Прошло минут десять, и ворон решил проверить, не умер ли человек. Взмахивая крыльями, птица дважды поднималась в воздух и на некоторое время зависала над воином. Наконец ворон уселся на лед в футе от головы Келемвара и заглянул ему в лицо. Человеческие глаза остались закрытыми, а дыхание было очень слабым, почти незаметным.

Ворон скакнул вперед и клюнул воина в нос. Келемвар не шелохнулся, и тогда ворон клюнул снова. На этот раз клюв отхватил маленький кусочек плоти.

Келемвар тотчас проснулся и увидел перед собой черную птицу. Несмотря на абсолютную пустоту в голове, он понял, что именно ворон причинил ему боль. Правая рука воина инстинктивно обхватила блестящее черное тело. Одновременно его левая рука сжала птичью лапу, и воин почувствовал, как хрустнула косточка.

Ворон закаркал и начал отбиваться свободной лапой. Келемвар зажмурился, и острые когти впились ему в бровь. Воин громко заорал, но птица лишь еще сильнее впилась в его лицо, пытаясь добраться до глаз.

Келемвар отпустил ворона и закрыл лицо руками. Захлопав крыльями, падальщик взвился в воздух. Смахнув кровь, воин посмотрел птице вслед – поединок пробудил тело Келемвара, и воин начал соображать гораздо лучше.

– Ощипанная курица! – крикнул Келемвар вслед ворону, ощупывая раны на лбу.

Птица описала в воздухе несколько кругов и улетела в западном направлении. С некоторой тревогой воин отметил, что солнце клонится к горизонту, а значит, через два часа станет темно.

Келемвар почувствовал страх и одиночество – он даже пожалел о том, что прогнал птицу. Ворон хоть и дожидался его смерти, но вместе с тем составлял воину компанию.

Келемвар почувствовал, что ноги его онемели от бедер до самых кончиков пальцев. Кисти рук приобрели синий оттенок. Угроза превращения в кусок льда нависла над ним. Воин начал размахивать руками и пытаться разогреть ноги.

Однако эта попытка явилась лишь временным решением проблемы. Если он намеревается выжить, ему необходимо согреться. К счастью, все необходимое для этого у него под рукой.

Втайне понадеявшись, что ему в голову пришла не очередная безрассудная идея, порожденная холодом, Келемвар начал собирать дрова, необходимые для костра. Воин стряхивал снег с пучков травы и вырывал их. Засовывая траву под рубаху, он рвал сухие стебли, пока рубаха не стала походить на матрас. Воин продолжал работать руками скорее инстинктивно, нежели сознательно: за свою жизнь он развел не менее тысячи костров и теперь доверял интуиции больше, чем затуманенному разуму.

Далее Келемвар собрал все ветки и прочие деревяшки, какие только нашлись поблизости, отделив маленькие сучки от больших. Через несколько минут появилось несколько кучек деревянных обломков. И наконец он выбрал шесть самых крупных палок и положил рядом друг с другом так, чтобы получилась маленькая платформа. Из опыта воин знал, что пламя, когда костер разгорится во всю силу, сразу превратит лед в пар. Но вначале огонь следовало держать подальше ото льда.

Келемвар достал пучок травинок, энергично растер их между ладонями, подсушил траву и положил на платформу из деревяшек. Он повторял этот процесс до тех пор, пока не получил маленькую горку сухой пыли. Затем воин достал кремень и огниво и стал чиркать ими друг о друга. Спустя пять мучительных, полных сомнений минут искра упала на траву. Сначала одна травинка, затем две, затем несколько занялись огнем. Воин добавил еще травы, а после того как она разгорелась, взял в руки несколько веточек и стал держать их над огнем, чтобы они просохли.

Еще через полминуты Келемвар задрожал – холод постепенно отступал. Он больше не мог держать ветки, а потому положил их в огонь. Деревяшки сперва задымились, затем одна занялась пламенем. Воин осторожно подул на костер, и две другие веточки тоже загорелись.

Келемвар убрал кремень и огниво. Пролетели минуты, и вот уже оранжевые языки водили хоровод перед воином. Легкий ветерок вился вокруг его тела, бросая пепел и дым прямо в лицо. Дым разъедал глаза и вызывал кашель, но это было неважно. Сейчас запах гари для Келемвара был подобен аромату розовой воды, а кашель служил лишь скромной платой за обогрев. Вскоре дрожь прекратилась, и воин почувствовал тепло.

Уже через десять минут к Келемвару вернулся рассудок. По-прежнему ощущалась усталость, ноги совершенно онемели, однако сонливость исчезла. Костер растопил в черном льду маленькую лужицу, и воин утешился тем, что этот лед тает так же, как и обычный. Теперь оставалось только найти способ разбить его.

Келемвар подумал было, что надо развести костер рядом с тем местом, где его бедра исчезали в замерзшем озере. Однако он не мог бы собрать столько веток и древесных обломков, чтобы растопить толстый слой льда. Единственное, что оставалось воину, – это расколоть лед, а значит, нужно было найти что-нибудь потверже.

Всякого рода камни, валуны и булыжники окружали озеро со всех сторон, однако в пределах досягаемости не оказалось ни одного камушка. Все они были погребены под песком пляжа.

Если бы Келемвар по-прежнему замерзал от холода, все глубже погружаясь в забытье, он, вероятно, не заметил бы промелькнувшей в его голове идеи. Но теперь воину было тепло; мысли больше не путались, и Келемвар испытывал даже некий подъем. Полный решимости, воин схватил самую крепкую из лежащих рядом деревяшек и принялся рыть песок.

Не углубившись и на шесть дюймов, Келемвар наткнулся на первый камень. Это был круглый, размером с ладонь булыжник, пригодный разве что для метания, но не подходящий для раскалывания льда. Келемвар продолжал копать.

Второй камень был получше – примерно тех же размеров, но только с зазубренными краями. Воин отложил его в сторону.

На глубине около фута Келемвар нашел то, что искал. Третий камень представлял собой темно-серый, ничем не примечательный булыжник. Однако воину он показался краше любого бриллианта. Камень был большим, но имел как раз такие размеры, что воин вполне мог поднять его одной рукой. Один конец булыжника заканчивался маленьким острым конусом, другой был широким и идеально подходил под руку.

Келемвар взял булыжник и ударил им по льду возле бедра. Черные осколки разлетелись в стороны.

Воин еще десяток раз опустил камень, пытаясь заставить лед треснуть. Черные брызги так и летели из-под булыжника, однако лед держался.

Над вершиной утеса захлопали крылья. Знакомый ворон уселся под деревом, держа левую лапку над землей.

– Извини за ногу, – сказал Келемвар, взглянув на сломанную лапку.

Ворон наклонил голову и, устав стоять на одной ноге, сел на землю, словно в гнездо. Воин улыбнулся и замахнулся камнем.

– Обед, кажется, откладывается, – добавил Келемвар.

Голова птицы пару раз качнулась. Будь разум воина затуманен, возможно, он расценил бы этот неуклюжий жест как знак согласия, будто бы ворон ответил: «Откладывается, но не отменяется».

Келемвар решил не обращать внимания на птицу и начал колоть лед под грудью, где он был тоньше. К радости воина, ему удалось отколоть большой зазубренный кусок. Разбивая лед от этого скола в направлении поясницы, воин смог положить начало трещине, ведущей к его правому бедру.

Келемвар трудился в течение двадцати минут, временами останавливаясь, чтобы подбросить в огонь пару веток. За это время воину удалось увеличить трещину, и она протянулась уже к середине его бедра. Когда солнце спряталось за холмами и небо окрасилось в розовый цвет, огонь уже глубоко растопил под собой лед. Костерок погрузился под воду, оставив в двух футах слева от воина шипящую и дымящуюся полынью.

– Нет! – воскликнул Келемвар.

Но лишь холодный стон ветра стал ответом на его крик.

Воин сразу начал мерзнуть. Он попытался вырваться из льда, надеясь, что проделанной в нем трещины достаточно, чтобы оказаться на свободе, но не сдвинулся с места.

Келемвар потянулся за травой для нового костра, но оказалось, что почти вся она уже использована. Хуже того, всего несколько деревяшек валялось в пределах его досягаемости. Даже если воин и развел бы новый костер, его не хватило бы на всю ночь.