— Как знать? Ты же не видела парня.

— Меня парни не интересуют.

— Тори, у тебя не было отношений с мужчинами…

— После Джека, — закончила Тори. — Это верно, и я не собираюсь больше ни с кем связываться. Одного раза достаточно.

Во рту у нее появился горький привкус, и она взяла чашку с чаем.

— Не всем женщинам суждено найти свою половину, ба. Я счастлива и в одиночестве.

Айрис насмешливо вскинула брови, а Тори в ответ пожала плечами.

— Ладно, скажем так: я собираюсь стать счастливой и ни от кого не зависеть. И чтобы этого достичь, буду работать от зари до зари.

Как давно, думала Тори, она не сидела на крыльце, глядя, как в небе загораются звезды, и слушая стрекотание сверчков. Как давно она вот так в расслаблении душевном не сидела, ничего не делая. И еще поняла, что следующий раз наступит тоже очень не скоро. Завтра она проедет последние мили до Прогресса. А там постарается вновь соединить разорванные нити жизни и наконец похоронить мертвую подругу детства.

Однако сейчас главное — мягкий ветерок и спокойные думы.

Она подняла глаза, услышав скрип двери, и улыбнулась Сесилу. "Да, бабушка права, — решила Тори. — Он очень похож на старого громадного медведя. И в данный момент медведя очень нервничающего".

— Айрис выгнала меня из кухни.

В руке у него была бутылка с пивом, и он неловко переминался с ноги на ногу в огромных башмаках.

— Говорит, чтобы я пошел и посидел немного, составил бы вам компанию.

— Она хочет, чтобы мы подружились, — улыбнулась Тори. — Я рада компании.

— Мне как-то неудобно. — Он опустился на ступеньку и искоса поглядел на Тори. — Знаю, что вы думаете: старый пень вроде меня ухаживает за такой женщиной, как Айрис.

— Ваша семья этого не одобряет?

— Ну теперь с ними все в порядке на этот счет. Айрис моих сыновей очаровала, такая она сногсшибательная. Один сын, Джерри, кипятился немного, но она вразумила его. Дело в том…

Он замолчал и смущенно откашлялся. Тори сложила руки на коленях и подавила улыбку, когда он начал заранее заготовленную речь.

— Вы для нее очень много значите. Тори. Наверное, больше всех на свете. Айрис вами гордится, волнуется за вас и все время вами хвастается. Я знаю, что между ней и вашей мамой прошла трещина. И она вас еще больше поэтому любит.

— Взаимно.

— Я знаю. Заметил за обедом. Но дело в том, — и он сделал большой глоток, — я, черт побери, ее люблю.

Он выпалил это одним духом и покраснел.

— Вам, наверно, смешно слышать это от человека, которому перевалило за шестьдесят пять, но…

— Почему же смешно? — Тори не любила фамильярности, но похлопала его по колену: Сесилу требовалось одобрение. — Какое значение имеет возраст? Бабушке вы нравитесь, и это самое главное.

Сесил облегченно вздохнул.

— Никогда не думал, что снова переживу такое чувство. Я был сорок шесть лет женат на замечательной женщине. Когда я ее потерял, то решил, что эта часть моей жизни закончилась навсегда. А потом я встретил Айрис, и, господи Иисусе, с ней я чувствую себя так, будто мне опять двадцать.

— А вы заставили ее глаза блестеть, будто звезды.

Он еще сильнее покраснел и смущенно улыбнулся.

— Да? Руки у меня хорошие.

Тори, не сдержавшись, фыркнула, и Сесил испуганно вытаращил глаза.

— Я хочу сказать, что в доме могу пригодиться. Починить и наладить что надо.

— Я поняла, что вы имеете в виду, — кивнула Тори. "Да, бабушка права, — решила она. — Этот Сесил настоящий симпатяга".

— Сесил, вы просите у меня благословения?

Он шумно выдохнул:

— Я хотел бы жениться на Айрис, а она и слышать не хочет. Упрямая, как мул, но я тоже не слабак. Просто знайте, что мои намерения…

— Честные и благородные, — закончила Тори, глубоко тронутая его словами. — Я голосую за вас.

— Правда? — Сесил откинулся назад, и крыльцо застонало под его тяжестью. — Это большое облегчение для меня, Тори. Слава господу всемогущему, что с этим покончено. — Он мотнул головой и опять глотнул пива. — У меня язык едва не отсох во рту.

— Да нет, вы прекрасно справились, Сесил. Вы должны сделать ее счастливой.

— Я и собираюсь.

Снова вздохнув с облегчением, Сесил обвел взглядом задний двор.

— Хорошая ночь.

— Да, очень хорошая.

В доме бабушки Тори спала глубоко и спокойно, без сновидений.

— Хорошо бы ты еще осталась на денек-другой.

— Мне надо приниматься за дело.

Айрис кивнула, стараясь сдерживать чувства, глядя, как Тори несет саквояж к машине.

— Когда немного устроишься, позвони.

— Ну, конечно, позвоню.

— И сразу же поезжай к Джей Ару, чтобы они с Бутс помогли тебе в чем надо.

— Я навещу его, тетушку Бутс и Уэйда, — пообещала Тори.

Она расцеловала бабушку в обе щеки.

— И перестань обо мне беспокоиться.

— Да я уже начала по тебе скучать. Дай мне руки. — Тори заколебалась, но Айрис крепко их сжала и так пристально поглядела на внучку, что лицо ее словно расплылось в тумане. Айрис не обладала даром ясновидения, как Тори, она могла различать только цвета и формы. Серый цвет — беспокойства, мерцающий розовый — возбуждения, тусклый синий — печали. И сквозь эту пелену темно-красный — цвет любви.

— Все будет в порядке, — и Айрис в последний раз сжала ее руки. — А если я тебе понадоблюсь, то я здесь.

— Я всегда это знала, ба.

Тори села в машину и глубоко вздохнула.

— Не говори им, где я.

Айрис кивнула, зная, что внучка говорит о родителях.

— Не скажу, не беспокойся.

— Я люблю тебя.

И Тори отвела взгляд и уже смотрела только вперед.

По сторонам дороги разворачивались и убегали вдаль нежно зеленеющие поля. Земля никогда не имела над ней той власти, что испытывают некоторые люди. Тори любила посадить какой-нибудь цветок в саду, но страстного желания чувствовать землю под своими руками, ухаживать за посевами и любовно собирать урожай — этого она не ведала. Больше всего ей нравилось видеть, как все растет.

Аккуратно возделанные и ухоженные поля уступали место дубравам, где деревья были увиты мхами, зарослям сумаха, лентам темноводных рек, которые нельзя приручить насовсем. От земли шел густой запах. Удобрения и болотная топь. Они в большей степени запах Юга, чем аромат магнолий. Ведь она, между прочим, в самом сердце Юга. Ухоженные парки и аккуратные лужайки — его парадная сторона, на самом деле он живет трудом и потом и своими таинственными реками.

Тори ехала проселочными дорогами: ей хотелось побыть в одиночестве, но с каждой милей она все более ощущала себя связанной с окружающим миром.

На западной окраине Прогресса вдоль дороги потянулись дома с опрятными дворами, где зелень поддерживалась подземными оросителями. На подъездных аллеях стояли автомобили последних марок, а тротуары были широкие и гладкие. Наверное, размышляла Тори, дома принадлежат молодым парам с двойным доходом, которые хотят иметь красивый и удобный дом в пригороде, чтобы здесь завести настоящую семью. Вот эти люди должны стать ее покупателями. Умелой рекламой и красочными витринами она завлечет их в свой магазин.

Интересно, живет ли в этих домах кто-нибудь из тех, кого она знала в детстве? Помнят ли они, что тогда ей было известно нечто, чего не полагалось знать?

"Память коротка", — напомнила себе Тори. И даже если некоторые что-то и помнят, она все равно найдет способ использовать эти воспоминания во благо своему делу.

При приближении к центру города она сразу же увидела шпиль церкви. Бесчисленные часы она провела, сидя на жесткой скамье и отчаянно вникая в смысл проповеди, потому что перед ужином отец обязательно устроит ей допрос, и, если ответы будут плохие, не замедлит жестокое наказание.

Восемь лет она не переступала порог церкви.

"Не думай о прошлом, — приказала себе Тори, — думай о настоящем". Однако настоящее сейчас очень напоминало прошлое: так мало что изменилось за эти годы на окраине Прогресса.