— Твои слова снимают у меня тяжесть с души, Джей Ар. Ведь у нас дело-то похуже, чем в Хартсвилле.

— Ты о чем?

— Да о том, что случилось с Шерри Беллоуз.

— Господь всемогущий! Ты же не думаешь, что и к этому Ханнибал руку приложил?

— А иначе бы я этого разговора не заводил. Я почти всю ночь не спал, всю голову свернул, обмозговывая это. Я, как официальное лицо, должен об этом молчать, но не могу. Сейчас, Джей Ар, твой зять единственный подозреваемый по этому убийству.

Джей Ар вскочил и зашагал по берегу. Стояла тишина, только птицы щебетали.

— Не могу в это поверить, Карл. Ханнибал — негодяй и мерзавец. Я о нем ничего хорошего не могу сказать, но убить девушку!

— Но он не раз оскорблял женщин действием.

— Знаю. Знаю и не ищу для него оправданий. Но между грубым обращением и убийством есть все же дистанция, и немалая.

— Она сокращается со временем, особенно если для убийства есть причина.

— Какая? — Джей Ар подошел к Карлу, присел на корточки и взглянул ему прямо в глаза. — Ведь он даже не был знаком с этой девушкой.

— Он познакомился с ней в магазине твоей племянницы в день убийства. Познакомился, поговорил с ней, и только Тори и Шерри знали, что он в городе. Более того, тебе это не понравится, но я скажу. Мне очень неприятно, что в этом деле замешана твоя семья, но я при исполнении служебного долга, и, как бы я ни сожалел обо всем, меня ничто не остановит.

— Я и не прошу тебя об этом. Просто мне кажется, что ты роешь не в том направлении.

И Джей Ар снова сел рядом с Карлом.

— Не могу сказать, что у меня у самого не возникало подозрений на этот счет, но именно Тори прямо мне указала на него.

— Тори?

— Я привозил ее на место убийства.

— На место убийства? — ужаснулся Джей Ар. — Господи, зачем ты это сделал? Зачем было подвергать ее такому испытанию?

— Джей Ар, я использую все средства, чтобы найти убийцу.

— Но Тори к этому не имеет никакого отношения.

— Ты ошибаешься. Она имеет к этому самое непосредственное отношение. И послушай, прежде чем накидываться на меня. Я ее туда привез и очень сожалею, что ей это досталось так тяжело. Но я снова это сделаю, если потребуется. Она знает то, чего не видела. Я и прежде слышал о таких вещах, но никогда сам не присутствовал при этом. И никогда не забуду, как все было.

— Оставь ее в покое. Ты не имеешь права использовать ее в этих делах.

— Ты, Джей Ар, не видел убитую девушку. И надеюсь, никогда не увидишь такого. Но если бы ты видел, ты не стал бы говорить, что я не имею права. А я вижу такое уже второй раз в жизни. И если бы мы тогда обратили внимание на слова Тори, это бы, наверное, не случилось снова.

— О чем ты, черт возьми, говоришь? У нас в Прогрессе никогда не насиловали и не убивали.

— В первый раз это был ребенок. И случилось это не в городе. Но Тори была там. В том же смысле, что была здесь и сейчас. И когда она говорит, что Шерри Беллоуз убил тот же человек, который убил малышку Хоуп Лэвелл, я склонен ей верить.

Во рту у Джей Ара пересохло.

— Но Хоуп Лэвелл убил какой-то бродяга.

— Так говорилось в полицейском отчете, но я в это не верю. Я не собираюсь вешать убийство Шерри на какого-нибудь проходимца. Есть и другие, и Тори знает о них. ФБР тоже знает об этих убийствах. Оно охотится за убийцей, и люди из ФБР собираются поговорить с Тори и ее матерью, твоей сестрой. И с тобой тоже.

— Ханнибал Боден! — И Джей Ар обхватил голову руками. — Это же убьет Сару. Просто убьет. Он вернется домой, к Саре и…

— Я разговаривал с тамошним шерифом. Он приставил человека присматривать за твоей сестрой.

— Нет, я сам должен туда поехать. И перевезти ее сюда.

— Думаю, что и я поступил бы так на твоем месте. Я поеду с тобой и возьму на себя отношения с полицейскими.

— Я и один справлюсь.

— Да, ты сможешь и один, но я все равно поеду. Мне надо поговорить с твоей сестрой, и я бы хотел это сделать до того, как туда прибудут мальчики из ФБР и отнимут у меня мое дело.

— Ты поедешь туда как полицейский или мой друг?

— И то, и другое. Если хочешь, давай поедем вместе, в моей машине. Это будет скорее.

Джей Ар проглотил слова, которые навсегда положили бы конец их дружбе, и с усилием улыбнулся.

— Что ж, включи сирену, и мы помчимся, как настоящие мужчины.

Карл почувствовал, как на сердце у него полегчало.

— Да уж я посигналю, во всяком случае, хоть часть пути.

Кейд изо всех сил пытался сдержать свои бурные чувства. Каждый раз, думая о том, какой страшной опасности накануне вечером подвергли себя его сестра и Тори, он впадал в ярость.

Однако нотации, упреки и угрозы ничего бы не дали, и надо было выбрать наиболее верное средство воздействия.

Он не верил в быстроту действий. Скоро хорошо не бывает. Самое лучшее, конечно, задержать ее подольше в постели. Это бы смягчило и его раздражение. Он приготовил завтрак, так как проголодался, а кроме того, надеялся, что после второй чашки кофе и у Тори проснется аппетит.

Кейд предполагал, что она не замечает того, как часто он поглядывает в окно настороженным, ищущим взглядом, но сам он все замечал. И то, как у нее дрожат руки, и то, как она прислушивается к звукам за окном, и вздрогнула, когда, скрипнув дверью, он вышел посмотреть, как она поливает цветы.

Сколько раз в жизни он видел, как мать работает в своем саду. Вот так же он был не способен догадаться, о чем она думает, выпалывая сорняки и отщипывая лишние побеги. Как тщательно и аккуратно они обе работают. Как безжалостно обрывают увядающие цветы. Как обе разгневались бы, если бы он вслух сравнил их.

Все утро Тори оставалась внешне невозмутимой, и одно это приводило его в ярость. Она не хочет делиться с ним своими тревогами. Все еще держит дистанцию, сохраняет недоступной для него часть души. Вот так же и мать всегда блюла свою отстраненность, и он ничего не мог поделать, не мог достучаться.

Но до Тори, до ее души он достучится.

— Давай поедем прогуляемся. Мне нужно кое-что проверить. Поедем со мной.

Сначала она обрадовалась. Он уедет один, а у нее будет несколько часов одиночества, и она сможет привести в порядок мысли.

— Но у меня много дел. Поезжай один.

— Сегодня воскресенье.

— Я знаю, какой сегодня день недели. А завтра, как ни странно, наступит понедельник. Я ожидаю новые поступления, в частности, с лэвелловской ткацкой фабрики. У меня много работы с документацией.

— Которая может подождать до понедельника. — И он снял с ее рук садовые перчатки. — Мне надо кое-что тебе показать. — Кейд потянул ее за руку к машине.

— Ну дай мне хотя бы причесаться.

Он сорвал с нее садовую шляпу и кинул ее на заднее сиденье.

— И так прекрасно, а когда ветер растреплет тебе волосы, ты будешь выглядеть еще сексуальнее. И, знаешь, когда ты сердишься, ты становишься еще миловиднее.

— Ну, значит, в данную минуту я просто ослепительна.

— И это правда, дорогая. Но ты мне нравишься в любом настроении. Это очень удобно, правда? Как давно мы знаем друг друга, Тори?

— Наверное, лет около двадцати.

— Нет, мы знаем друг друга два с половиной месяца. Ты не хочешь узнать, что я понял про тебя за это время?

— Я не уверена, что хочу это знать.

— Вот это я понял прежде всего. Виктория Боден — женщина осторожная. Она семь раз отмерит, прежде чем один раз отрежет. Она не верит людям. Даже самой себе.

— Если не отмерять семь раз, прежде чем отрезать, можно испортить всю ткань, — резонно заметила Тори.

— Но в ней есть еще одно достоинство, кроме осторожности, — умение логически мыслить. К этому надо прибавить также решительность, ум и доброту. И, в довершение всего, эти достоинства таятся в очень приятной на вид упаковке.

— Да это прямо аналитический подход.

— Вовсе нет, это лишь поверхностный взгляд. На самом деле ты сложнее и очаровательнее.

Она промолчала, только сцепила руки, и это был верный признак внутренней напряженности.