— Эксперты уверяют, что многие из мессиожниковских сокровищ далеко не высшего класса, особенно приобретенные им в последнее время.

Секретарша просунула голову в дверь:

— Михаил Михайлович, к вам просится женщина. Я ей сказала, что сегодня не приемный день.

— Кто такая, по какому вопросу? — нетерпеливо спросил Горюнов.

Зоя заглянула в маленький блокнотик:

— Лехнова… Галина Терентьевна.

— Галина? Нашлась! — воскликнул Донсков и порывисто встал.

Зоя, округлив глаза, с удивлением смотрела на своего начальника. Его длинноносое скуластое лицо медленно меняло цвет от мучнисто-белого до ярко-розового. Рука, энергично вытянутая к двери, застыла. Наконец пальцы ее начали шевелиться, и по их движению Зоя поняла: «Зови, зови». Она поспешно юркнула за дверь, и тотчас же ее любопытное круглое личико высунулось из-за плеча входившей в кабинет Лехновой.

— Здравствуйте! Знали бы вы, как я о вас соскучилась! Здравствуйте, Владимир Максимович! — Она поцеловала Донскова в щеку. — Здравствуй, Миша! — Горюнова обняла и прижалась щекой к его щеке. — Почему вы молчите? Не рады?

Лехнова похудела. Донсков привык видеть ее в уставной аэрофлотской одежде, а сейчас черный костюм из дорогой шерстяной ткани мягко облегал ее фигуру, скрадывая впечатляющие формы, делал ее стройной. Медно-рыжие роскошные волосы были скрыты под русым париком. Четкость линий парика, обрамляющих лоб и щеки, придавали лицу суховатость, но, когда Лехнова заулыбалась, это впечатление пропало: сломались жестковатые крылья бровей, огромные, затуманенные зеленым глаза вспыхнули; не знавшие краски губы, все черточки лица вдруг смягчились, выражая радость.

— Очень рады, Галина Терентьевна. С приездом! Только я вот не знаю, где вы были и зачем исчезли… — улыбался Донсков.

— Как? Разве Миша не говорил?.. Михаил, ты не увидел моей записочки и не получал писем? Писала три, к сожалению, безответных.

— Считал, что все, написанное тобой, касается только нас двоих, Галина, — приглушая голос, сказал Горюнов.

— Но почему же не ответил?

— Решать должны были не слова.

— Ну ладно… Пусть девочка принесет чая.

— Может быть, дома? Ты с дороги. Покушаешь, отдохнешь.

— Нет, Миша. Не надо чая. Если можно, отвези… к памятнику.

— Так сразу?

Лехнова молчала, опустив глаза, теребила белую треугольную сумочку.

— Зоя! — приказал Горюнов, по селектору. — Вызови Павла на «газике». Поеду я, замполит и Галина Терентьевна.

…«Газик» промчался по лесной заснеженной дороге, выхватывая светом фар белые кусты и заледенелые стволы сосен с обочин.

В кабине молчали. Только раз Павел сказал Лехновой:

— Пол в кабине грязный, подберите повыше доху, мама Галя.

Остановились у невысокого холма, к вершине которого поднималась утоптанная тропа.

— Фары! — хрипло приказал Горюнов.

Павел, заранее вкатив передок автомашины на подножие холма, врубил свет.

— Смотри, Галя.

Перед ними стоял каменный Летчик, очень похожий на Ивана Воеводина. Его рука рванула на груди летную куртку вместе с рубашкой и застыла, открыв людям грудь, распахнув душу. С гранитного постамента он видел лес, тундру, и Земля тоже постоянно смотрела на него, освещая сполохами Полярного сияния.