В одно мгновение оказавшись рядом, не обращая внимания на окружающих, Артемас обвинил отца в случившемся. Вокруг все заволновались, пронесся недоверчивый шепоток. Женщины визжали, среди них угадывался голос матери.

Ударом в лицо отец сбил Артемаса с ног, изо рта закапала кровь. Ослепленный яростью, сын нащупал основание канделябра и размахнулся что было мочи. Кровь хлынула из носа старшего Коулбрука. Артемас ударил еще раз, послышался сильный хруст сломанной челюсти, отец упал на колени. Окончательной расправы отец избежал — Артемаса оттащили.

Стало необычно тихо. Рослые мужчины держали Артемаса за руки, пытаясь обуздать его, а он гневно смотрел на ошеломленного отца с разбитым в кровь лицом.

— Я убью тебя, — твердо сказал он. — Мне следовало бы сделать это раньше.

Словно из-под земли выросла мать и, упав на колени прямо на красное обтягивающее платье, крикнула:

— Артемас, как ты мог?

— Он изнасиловал Сьюзен де Гуд. Из-за него она покончила с собой.

От шока мать издала жуткий, животный вопль. Вокруг уже собирались зеваки, чрезвычайно изумленные и возбужденные происшедшим, в глазах отца застыла ненависть. Он все отрицал. Мать сочувственно наклонилась к нему, прижала голову мужа к груди и пронзила Артемаса гневным, порицающим взглядом.

— Я никогда тебя не прощу. Так обвинить отца, да еще в кругу наших друзей!

Суд Нью-Йорка постановил назначить опеку над младшими братьями и сестрами Артемаса, пока ведется следствие по делу старшего Коулбрука. Мать сначала жаловалась, протестовала, а потом успокоилась, паразитируя среди друзей. Только социальное положение их семьи, толпа бабушкиных адвокатов и взятки, которые скрепя сердце давал дядя Чарли, расстроили судебное разбирательство.

Несмотря на настойчивые советы бабушки, Артемас отказался поехать в Техас на ранчо к тете Лусии. Он остался с обезумевшими от горя братьями и сестрами, которые во всем его поддерживали. Отца выпустили под залог, и они с матерью уехали к Шульхорнам.

Состоятельные родители Сьюзен знать не хотели никаких Коулбруков после смерти дочери, в том числе и Артемаса. Он как сомнамбула бродил по запруженным пешеходами улицам Нью-Йорка, правда, репортеры находили его повсюду. Они с жадностью накинулись на сенсационную драму между небезызвестными семействами, и, казалось, весь Нью-Йорк смаковал подробности.

Артемас снова и снова приходил к де Гудам, но каждый раз дорогу ему преграждали нанятые охранники, пока наконец он не наткнулся на отца Сьюзен. Большой, сильный, с такой же копной каштановых волос, как у Сьюзен, он плюнул на Артемаса и ударил его по лицу:

— И ты, и то животное, что тебя породило, виноваты в смерти моей дочери. Сукин сын, ты еще заплатишь за это убийство, и тебе никогда не избавиться от стыда.

Артемас мучительно подыскивал извинения.

Еле-еле тянулся январь, горе просто сводило с ума, планы рушились. Он ушел из Уэст-Пойнта, военная карьера теперь его не привлекала. Он жил местью и проводил часы со своими растерянными братьями и сестрами, уверяя их, что жизнь еще не кончилась.

Бабушка, словно королева — голубое роскошное платье, седина, забранная в пучок на затылке, — каждый день вызывала его в гостиную. Он покорно стоял у окна, притворяясь, что слушает, в то время как она расписывала его будущее.

Однажды он нашел ее сидящей в обществе двух незнакомых людей в черных деловых костюмах, державшихся весьма официально. У обоих на висках проглядывала седина, но один был высокий и крепкий, коротко стриженный, похоже, в роду у него были негры, поскольку кожа отливала темно-красным; другой, маленький, со светлой кожей, с песочными густыми волосами, зачесанными на пробор над высоким лбом, так и искрил энергией. Бабушка грациозно кивнула на них:

— Хочу представить тебе Эдварда Тамберлайна и Лизона Ламье. Джентльмены, это мой внук и наш будущий хозяин.

Услышанное так ошеломило Артемаса, что он просто-напросто растерялся. Тамберлайн поприветствовал его крепким рукопожатием; Ламье едва коснулся своей узкой и бледной ладонью. Артемас недоуменно уставился на бабушку, ожидая объяснений.

— Мистер Тамберлайн — финансовый менеджер компании, мистер Ламье — секретарь твоего дяди.

Оба — высококвалифицированные специалисты, им вполне можно доверять.

Она не сводила своих светлых маленьких глаз с изумленного внука.

— Вполне можно доверять в моем деле, — с нажимом повторила она.

Вовлечение Артемаса в заговор против дяди Чарли для бабушки было делом решенным. Внук же никогда не противился ее замыслам, поэтому удивление быстро сменилось ликованием: он получил долгожданное назначение!

Бабушка чуть заметно улыбнулась:

— Настанет день, когда ты приобретешь такие же знания о «Коулбрук чайна», как и они.

Он многозначительно посмотрел на Тамберлайна и Ламье, их проницательный, оценивающий взгляд сменился уважением.

— Ты не раскаешься, что носишь мою фамилию. Придет время, клянусь тебе.

— Слово чести, — отозвался Тамберлайн.

— Присоединяюсь, — добавил Ламье.

Артемас сидел за столом, изучая отчеты компании, переданные Тамберлайном и Ламье. Неслышно появилась бабушка. Внук поднялся ей навстречу, усадил в кресло.

— Ты довольно скоро станешь заправлять делами, но не теряй попусту время…

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, стать специалистом по керамике, закончив колледж, не помешало бы, а?

Они понимали друг друга с полуслова.

— А как же дядя Чарли?

Она широко улыбнулась:

— Любая выдуманная ложь станет для него лучшим утешением. Когда он узнает правду, будет уже поздно.

Бабушка взяла руки Артемаса в свои:

— Я столько лет — целые десятилетия — приближала этот момент, чтобы снова гордиться своим родом.

— Я не посрамлю тебя, бабушка.

Слезы навернулись у нее на глаза.

— Значит, моя печаль и одиночество стоили того. Но существует еще кое-что… Старое поместье, Голубая Ива, с ним так много связано…

— Оно не забыто и не потеряно. Когда-нибудь оно вновь станет таким же прекрасным, как прежде.

Артемас опустился на колени и обнял ее. Он никогда и никому не говорил о своем соглашении с Лили. Он всегда ощущал неловкость, думая об этом, ведь с самого детства и все эти годы — о Боже! — он был для девочки другом по переписке. И для него так много значили ее капризное обожание и поддержка!

— Позволь поведать тебе о Лили Маккензи, бабушка, — тихо произнес он. — Поверь, Голубая Ива находится в очень надежных руках.

Наступил холодный февраль, и в один прекрасный день отец вернулся из Филадельфии домой. Дядя Чарли пропадал в Нью-Йорке, Артемас занимался в своей комнате деловыми бумагами, а младшие Коулбруки были в школе.

Он услышал, как отец прикрикнул на управляющего, и уже хотел было выйти, как в дверях, грузно опираясь на трость, появилась бабушка:

— Ты представляешь, что произойдет, если ты спустишься?

— Так надо. Рано или поздно придется покончить с этим.

Она усмехнулась:

— Неужели ты хочешь загубить свою жизнь? Или собираешься пожертвовать ею ради братьев и сестер? Будь лучше отца, лучшим, чем твоя фривольная, глупая мать. Тебе только восемнадцать — впереди еще целая жизнь. На тебя все мои надежды! Я не могу изменить своего сына, но приложу все старания, чтобы ты вырос непохожим на них.

— Тогда, пожалуйста, не вынуждай меня малодушничать.

Бабушка чуть сгорбилась, доставая из кармана парчового платья маленький серебряный револьвер:

— Возьми, чтобы я не нашла тебя убитым или покалеченным. Вряд ли ты успокоишься, пока не решишь, стоит ли рисковать своим будущим, то есть будущим всей семьи.

Артемас сунул пистолет за пояс и, прикрыв свитером, шагнул вперед. Отец мерил шагами библиотеку. Распахнув пальто, в помятом костюме, растрепанный, побагровевший от ярости, он шагнул навстречу сыну:

— Ты, мстительный молокосос, как ты посмел давать в суде показания против меня?