Я оббежал все шалашы, которые только были в этом треклятом селении, но не нашёл ни намёка на Рун-аль-Ахга. Неужели его уже сожрали?! И когда успели?! Стало не по себе. В душе я понимал, что этого не может быть, но вот, мои глаза ведь меня не обманывают, старого гоблина не видно ни в связанном, ни в разделанном, ни в каком-либо другом виде! Выйдя из очередного шалаша ни с чем, я наткнулся на Их-руг-Ахта. Судя по выражению его лица, друид также ничего не обнаружил.

— Ты точно исследовал всю часть селения? — Чувствуя, что здесь что-то не так, исключительно для проформы спросил я.

— Точно, — с напряжением в голосе ответил друид и, остановив на мне взгляд, неуверенно протянул: — Тебе ведь тоже кажется, что это странно?

Я молча кивнул.

— Ни намёка на разделочные столы, костры для запекания пищи… — продолжал размышлять вслух Их-руг-Ахт. — Они не едят сырое мясо — пускай и частично, но они близки к нам по своей генетике и образу жизни. Животные повадки в них составляют лишь часть сущности. Так что же, они просто съели его так, сырым? С одеждой?

— Он точно где-то здесь, — согласился я с его доводами. — Но с фактами не поспоришь: мы обыскали всё, но нигде его не нашли.

— А может, просто плохо искали? — Сощурился гоблин, посмотрев на меня так, что я неожиданно для самого себя всё понял.

Кто же оставляет добычу без охраны?! Но мы не увидели ни тела старого гоблина, ни стражи! А если учесть, что тодплаги прекрасно умеют наводить морок… Какие же мы идиоты!

— Нужно исследовать поселение ещё раз, — заметив, что я всё понял, кивнул друид. — И на этот раз внимательнее СЛУШАТЬ. Старик умён — он должен подать нам хоть какой-то знак.

На этот раз, оказываясь в шалашах тодплагов, я не просто окидывал помещение взглядом и следовал к другому жилищу, но и внимательно прислушивался к любому шороху, любому писку или чему-то, что могло бы выдать Мастера-над-Водой. Заглядывал под грубо сколоченные столы, даже открывал сундуки и водил руками, будто слепой, пытаясь коснуться спрятанного мороком старика. Ничего. И в пяти следующих шалашах я также ничего не нашёл, в глубине души надеясь, что на него наткнулся Их-руг-Ахт. Последний шестой шалащ вообще был пуст: в прошлый раз, заглянув в него, я тут же его и покинул: не было ни столов, ни скамеек, ни хвороста, ни хотя бы косточки, которые в других шалашах занимали изрядную площадь. Но всё же я решил проверить, чувствуя себя очень глупо. Вновь начал шарить руками, даже прикрыл глаза, прислушиваясь. Спустя несколько минут пародии на слепого, я сдался и, выдохнув, открыл глаза. По-прежнему ничего. Что ж — я пожал плечами — значит, друиду должно повести больше…

Развернувшись, я сделал шаг за порог, как вдруг моё ухо дёрнулось:

— мммммм… — звук, донёсшийся до моего слуха, был настолько слаб, что я сначала принял его за дуновение ветерка. Но затем: — мммммм!

Я вновь сделал разворот на триста шестьдесят градусов, ухватив Пха наподобие копья. Висящие на нём черепа задорно заколотились друг о друга. Я слышал — я точно слышал его! И каким же, именем духов, я был идиотом: пустой, абсолютно пустой шалаш! Да где такое видано?! Ни веточки, ни даже пыли! Эх, кто бы ни навёл этот морок — перестарался с антуражем, это точно. Теперь не оставалось сомнений: старик где-то здесь, нужно было лишь поискать — в конце концов, это не поместье, тут максимум десять квадратных метров.

Не выпуская из рук посох, я начал медленно «сканировать» помещение взглядом, аккуратно двигаясь вперёд, стараясь вглядываться в каждую точку и слушать. Каким бы сильным ни был морок, если ты знаешь, что ищешь, и прикладываешь к этому определённые усилия, то найти это «что-то» будет не проблема. К тому же предмет моих поисков сам очень хотел, чтобы я его нашёл. Мычание становилось всё более и более отчётливым, по мере того, как я приближался к левому краю шалаша. А как только мой взгляд скользнул в самый угол, то уловил еле мерцающую тень, по мере приближения принимающую чёткую форму, и, наконец, вынырнувшую из мрака.

— ММММ!!! — настойчиво промычал Мастер-над-Водой, лежащий на земле с кляпом во рту и связанный по рукам и ногам.

Выглядел он, надо сказать, ещё хуже Их-руг-Ахта, когда я нашёл того в пещере псов-близнецов: одежда превратилась в лохмотья, за грязью с прилипшей к ней кровью не видно лица. Видимо, тодплаг, таща беднягу через болота, не очень-то переживал за его сохранность — к тому же, старик явно был измотан, он двигался то с трудом, своими потугами скорее говоря о том, что всё ещё жив, нежели показывая, что может передвигаться.

— Спокойно. Я пришёл за Вами. Сейчас я Вас освобожу.

Старый гоблин затих. Кажется, успокоился. Вот и славно, а то не хватало ещё, чтобы на своего же накинулся. Истории известны многие случаи, когда освобождённые пленные начинали орать, грызть и бить своих спасителей: мозг плывёт, ты уже не веришь, что будешь свободен, а старик, так вообще уже смирился с ролью обеда для жаб-переростков.

Положив Пха на пол, я медленно — так, чтобы не взволновать ещё больше и так маячившего на грани истерики Рун-аль-Агха — вытащил из-за пояса кинжал и поднёс его к спутывающим старика верёвкам.

— МММ!!! — Вдруг дёрнулся гоблин, и зрачки его расширились, глядя мне куда-то за спину. Твою мать…

Я обернулся, одновременно замахнувшись ножом и… увидел маму. Она стояла в своём домашнем халате на кухне, уперев руки в бока и глядя на меня немного устало и с лёгкой улыбкой на лице:

— Андрей, не балуйся с ножом, можешь порезаться! — Она шутливо погрозила мне пальчиком и протянула руку: — Давай сюда. Сделаю тебе бутерброд перед школой.

— Прости, мам, — хохотнул я и протянул ей нож.

Мама улыбнулась и прошла к холодильнику, достав колбасу. Я же, довольный и голодный, сел за стол, выжидающе глядя на то, как она делает мне бутерброд. Мама готовить не умеет — вот и приходится перебиваться перекусами в виде бутербродов. Но зато колбасу она режет так, как я люблю — широко, вкусно. Сделав мне два бутерброда, она положила их на тарелку и поставила на стол, улыбнувшись и погладив меня по голове:

— Кушай.

А сама села рядом, с улыбкой разглядывая меня, словно видит в первый раз, покачивая так и оставшийся в её руке нож.

— Мам, не балуйся с ножом, можешь порезаться! — Засмеявшись, передразнил я её, и, широко разинув рот, откусил почти половину бутерброда. Пережевал. Странно. Вкуса совсем нет.

Мама скривилась. И мне стало почему-то не по себе: она поднялась и замахнулась ножом, так оскалив зубы, что стала абсолютно другой — не той мамой, которую я знал. И мне ничего не оставалось, кроме как безвольно смотреть, как нож, сверкая, опускается прямо на меня. Мам?! Почему?!

Но вдруг её рука дрогнула и застыла, и взгляд этой женщины, которую теперь я совсем не знал, переменился, устремившись куда-то вправо. Послышалось треньканье микроволновки, и техника вдруг непонятно почему разлетелась на куски, выпустив сильную волну огня, что смела женщину к стене, заставив вскрикнуть и выронить нож, а меня повалиться на пол… землю?!

Я встряхнул головой и огляделся. Меня окружали висящие прямо с потолков кишки и рыбьи головы, на нескольких столах, ютившихся у стен, аккуратно расставлены черепа с костями, а над ними висят выструганные из тех же костей тесаки. Какого… Шалаш переменился кардинально. Так вот что этот суки сын скрывал… Я перевёл взгляд на вход, у которого стоял, вытянув перед собой руку с огненным амулетом, тяжело дышащий Их-руг-Ахт. Медленно проследил за его взглядом, уставленным куда-то вперёд, и наткнулся на лежащего у самой стены тодплага с почерневшей от копоти грудью. Но тварь всё ещё шевелилась и, похоже, собиралась подняться. Пару раз врезав себе по лицу, я наскоро пришёл в себя, и метнулся к лежащему в двух шагах Пха. Тодплаг был продырявлен ещё до того, как успел что-либо понять, и, издав хриплый квакающий звук, рухнул на землю, и больше не вставал.

— Ты вовремя пришёл, — кивнул я надевшему обратно на шею амулет друиду. — Не думал, что простенький бытовой дух может так приложить.