— Так значит, именно Дерини его и убили, если только это случилось в действительности, — раздраженно сказал Хьюберт. — Но я в это не верю, и уж тем более не верю, что Джаван или какой-то тайный посланец Дерини при дворе мог бы каким-то образом магией убить Серафина. Это просто нелепо!

— Скорее всего, — неохотно признал Полин. — И все же я еще раз допрошу отца Лиора, поскольку он был там, когда умер Серафин. — А через пару недель, когда отец Фаэлан вернется для отчета в аббатство, мы должным образом расспросим и его. Я до сих пор не могу уяснить, зачем он все-таки понадобился Джавану.

— Да просто чтобы сбить нас со следу, — кисло предположил Хьюберт. — Чтобы внушить нам ложное чувство безопасности — мол, якобы, теперь у нас есть свой человек в свите короля. Вот и все, и нечего больше тут искать.

— Надеюсь, вы правы, — после напряженной паузы промолвил Полин. — Я очень надеюсь, что вы правы.

Ибо Ты, Боже, услышал обеты мои, и дал мне наследие боящихся имени Твоего[23]

Никакие неприятные происшествия не омрачили последнюю репетицию церемонии коронации. То, как благородно Джаван обращался с юным герцогом Тамбертом, завоевало ему уважение и симпатию многих придворных, которые при этом присутствовали. Когда король и его сановники решили, что вполне довольны друг другом в том, что касалось подготовки к грядущей церемонии, Джаван отпустил их всех со словами благодарности, и вернулся в замок, чтобы поужинать там в тиши и покое в своих апартаментах с самыми близкими людьми, а затем пораньше лечь спать. Он спал крепко, и наутро не помнил, снилось ли ему хоть что-нибудь.

День коронации выдался ясным и светлым, чуть прохладнее, чем предыдущие дни, однако уже к полудню ожидалась невыносимая жара. Джаван поднялся с первыми лучами солнца и добрый час провел на коленях перед маленьким алтарем, который попросил установить в углу своей опочивальни. В начале этой недели из шкатулки с детскими сокровищами, которые оставлял на попечение Райса-Майкла перед отъездом в семинарию, он извлек маленький медальон святого Михаила, который в свое время подарила ему Ивейн. Он не осмелился надеть его на коронацию, дабы никто не заметил значок объявленных вне закона михайлинцев, однако сейчас сжал его в кулаке, молясь, чтобы Господь даровал ему силу и мудрость быть достойным венца, и попросил у Бога прощения за убийство брата Серафина.

Вскоре после того, как к утренней мессе отзвонили колокола церкви святой Хилари, вошел Карлан сообщить, что ванна готова. Там его уже ожидали самые преданные друзья: Гискард с отцом, Робер и Джейсон, Бертранд, Гэвин и Сорль. Присутствовал и отец Фаэлан, который во время омовения Джавана принялся читать псалом, соответствующий этому дню. Затем цирюльник подровнял Джавану волосы, а старшие рыцари разложили церемониальные одежды. Перед тем, как он вылез из ванны, Ориэль ненадолго зашел, чтобы осмотреть увечную ногу. Он постарался сделать все, что в его силах, дабы укрепить ее, ибо хотя часть пути до собора и обратно Джаван должен был проделать верхом, но во время церемонии и позже ему много времени придется провести на ногах.

Ему молча помогли одеться, с почтением, всячески подчеркивая торжественность этого дня. Каждая часть одеяния подавалась бережно, каждый шнурок и крючок застегивались с пристальным вниманием. Поверх традиционной рубахи из тончайшего полотна на него надели платье из белого шелка, вышитое на вороте, на рукавах и спереди золотой нитью, затем пришла очередь плотных белоснежных шоссов, годных для верховой езды, и мягких новых сапог из белой кожи, изготовленных под особым надзором сэра Джейсона… Они были слишком тонкими, чтобы подолгу в них ходить, однако для нынешней церемонии этого было более чем достаточно. Правый был искусно пошит таким образом, чтобы скрыть утолщенную лодыжку и дать увечной ноге необходимую поддержку. Он широко улыбнулся, опробовав, как сидят сапоги, сделав несколько шагов взад и вперед, под восхищенными взглядами рыцарей, отметивших, что король практически не хромает.

— Конечно, на каждый день они не подойдут, — признал Джейсон. — Однако сегодня ваша черная обувка скверно смотрелась бы на фоне белого наряда. Кроме того, эти куда прохладнее. Вам и без того будет слишком жарко в такой кипе одежд, незачем сверх необходимого мучить еще и ноги.

С восторженным смехом Джаван покружился на месте, затем остановился и позволил им надеть на себя мантию.

— Лучше берегись, а то возьму и назначу тебя королевским сапожником, Джейсон. Спасибо тебе.

— Не за что, государь.

Мантия была очень широкой, но весила легче пушинки, сотканная из белоснежного шелка, расшитого коронами и львиными головами, богато вышитая по краям и отороченная тончайшей белой лентой, а не тяжелым мехом, подобно мантии Алроя, которую тот носил пять лет назад на своей коронации. Когда Карлан застегнул золотую фибулу на жестком стоячем вороте верхней туники, и Гискард оправил складки одеяния, все отступили на шаг, чтобы полюбоваться своим господином. Джаван почти не чувствовал веса мантии.

— Великолепно, — шепотом произнес кто-то.

— Годится для короля, сир, — подтвердил другой.

Джаван расправил мантию на плечах, и Гискард с отцом подобрали нижний край в руки, чтобы белоснежная ткань не запачкалась по пути. Карлан в последний раз причесал ему волосы. Цирюльник подстриг Джавана куда короче, чем соответствовало моде, зато теперь отросшие волосы почти полностью скрыли тонзуру, и ее было заметно только если как следует приглядеться. Взглянув на себя в зеркало из полированного металла, что поднес ему Робер, Джаван узрел худощавое серьезное лицо, чем-то напомнившее ему лики римских статуй. Глаз Цыгана сверкал в мочке уха, жесткий ворот туники обхватывал шею, и застежка мантии сверкала так, что было больно глазам. Он выглядел как истинный король. Вздохнув поглубже, Джаван расправил плечи, и свита преклонила перед ним колени.

— Боже храни короля, — воскликнул Робер, ударив себя кулаком в грудь, и остальные повторили вслед за ним.

Глаза Джавана защипало от непрошеных слез, и он жестом велел им подняться, не осмеливаясь заговорить, чтобы не разразиться рыданиями. Рыцари выстроились вокруг него, чтобы отправиться вниз по лестнице во двор замка. По пути к ним присоединились Райс-Майкл и Томейс. Принц был одет с головы до ног во все алое, и лев Халдейнов горел у него на груди и на спине с отметкой третьего сына. Черные волосы обхватывал серебристый обруч. Он радостной улыбкой приветствовал брата, они сжали друг друга в объятиях, а затем вместе двинулись во двор. Свита короля уже ожидала его, друзья и враги — все они были пышно наряжены, насколько позволяло состояние кошельков и жаркая погода. Возможно, Джаван предпочел видеть бы другие лица в этой процессии, однако он гордился тем, что смог значительно разбавить ряды своих противников преданными ему людьми.

Возглавлял процессию и сейчас лишь ожидал сигнала к выходу отряд одетых в черное рыцарей Custodes. Это были суровые мужчины в стальных доспехах, восседавшие на черных как смоль лошадях, совершенно не замечая жары, несмотря на тяжелые черные накидки с алым подбоем, украшенные изображением разлапистого креста и львиной головы в золотом ореоле. В руках каждый из них сжимал штандарт — черный с красным крестом. Выглядели они великолепно, но Джаван, скользнув по ним взглядом, постарался больше не смотреть в ту сторону, ибо расценивал алые кисти на их белоснежных кушаках как оскорбление самого понятия рыцарства, точно так же, как он не признавал за ними права на символ дома Халдейнов — вервие из переплетенных алых и золотых нитей, которое они носили через левое плечо.

Куда больше радовало взор элита гвардейцев, состоящая из десяти копьеносцев в алых ливреях Гвиннеда, выстроившихся позади рыцарей Custodes и ожидавших, чтобы к ним присоединились Джейсон с Робером. Единым слитным движением они склонили копья при появлении Джавана на ступенях, и тот отметил, что выглядят они ничем не хуже, хотя число их вдвое меньше, нежели Custodes. А прямо следом за ними, держа в поводу лошадей, на которых поскачут Райс-Майкл и Томейс…