— А-а-а! — заорал он, а красные от полопавшихся капилляров глаза сухим и невидящим взором устремились на ратников противника. В следующий миг на их головы обрушился колоссальный поток кипятка, закручиваемый под причудливыми углами и бешеным давлением.

Фолторн упал на колени со звучным хрустом порванной кожи. Треск стоял такой, словно лопнул туго перетянутый трос. Кровь не успевала вытекать, спекаясь на его теле. Каждое движение ученика создавало ощущение марионетки, которой управлял неумелый кукловод. Хрип, вырвавшийся из его лёгких был похож на завывающий ветер.

Ведро воды, что вылила на него Дунора стало последней каплей — маг потерял сознание.

— Помоги затащить его на седло, — пробормотал я.

— Он будет жить? — в голове девушки ощущалась обеспокоенность.

— Я не знаю.

Жертва юного волшебника отогнала перепуганных сайнадов, оставив на месте обрушения потока кипятка широкую просеку. По меньшей мере две или даже три сотни ратников нашли свою смерть, позволив Чёрным Полосам перестроиться и вскочить на лошадей.

Мы двинулись к переправе.

«Потворствовать — значит растить его. Наказывать — значит кормить его. Безумие не признаёт узды — только нож».

Кашмирская поговорка.

Таскол, взгляд со стороны

Десять золотых монет блестели на смуглой ладошке Лотти.

Карсин лежал на полу изломанной и изуродованной куклой. Кровь текла вокруг, словно пролитое вино.

Жрец, ухмыльнувшись, бросил девушке серебряную монету: «На память о ней».

Милена находилась в доме, где некогда скрывалась. Здесь ничего не изменилось. Мраморные лестницы и старая роскошь, уже успевшая прийти к негодность. Дом, ныне отданный зажиточным беженцам, таким как Лотти.

В голове Мирадель проносились образы прошлого. Моментов, когда она жила тут. Точнее скрывалась. Как она плакала и беспокоилась за Ольтею, за своих людей, оставшихся в Ороз-Хоре, даже о слугах и страже. И как боялась Киана…

Теперь, вернув статус, женщина вновь ощущала себя хозяйкой положения. Солдаты вытягивались при её приближении, старательно пялись ровно перед собой застывшими в серьёзности глазами.

Эскорт, идущий за ней следом, состоял из сионов и бывших рыцарей веры, сменивших сторону. Двое из них несли артефактные фонари, освещая тёмные окрестности.

Ночь. Такими делами нужно заниматься только ночью…

Милена поднималась по выщербленным ступенькам, стараясь изобразить надменность и власть, но внутренне ощущала, словно идёт на плаху. В груди болело, а по телу разливался холод. Она с трудом сдерживалась от желания обнять саму себя. Укутать.

Тень императрицы колебалась, дёргалась, периодически расщеплялась и снова соединялась. Отражала её смятение.

На улице стучали копыта кавалерии. Офицеры командовали сотней солдат, расставляя их на каждом углу и контролируя любую подозрительную активность. Они не ожидали нападения, но после беспорядков последних дней Мирадель предпочла подстраховаться, дабы вновь не оказаться в неприятностях.

Опыт женщины диктовал новые правила.

«Довольно и одного мятежа, который чуть не забрал мою жизнь», — думала она.

Милена отчего-то считала, что должна появиться здесь лично. Это место обязано увидеть её не только в виде свергнутой беглянки, но и в образе священной правительницы Империи Пяти Солнц. Должно углядеть разницу. Проникнуться ею.

Мирадель прищурилась.

«Верно, — сказала она самой себе. — Вместе со мной поднимается вся Империя!»

Радость триумфа периодически охватывала её, даруя сладкое спокойствие и толику истомы. Было что-то будоражащее в том, чтобы вернуться хозяйкой в место, где ранее была рабыней.

С лёгким удивлением женщина осматривала внутреннее убранство дома, не узнавая его. Впрочем, за время пребывания тут Милена не покидала комнат Лотти. А в первый раз Карсин привёл её в таком состоянии, когда она едва могла не спотыкаться, что уж говорить о том, чтобы смотреть по сторонам? Про момент «ухода» императрица и вовсе предпочитала не вспоминать лишний раз.

В каком-то роде Милена появилась здесь в первый раз. В первый осознанный и осмысленный раз. И окружающий вид ей не нравился.

Ветхость. Разруха. С трудом поддерживаемая основа, которую давно пора менять. Облезшая и неровная штукатурка, шелушащаяся краска — словно змеиная чешуя.

Возле дверей в комнаты, где Мирадель провела несколько долгих дней, её ожидал Сарг Кюннет, болезненный первый помощник Силакви, которого она, временно, сделала исполнителем роли высшего жреца.

Безусловно парень не тянул на него и близко, зато был в курсе почти всего, что осуществлял Киан. И именно эти знания необходимы были Милене, дабы она могла хоть как-то управляться неповоротливой государственной машиной. Сарг же оказался весьма полезен. Его фантастическая память позволяла оперировать многими сведениями, а аналитический склад ума, зачастую, давал крайне ценные советы.

— Отличная работа, Кюннет, — кивнула императрица, ведь вся операция была целиком и полностью спланирована Саргом. — Я довольна.

Парень дёрнулся на свой странный манер, а потом порывисто заморгал.

— Ваше величество, я знаю, тчо в-в… ч… что вы хотите сделать, — привычно для её слуха заикнулся он.

Мирадель вздрогнула. Ей не хотелось получить разбор собственных планов. Не здесь. К тому же, зная Кюннета, она не сомневалась в его честности, отчего женщине становилось лишь ещё более тошно.

— Какая разница? — с толикой раздражения спросила она, будучи не уверенной, что сумеет достойно сдержать его слова.

— Е-если м-мне позволено будет высказаться, — Сарг неловко взмахнул руками, — я молил бы вас передумать.

Императрица прикрыла глаза и простояла так несколько секунд, после чего шагнула к парню ближе. Его болезненно истощённое лицо не изменилось, не показало никаких новых эмоций. И это тоже, своего рода, был ответ.

— А что на это сказал бы Дэсарандес? — вперилась она в него мрачным взглядом.

Кюннет не отвёл глаза. Его взор, казалось, не отображал ничего. Никаких чувств, кроме сугубой рациональности.

— Я не рискну ответить, ваше величество.

— Даже если я прикажу? — прищурилась она. Солдаты за спиной женщины замерли неподвижными истуканами.

— Ежели я отвечу, то это лишь больше убедит вас в верности собственного решения. Однако истина в том, что поступить нужно ровным счётом наоборот.

— Вот как, — рассмеялась Милена. — Значит ты считаешь, что трещина между нами лишь возросла и я сделаю наперекор его воле…

Сарг некоторое время обдумывал её слова, а потом коротко кивнул.

— Так и есть, ваше величество.

Мирадель внезапно ощутила себя, будто оказалась подвешенной на крюке. Она едва не зашаталась, но силой воли сдержала собственную слабость.

— Ты не имеешь ни малейшего понятия, что именно я испытала, проживая здесь, — жёстко произнесла императрица.

— Картина событий полностью восстановлена, ваше величество, — неуклюже пожал он плечами. — Сопоставить ваше эмоциональное состояние на основе ранее виденного поведения, не представляет особых трудностей.

Милена подавила желание отвесить ему пощёчину, да такую, чтобы неуклюжий увалень растянулся на каменном полу.

— Значит, ты хочешь, чтобы я поступила так, как сделал бы Господин Вечности? — она не сдержала толику пренебрежения, произнося последние слова.

— Да! — неожиданно для неё воскликнул парень. — Вам необходимо убить её. Убить, а не помогать!

Мирадель сделала резкий шаг назад, а потом вытянула руку, успокаивая стражу. Несколько ударов сердца ушло у неё, чтобы собраться с мыслями и задавить собственные порывы.

«Я держу его не для того, чтобы срываться», — проговорила она в своей голове. Дважды.

— И зачем же мне убивать Лотти? — Милена наклонила голову. — Я прекрасно понимаю, почему она предала меня. Ты, Сарг, видишь лишь одну сторону этой жизни, поклоняешься логике и считаешь факты. В то время как реальность куда сложнее и бывают моменты, когда просто нет другого выхода. Как ты считаешь, что чувствовала эта девушка в той ситуации? Будучи молодой, испуганной, наивной и необразованной? Что она подсчитывала варианты? Прикидывала, как лучше всего всё провернуть? Выискивала выгоду в том, чтобы меня сдать? О нет, совсем нет! Лотти просто боялась. Боялась так, что не могла шевелиться. Она дрожала на кровати, не в силах даже встать. И на её месте подобные чувства испытывала бы и я… — порыв Мирадель, под конец, сошёл на нет. — Убить Лотти для меня — всё равно, что убить саму себя…