Большой Эзу рассмеялся.
— Но вы не понима... — диким голосом завопил Йен, когда кровавый ноготь вонзился ему под правый глаз. Адвокат хотел было отодвинуть голову назад, но Кои не дала ему сделать это.
— Да, да! — закричал Йен. Глаз его залило кровью, по щекам потекли слезы. — Хорошо, я скажу. Фирма Эстило наняла меня для того, чтобы я помогал ей перевозить необычный груз с места на место.
— Что вы имеете в виду под словом «необычный»? Незаконный? Скорее всего именно так. А выражение «с места на место» означает, по всей видимости, провоз груза через таможенные границы?
Йен Ясувара молчал, и Кои, намочив свой палец его кровью, вымазала ему рот. Адвокат всхлипнул и сказал срывающимся голосом: «Да».
— Откуда Эстило получает гафний? — спросила Кои, и Йен подпрыгнул на месте от неожиданности, — он и не подозревал, что женщина, сидящая рядом с ним, может говорить человеческим языком.
— О, пожалуйста, прошу вас, — захныкал Йен. Кои зловеще склонилась над адвокатом, и тот, дрожа как осиновый лист, заговорил:
— Эстило покупает гафний у французской фирмы «Ля Люмьер д'Ор». Эта фирма — частная, но ее патронируют американцы.
— Не является ли собственником фирмы тот американец, который сопровождал Кунио Миситу во время переговоров с Кагой о создании совместного предприятия? — немедленно среагировала Кои.
— Не знаю.
— Но скорее всего, это именно он.
— Не думаю, — возразил адвокат, — я считаю, что «Ля Люмьер д'Ор» — не более чем перевалочный пункт, удобный для транспортировки партий гафния. Поверьте моему опыту. Кроме того, американец, интересующий вас, мало походит на бизнесмена.
Уже второй раз Кои слышала о том, что загадочный американский подданный не был похож на бизнесмена.
Вице-директор компании Каги сказал то же самое, что и Йен Ясувара.
— Kara покупает гафний непосредственно у Эстило?
— Нет. Собственно говоря, для этой цели я и понадобился: с моей помощью мы устроили дело так, чтобы Ми-сита покупал гафний через один банк на Карибском острове Монсеррат; банк же, не подозревая ни о чем, оплачивает счета несуществующего, фиктивного треста. Так что Мисита официально не имеет ни малейшего отношения ни к гафнию, ни к немецкой фирме.
— Как так? — вмешался Большой Эзу. — Кто-то же должен представлять этот фиктивный трест? Он не может существовать сам по себе.
— Разумеется, не может, — подтвердил Йен. По его лицу ручьями тек пот, смешиваясь с кровью. — Существует третье лицо.
— Да? Кто же это?
Йен колебался лишь мгновение и, прежде чем кровавый ноготь приблизился к его глазу, выпалил: «Хитазура!» и обмяк, как мяч, из которого выпустили воздух.
«Вот оно что, — подумал Большой Эзу. — Наконец-то мы нашли ключ к головоломке! Даже Какуэй Саката не осмелился изложить этот факт в своих записях».
— Трудно поверить, не правда ли? — обратился Эзу к Кои. — Хитазура, Мисита и Kara — все трое замешаны в этой миленькой истории с гафнием.
— Почему, — спросил он у адвоката, — Мисита и Хитазура пошли по незаконному пути, чтобы создать предприятие по производству деталей для ядерных реакторов? Секретное предприятие, о котором никто ничего не знает.
— Потому что в Японии законы, касающиеся атомной промышленности, слишком строгие. Кроме того, совместное предприятие не только делает ядерные реакторы, но и продает их.
— Продает, и по выгодной цене, конечно?
— Не совсем так. У предприятия — единственный покупатель. — Йен говорил таким голосом, словно на мгновение увидел свое будущее и понял, что оно не сулит ему ничего хорошего. — Сделку устроил я, так что отвечаю за свои слова. Товар уходит в Россию. А покупатель — организация «Белая Звезда», которая объединяет националистов всех республик бывшего Советского Союза.
Свет погас, но в темноте Ирина видела Одиссея даже лучше, чем при свете. Странно светящаяся кожа космонавта в темноте начинала фосфоресцировать. Ирина необыкновенно хорошо чувствовала себя в соленой воде бассейна, плавая рядом с Одиссеем и дельфином.
— Я должен тебя предупредить, — сказал космонавт. — Во время полета к далеким звездам я подвергся действию космических лучей и получил, судя по всему, изрядную долю радиации.
— Неужели и в космосе существуют ловушки для человека?
— А тебя моя внешность не волнует? — вопросом на вопрос ответил космонавт.
— А почему она должна меня волновать? Ларе и Татьяне все равно, не так ли?
— Они на работе, пойми. И ко многому привыкли.
Ирина дотронулась до Одиссея и сказала:
— Извини, что я так легкомысленно говорила о твоей беде.
— Не извиняйся, — ответил Одиссей, и широкая улыбка осветила его лицо, словно солнышко мелькнуло над водой. — К сожалению, люди, окружающие меня, не отличаются большим чувством юмора. Мне так скучно с ними.
— Ну, это Марс сплоховал, — заявила Ирина и вдруг вскрикнула от неожиданности: дельфин проплыл у нее между ног.
— Ты ему нравишься, — сказал Одиссей. — Я думал, дельфин будет к тебе ревновать.
Дельфин подплыл к Ирине, громко прищелкнул, и Ирина погладила его симпатичную морду.
— Арбат знает, что я не собираюсь забирать его у тебя.
— Верно. Дельфин все знает.
Животное резвилось в воде, поднимая волны, соленые брызги фонтаном взмывали вверх, и Ирина совершенно расслабилась; в присутствии этих двух удивительных существ она ничего не боялась, и измученная ее душа стремилась к ним, хотя до этого момента она пряталась глубоко внутри ее, подобно тому, как прячется улитка в своем домике.
— Скажи, Одиссей, а что еще знает Арбат?
— Это Волков интересуется? — глаза космонавта стали светлыми-светлыми, еще светлее, чем его бледная кожа.
— Нет. Зачем ему это?
Наступило недолгое молчание, и даже дельфин притих.
— Да, ему это вряд ли интересно, — согласился Одиссей.
— Не очень-то тебе нравится Марс Волков.
— Давай не будем о нем говорить. Предмет для беседы довольно неинтересный.
— А как ты познакомился с Наташей Маяковой?
— Когда я вернулся из космоса, ни бассейна, ни дельфина еще не было. Я маялся от скуки, и меня повезли в Москву, в театр. Шла «Чайка» Чехова. Наташа играла в этом спектакле и произвела на меня сильное впечатление. Я попросил, чтобы меня познакомили с актрисой. Она — необыкновенная женщина.
— Это правда. Я тоже полюбила Наташу, хотя сначала она мне не очень понравилась. Некоторые люди при близком знакомстве оказываются совсем не такими, какими кажутся вначале. И получается, что они как бы дурачат других.
— Это лучше, чем дурачить самих себя. Ирина подплыла ближе к Одиссею.
— Здесь, кроме нас, есть еще кто-нибудь? — спросила она.
— Волков ушел. Лара и Татьяна спят. Мы одни, если не считать, конечно, мониторов. Но они, кроме щелканья Арбата, ничего не улавливают.
— Как ужасно, когда за тобой следят.
— Можешь попробовать на себе.
— Я поговорю с Марсом, может быть, он сделает что-нибудь?
Одиссей, откинув назад голову, рассмеялся.
— Поговори. Жаль только, что я не буду при этом присутствовать и не услышу его ответ.
— А что ты смеешься? У Марса есть власть.
— Н-да. Ну, если ты уговоришь его увести своих сторожевых псов, я буду тебе глубоко благодарен.
— А тебе не надоел этот бассейн? — задала очередной вопрос Ирина.
— А тебе не надоела Россия? — передразнил ее Одиссей.
— Ты шутишь, что ли?
— Ни в малейшей степени. Я серьезен, как никогда. Свобода — не объект для шуток.
— Ты прав. Я устала от жизни здесь.
— Замечательно. Первый шаг в нужном направлении. Ирина рассказала бы Одиссею все: о Кембридже и славных студентах, о кока-коле и пицце, рок-н-роле и многом другом, но слова застряли у нее в горле и никак не хотели выходить наружу.
Одиссей какое-то время плавал в молчании. Он смотрел в потолок, словно мог видеть сквозь него ночное небо и звезды, закрытые большой тучей, нависшей сейчас над городом, словно у него были не глаза, а радары. Ирина уже привыкла к частым паузам в их разговоре, они внезапно возникали и так же внезапно кончались. Молчание Одиссея не означало, что он забыл о ее присутствии или не слушает ее, как раз наоборот: он находился в состоянии напряженного внимания. Позднее Ирина поняла, что долгие паузы в разговоре с Одиссеем — не паузы вовсе, а просто иная форма общения.