таких вещах и понятия не имеют.

Давно, много лет назад, когда Рассел заканчивал учебу в университете Уортон, он забрел на лекцию об истоках правосудия, которую читал Бернард Годвин. Основная мысль лектора заключалась в том, что законы правосудия, основы справедливости суть изобретения человеческого ума. В природе такое понятие, как справедливость, не встречается; в природе действует один закон — закон джунглей; сильный выживает, а слабый погибает. Жизнь или смерть — другого выбора, другой альтернативы нет. Лекция произвела тогда на Рассела глубокое впечатление, так же, впрочем, как и сам лектор. Позднее, когда Рассел уже работал в Центре, он узнал, что Годвин приезжал в университет с целью вербовки новых сотрудников и, понятно, специально построил свое выступление таким образом, чтобы произвести впечатление на юные умы, однако и после этого восхищение Рассела своим учителем не уменьшалось.