Также была мисс Воугхан, секретарь мистера Эрджайла, – помолчав, продолжил Маршалл. – Она ушла из дому до того, как обнаружили труп.

– Я, кажется, ее видел, – подтвердил Калгари. – По-моему, она очень… привязана к мистеру Эрджайлу.

– Да, да. Думаю, скоро объявят о помолвке.

– Хм!

– После смерти жены он чувствует себя очень одиноко, – с оттенком снисходительности пояснил адвокат.

– Видимо, так, – согласился Калгари и поинтересовался: – А каковы мотивы преступления, мистер Маршалл?

– Дорогой доктор Калгари, не имею на сей счет ни малейшего представления!

– Я думал, имеете. Как вы сами сказали, все факты подтвердились.

– Деньги никого не интересовали. Миссис Эрджайл была членом ряда учрежденных ею фондов, в которые вложила большую часть своего состояния. Эти фонды отвечали за состояния ее детей и управлялись доверенными лицами. Одним доверенным лицом был я сам, другим – Лео, а третьим – некий американский юрист, кузен миссис Эрджайл. Эти фонды распоряжались крупными денежными суммами.

– А что можно сказать про мистера Эрджайла? Разве жена не оставила ему часть своего состояния?

– Большая часть ее состояния, как я сказал, была вложена в фонды. Она оставила ему лишь незначительную часть своего имущества.

– А мисс Линдстрем?

– За несколько лет до этого миссис Эрджайл выделила мисс Линдстрем очень приличную ренту. Мотивы? Кажется мне, о мотивах и говорить не приходится. – Маршалл не скрывал раздражения. – Тем более о финансовых мотивах.

– А как насчет эмоций? Что-нибудь глубоко личное… какие-нибудь размолвки.

– Тут, боюсь, я вам не помощник, – безапелляционным тоном заявил Маршалл. – Никогда не интересовался семейной жизнью.

– А кто мог бы мне помочь?

– Вам бы стоило повидать местного врача, – после долгого раздумья нехотя произнес Маршалл, – доктора Макмастера – такая, кажется, у него фамилия. Сейчас он на пенсии, но живет по соседству. Во время войны работал в приюте у миссис Эрджайл. Жизнь «Солнечного гнездышка» ему хорошо знакома. Убедите его что-нибудь рассказать. Если согласится, вероятно, окажется вам полезен. Впрочем, извините меня, вряд ли вы сумеете что-нибудь сделать, чего бы полиция не добилась гораздо меньшими усилиями.

– Не знаю, – сказал Калгари. – Видимо, не сумею. Но одно несомненно: надо попробовать. Да, попытка не пытка.

Брови главного констебля медленно поползли вверх по широкому лбу в тщетной попытке достичь границы поседевших волос. Он закатил глаза под потолок, а потом вновь поглядел на разложенные на столе бумаги.

– Уму непостижимо! – заявил он.

Молодой человек, в чьи обязанности входило соответствующим образом поддакивать главному констеблю, подтвердил:

– Да, сэр.

– Веселенькая история, – пробормотал майор Финней. Он побарабанил пальцами по столу и спросил: – Хьюш здесь?

– Да, сэр. Помощник инспектора Хьюш прибыл примерно пять минут назад.

– Хорошо, – сказал главный констебль. – Пошли-ка его ко мне.

Помощник инспектора Хьюш был высоким мужчиной с печальным взглядом тоскующих глаз. Глядя на его меланхолическую внешность, никто бы не поверил, что он был душой всех детских компаний, а его неистощимые шуточки и умение доставать пенни из детских ушей всегда вызывали бурный восторг детворы.

– Доброе утро, Хьюш, веселенькая история приключилась, – проговорил главный констебль. – Что ты об этом думаешь?

Помощник инспектора надсадно вздохнул и уселся на предложенный стул.

– Кажется, два года назад мы допустили ошибку, – сказал он. – Тот парень… как его фамилия…

– Калори… нет, Калгари. – Главный констебль пошуршал бумагами. – Профессор. Наверное, рассеянный парень? Такие люди зачастую имеют смутное представление о времени и тому подобных вещах. – В голосе звучало настойчивое желание услышать подтверждение высказанной мысли, но Хьюш не отозвался на этот призыв. Он сказал:

– Насколько я понимаю, он ученый.

– Значит, считаешь, надо с ним согласиться?

– Хм, – промычал Хьюш. – Сэр Реджинальд, кажется, не высказал сомнений по этому поводу, не думаю, что кто-нибудь осмелится ему возразить.

Такой весьма лестной оценки удостоился руководитель местной прокуратуры.

– Что ж, – без энтузиазма продолжил майор Финней. – Если прокуратура осознала свой промах, то и нам следует сделать то же самое. Значит, надо снова открывать дело. Ты принес мне соответствующие данные, как я просил?

– Да, сэр. Вот они.

Помощник инспектора разложил на столе многочисленные документы.

– Проглядел? – спросил главный констебль.

– Да, сэр. Весь вечер потратил, освежил память. Да и не так уж давно все это случилось.

– Хорошо, давай посмотрим. С чего начнем?

– Сначала, сэр, – предложил помощник инспектора. – Такая закавыка случилась, ведь в то время никаких сомнений не возникало.

– Да, – протянул главный констебль. – Дело казалось яснее ясного. Я не обвиняю тебя, Хьюш. Сам виноват на все сто процентов.

– И зацепиться было не за что, – задумчиво проговорил Хьюш. – По телефону сообщили об убийстве. Узнали, что мальчишка ей угрожал, обнаружили отпечатки пальцев на кочерге, его отпечатки, деньги нашли. Задержали его сразу же, у него были деньги.

– Какое впечатление тогда он на тебя произвел?

Хьюш задумался.

– Скверное, – произнес он. – Чересчур наглый, ягненком прикидывался. Изворачивался как мог, алиби выставлял с точностью до минуты, наглец. Известное дело, все убийцы – первостепенные наглецы. Думают, что очень умные. Полагают, хорошее дело сотворили, а как другие люди на это посмотрят, их не касается.

– Да, – согласился Финней, – видно, тот еще тип. Все документы это подтверждают. Ты сразу же разглядел в нем убийцу?

Помощник инспектора задумался.

– Не было повода усомниться, отпетый парень. Такие часто становятся убийцами, наподобие Хермона в 1938 году. У него большой послужной список: и велосипеды он воровал, и деньги прикарманивал, и пожилых женщин обдуривал, а в довершение всего поозорничал с одной женщиной, потом это у него в привычку вошло. Вот такой он, Джако Эрджайл.

– Но все-таки, – в раздумье протянул главный констебль, – мы здорово напортачили.

– Да, – подтвердил Хьюш, – напортачили. А парень копыта отбросил, дело скверное. Но замечу, с вашего разрешения, – встрепенувшись, продолжал он, – парень все-таки был еще тот. Может, и не убивал никого, новые факты о том свидетельствуют, и мы это теперь установили… Но и на ангела тоже не похож.

– Хм, ловко получается, – огрызнулся Финней, – кто же ее все-таки убил? Ты ведь этим делом занимался. Кто-то ее убил. Не сама же она почесала себе затылок кочергой, кто-то ей помог. Так кто же?

– Интересно бы узнать, – вздохнул помощник инспектора, откидываясь на спинку кресла.

– Запутанное дельце, а?

– Да, дело дохлое, фактов маловато. Вообще, не представляю, где их брать, эти факты-то.

– А не подумать ли о тех, кто был в доме, заходил к ней?

– Ума не приложу, кто бы это мог быть, – ответил помощник инспектора. – Кто-то из домашних или незнакомец, которому она сама дверь открыла и позволила войти. Эрджайлы имели крепкие запоры. Ставни на окнах, засовы, цепочки, на входной двери несколько надежных замков. Пару лет назад их пытались ограбить, они были научены горьким опытом. – Он помолчал, потом снова заговорил: – Беда в том, сэр, что в свое время мы довольно поверхностно осмотрели место преступления. Посчитали вину Джако Эрджайла установленной. Понятное дело, убийца ловко использовал ситуацию.

– Воспользовался случаем, что парень поругался с матерью и угрожал ей?

– Да. Убийце оставалось лишь зайти в комнату, надеть перчатки, подобрать брошенную Джако кочергу, приблизиться к столу, за которым сидела, работая над документами, миссис Эрджайл, и огреть ее по голове.

– Зачем? – произнес майор Финней одно лишь короткое слово.