«Вражеская авиация, — вспоминает маршал, — действовала группами по два-три десятка самолетов, появлявшихся над нами каждые 20-25 минут. Им, к сожалению, ничего не противопоставила наша 8-я воздушная армия, занятая, видимо, на других (??) направлениях… Войска 28-го танкового корпуса отбросили в упорных боях неприятеля на 6-8 км от Калача. Ночью мы произвели перегруппировку и пополнили боеприпасы. Утром 26 июля 28-й танковый корпус возобновил наступление. Атака началась на рассвете, в 3 часа, до появления авиации противника (на свою надежды нет никакой. — Авт.). Мы рассчитывали, что удар будет не только стремительным, но и внезапным.
Однако оказалось (!), что к его отражению вражеские войска готовились всю ночь. Они заняли выгодные рубежи, зарыли в землю танки, подтянули противотанковую артиллерию. Применили против наших танков 88-мм зенитные пушки (поскольку никакая германская противотанковая артиллерия наши средние и тяжелые танки не брала. — Авт.).
Атака, проведенная на рассвете частями 28-го танкового корпуса, успеха не имела. Вторая атака, предпринятая в 15 часов, также была отражена противником. Мы понесли чувствительные потери. Например, в 1-м батальоне 55-й танковой бригады на ходу осталось 9 танков… Наша атака территориальной цели не достигла. Однако противник был остановлен, почувствовал силу нашего удара…»
Вот вам разница в организации боевого управления и, в конечном счете, профессионализме. Немцы, вступив в бой с ходу, за каких-нибудь шесть часов ночного времени успели и закопаться в землю, и создать опорные пункты, и «напрячь все силы для удержания достигнутого рубежа». [488] Словом, в кратчайший срок создать оборону, непреодолимую для наших ударных соединений, которые, кстати, бездумно пытаются пробить ее лобовыми атаками в одном и том же направлении. А советскую оборону германские танки легко прорывают в тот же день, когда получают горючее для своих топливных баков.
Эти бои только утвердили немцев во мнении, что
«самым слабым местом Красной Армии по-прежнему оставалась ее убогая тактика. Русские танкисты совершенно не использовали преимущества рельефа местности и, похоже, не знали принципов стрельбы и маневра».
По признанию Москаленко, в ходе боевых действий«все время давали себя зиатъ и пробелы в обучении войск», поэтому после ожесточенных дневных боев, длившихся по 17-18 часов, приходилось проводить ночные сборы выживших механиков-водителей танков, чтобы с рассветом бросить их в новую атаку.
Если все знали о неготовности к контрудару, то, может, не стоило его затевать? Может, надо было самим занять выгодные рубежи, использовать водную преграду, закопаться в землю, создать опорные пункты и прочее? А если контрудар был так необходим, как уверяет маршал Василевский, то, может быть, стоило хотя бы по-хозяйски распорядиться имеющимися немалыми силами? Складывается впечатление, что вся реальная подготовка состояла из написания боевых распоряжений. Например, поражает тот факт, что под Калачом решается судьба фронта, а никто не в курсе, чем занимается 8-я воздушная армия, или сама она не знает, чем ей заниматься.
Рядовой 389-й пехотной дивизии генерала Магнуса писал домой:
«Ей— богу, мы в полной безопасности, ведь в небе наши асы. Кстати, русских самолетов я вообще не видел». (Правда, наши авиаторы утверждают, что они «всеми имеющимися силами днем и ночью… уничтожали танки и моторизованные войска противника».) [489]
В эти же дни левее наступал 13-й танковый корпус. Но, оказавшись в двойном подчинении, он продолжал выполнять прежнюю задачу: наносил удар на Маной-лин вместо того, чтобы повернуть на Верхне-Бузиновку и Клетскую. Связи с полковником Танасчишиным генерал Москаленко не имел. В результате ударные группировки 1-й танковой армии били по расходящимся направлениям. Пришлось специально послать в 13-й корпус генерала Е.Г. Пушкина, который лишь 28 июля поставил ему новые задачи и повернул бригады с северо-западного и западного направления на север.
Воспользовавшись тем, что 1-я танковая армия в течение первых дней наступления сражалась по существу одна, противник сосредоточил против нее большую часть огневой мощи своей артиллерии и крупные силы авиации. Штаб генерала Москаленко с нетерпением ждал, когда сможет включиться в операцию 4-я танковая армия Крюченкина, чтобы совместными с ней действиями сломить сопротивление врага. Но ожидания не оправдались. Даже к 16 часам 27 июля из состава 4-й танковой на западный берег Дона переправились только 17 танков одной из бригад 22-го корпуса.
4— я танковая армия запаздывала с началом наступления, а 13-й танковый корпус по-прежнему вел бои в районе Манойлина. Поэтому удар на Верхне-Бузиновку 1-я танковая армия наносила лишь силами 28-го танкового корпуса. 131-я стрелковая дивизия наступала на север вдоль правого берега Днепра, а 158-й тяжелой танковой бригаде было приказано очистить от противника высоты западного берега Дона. Армия «ехала» в разные стороны и ни на одном направлении не могла прорвать немецкую оборону.
Лишь 13— му танковому корпусу удалось к 28 июля соединиться в районе Майоровского с частями 184-й и 192-й стрелковых дивизий и 40-й танковой бригады, объединенных под общим командованием полковника К.А. Журавлева. Однако это не было разгромом противника. [490] Немцы просто пропустили танки и вновь замкнули кольцо окружения. Танковые бригады оказались отрезаны от штаба корпуса и от своих тылов без достаточных запасов горючего и боеприпасов, длительного боя они вести не могли. Командир корпуса, находившийся вместе с бригадами, был лишен возможности связаться со штабом и не имел средств управления.
Германское командование поспешило принять меры для парирования удара. На правом фланге у Москаленко появилась еще одна пехотная дивизия 8-го армейского корпуса. На левом — одна танковая и две пехотные дивизии 24-го танкового корпуса форсировали реку Чир, разорвали смежные фланги 62-й и 64-й армий и создали угрозу удара на Калач с юго-запада, отрезая 1-ю танковую армию от переправ через Дон. Для ликвидации этой опасности Москаленко пришлось направить в район Суровикино резервную 163-ю танковую бригаду из состава 13-го корпуса и вновь прибывшие 204-ю и 321-ю стрелковые дивизии. Сюда же перебрасывался 23-й танковый корпус. Введенные в бой на стыке 62-й и 64-й армий, эти соединения сыграли решающую роль в отражении удара противника на Калач. Немецкие дивизии были разбиты и отброшены за реку Чир.
В последние июльские дни 1-я танковая армия, таким образом, действовала на двух противоположных направлениях — северо-западном и юго-западном, причем последнее требовало соответствующего внимания со стороны командования и штаба армии. Командующему армии пришлось обзавестись двумя наблюдательными пунктами и мотаться с одного на другой, чтобы руководить действиями войск на обоих направлениях. Направив все подкрепления на юго-запад, Москаленко не смог нарастить усилий на направлении главного удара.
4— я танковая армия переправилась на правый берег Дона только к вечеру 28 июля и поэтому перешла в наступление только утром следующего дня силами всего лишь двух танковых бригад 22-го корпуса. [491] За 3 дня они продвинулись до рубежа Верхне-Голубинский, Евлампиевский, Малонабатовский, где были остановлены противником. 31 июля ударом через Верхне-Бузиновку вышла из окружения в расположение 4-й танковой армии группа Журавлева. Вместе с частями 13-го танкового корпуса в последней насчитывалось менее 5000 человек и 66 танков.
30— 31 июля боевые действия против северной группировки Паулюса достигли наивысшего напряжения. В 4 часа утра, сковав немцев с фронта, правофланговые соединения 1-й танковой армии-28-й танковый корпус, 131-я стрелковая дивизия и 158-я тяжелая танковая бригада вновь перешли в наступление. Стремясь обойти противника с запада, они медленно продвигались вперед. На этот раз советскому командованию удалось достичь и наращивания сил армий, действовавших с юга. Как только 23-й танковый корпус выполнил задачу по разгрому врага в районе устья реки Чир, он был перенацелен для действий в Северном направлении. В это же время 13-й танковый корпус, переданный в состав 4-й танковой армии, совместно с частями 22-го танкового корпуса начал наступление на Осиновский, в тыл немецкой группировке. Над германскими 3-й и 60-й мотодивизиями нависла угроза окружения. Однако реализовать ее русским не удалось.
