– Н-да, – вздохнул Измайлов, – интуицию не проведешь. Чую, все только начинается. Опять придется корить себя за непредотвращенное. Но что предотвращать, что?

– О, – сказала я, – знаменитый «ощуч» полковника Измайлова.

– Ты виновата, – отрезал Вик. – Когда я ухожен, накормлен и удовлетворен, никаких «ощучей» не бывает. Радуюсь солнышку, подобно всем нормальным людям.

Я оставила ему блокноты с записями и диктофон. Попросила отвезти их домой.

Пообещала завтра позвонить. Замешкалась, потопталась, подтянула шнурок на ботинке, поправила чулок. Конечно, мы были близки не настолько давно, чтобы полковник кидался на меня в служебном кабинете, но вдруг… Измайлов посмотрел на мое бедро глазами недоласканного спаниеля. Однако на тертый всякими подозрительными задницами диван или исхлестанный папками с подробностями убийств стол он любимую женщину не уложил.

– Уважает, – объяснила я своему уязвленному самолюбию, жалея полковника и себя.

Утром мне снова везло. Я быстро и наверняка выяснила, что аспиранты все на виду, что их не слишком много, и ни Леонида, ни Александра, подходящих по возрасту и описанию, среди метящих в гении математиков нет. Выходя из отдела аспирантуры, я столкнулась с Варварой Линевой.

– Отмечаешься? – спросила она.

– Куда ж деваться, – ответила я.

– Поль, мы сегодня с Виталиком, мальчиком из библиотеки, побродим вечером. А потом зайдем к нам на чашечку кофе.

– Могу посетить последний сеанс в кинотеатре, – поняла я. Но, оказалось, не правильно.

– Что ты, наоборот, пожалуйста, поприсутствуй. Пусть сразу усвоит – у меня не траходром. И не кабак.

Ее здравомыслие впору было воспевать. Я представила себе, как озлобится Виталик, обнаружив меня, но не загоревала. Так ему и надо. Отрекомендовался студентом-дипломником, а сам экспедитор в ресторане. Вряд ли честной Варваре будет по нутру его притворство. Она даже к сплетням не предрасположена. Скорее бравирует отвращением к вранью.

Типичная жертва лгунов любого пошиба. Я сообразила, что накручиваю себя против незнакомого парня, и постаралась остыть. Взрослые люди, без меня обойдутся в своих правдах-не правдах.

Виктор Николаевич Измайлов во мне не нуждался, что было гораздо хуже. Во всяком случае, он не ждал моего звонка на службе, как условились. Я отправилась к нему. Квартира имела необитаемый вид. Не найди я в ней окурков и грязных рубашек, решила бы, что полковник ночует в управлении. Уборка много времени не потребовала, но готовке я отдалась яростно и в итоге подзадержалась. Потом наскоро стерла у себя на третьем этаже нетронутый слой пыли, глянула на часы и взвыла. Еще позвонить Вику можно было, но садиться на полтора часа за компьютер смысла не было. Измайлов попросил, чтобы я к нему «скоренько подскочила». Я игриво справилась, не подскочит ли он сам. Получила гневный отказ и смирилась.

В кабинете Вик при Балкове и Юрьеве сообщил мне, что моя способность напарываться на проходимцев его утомила. Инцидент в подъезде произошел черт знает с кем. К соседке бабульке «спецы» выезжали, но сутками раньше. Просто у нее в уме – мешанина из прошлого и настоящего. Зачем я понадобилась подставным ментам, по-прежнему оставалось тайной.

– Повтори-ка, детка, как ты очутилась на полу в наручниках, – поиздевался Измайлов.

Я повторила. Сказала, что аспирантами молодые люди тоже не являются. Троица гадала, в какую грязь им опять предстояло вляпаться. А я до рези в глазах всматривалась в валяющийся на столе под локтем Юрьева предмет. Наконец Борис заметил, спросил неласково:

– Очередная шиза, Полина? Практикуешься в передвижении записных книжек взглядом? Надо с пустых спичечных коробков начинать.

– Боря, я уже кое-что смыслю в чудесах. У этой книжечки синеватые страницы, к обложке сзади крепится на шнуре закладка, она же золоченый карандаш, одной из последних заметок, вероятно, стал номер «Фольксвагена». Владелец – близорукий толстяк с обкусанными ногтями, курящий «Беломор». Угадала?

В освещении ничего не изменилось, но зрачки у лейтенанта Юрьева резко сузились. Такой нервной реакции я не ожидала. Хотела пожелать ему здоровья, но он недобро усмехнулся:

– Пара уточнений. Здесь нет номеров машин, только стихи влюбленного сентиментального увальня. Оценивать не берусь, протоколы иссушили. И еще, Полина, владелец не курит, он курил «Беломор». До вчерашнего дня.

– А вчера распробовал «Мальборо»?

– Вчера его зарезали в подворотне.

– Елки, он и после Нового года Наташку не встретит, – пробормотала я.

– Какую Наташку?

– Которая сейчас пингвина пасет.

– Полина, – вмешался Измайлов, – прекрати.

Но я продолжала. Взахлеб говорила о том, как несправедлива действительность. Стоял под фонарем поэт, и бесплотные кисти Музы лежали у него на плечах…

– А Муза кого пасет? – спросил Сергей Балков.

– Она, Сережа, символ вдохновения, – растолковала я. Юрьев фыркнул.

– У меня тетку звали Муза Валентиновна, – не смутился Балков. И зачем-то добавил:

– Двоюродную.

Я перешла к конкретному изложению.

Кто знает, может, у него в родне были Фемиды Павловны или Фатумы Ивановичи? Не сводить же гибель парня к анекдоту. Сыщики вцепились в меня, как голодные в горбушку. «Почему решила, что студент записывал номер машины? Не преувеличение ли, что больше десятка гостей наблюдали с балкона и из окон?» Я поднатужилась до головокружения. Вот «Фольксваген», вот металлолом в виде иномарки. Трофимова бьет каблуком асфальт возле чужого багажника и ядовито вопрошает: «Некуда больше было приткнуться?» Хозяин сплевывает сквозь зубы. Поэт в круге синеватого света наискосок от машин. Зыркнет в щель между ними, поставит какой-то значок на странице. Потом стал вытягивать шею, будто силился заглянуть за угол. Шумная компания сверху вряд ли видела это иначе…

– На весь двор горел единственный фонарь, – сказала я. – Стоило «Фольксвагену» Трофимовой тронуться с места… Хотя сзади у автомобилей тоже есть какие-то подсветки… Нет, с номером я перемудрила.

– В том-то и загвоздка, что не перемудрила, – заговорил полковник. – Убитый мальчик, Слава, держал в общежитии своего рода сейф. Целлофановый пакет, приклеенный скотчем к днищу кровати. В пакете мы нашла сведения о Трофимовых, которые не дают в справочных.

В основном мура, но последним изысканием Славы был тот самый номер на вырванном из книжки со стихами листе.

Парнишка к обществу Леши и его друзей не принадлежал, информацию собирал по крупицам, беспорядочно, всю подряд.

– Шантажист! – осенило меня. – Леша посетовал, что я его раздражаю.

Варвара вступилась и объяснила торопливую сдачу угла пустым кошельком.

Трофимов заявил: «У меня есть деньги».

А если Слава собирался поразить его осведомленностью и пригрозил рассекречиванием чего-нибудь перед родителями?

К примеру – связи не просто с малоимущей Красновой, но наркоманкой Красновой? И не наркоман ли Леша?

– Понесло, – махнул рукой Борис Юрьев. – Сложные предложения, невнятная дикция. И все у нее наркоманы.

– Не это главное, – вставил Сергей Балков. – Собирался пригрозить или пригрозил? Трофимов, между прочим, исчез.

Дальнейшее называется сварой. Юрьев обвинял Балкова в плясках под мою дудку и требовал не безумных домыслов, а фактов. Балков кричал, что два убийства, ДТП, пропажа человека, и все – в течение двух с половиной недель – не бред.

Измайлов безмолвствовал. Я жестами показывала ему, дескать, пора отчаливать. Полковник саданул кулаком по столу и рыкнул:

– Тихо, сумасшедшие. Каковы планы на сегодня, Поля?

– Варвара приведет Виталия Кропотова. Я призвана охранять ее целомудрие.

– Ступай, охранница, – тоскливо произнес Вик. – Прошу, осторожней.

Если смерти взаимосвязаны, то на кон поставлено нечто дорогостоящее. И техника устранения разнообразна – шприц, заточка… Нас будто заставляют поверить в свору маньяков. Не пытайся хитрить, ничего не выведывай, только слушай.