И вдруг Кирстен заговорила. Слова полились бессвязным потоком:

– Я любила его… Всей душой любила. А оказалась дурой, влюбленной старой дурой. Он сделал меня такой… заставил поверить в любовь. Говорил, что молоденькие девчонки его не интересуют. Говорил… не могу сказать вам всего, что он говорил. Я любила его. Клянусь, что любила. И вдруг является эта пустышка, глупое, заурядное существо. Я раскусила всю его ложь, все коварство… С его стороны коварство, не с моей.

– В тот вечер, когда я впервые сюда пришел, – сказал Калгари, – вы страшно испугались, не правда ли? Вы страшились грядущего, тревожились за других. За Хестер, которую любили, за Лео, к которому питали привязанность. Но главным образом опасались за себя. И вот видите, куда вас привел страх… Ваши руки обагрены кровью еще двух человек.

– Вы утверждаете, что я убила Тину и Филипа?

– Вы убили Филипа, – проговорил Калгари. – Тина недавно очнулась.

Плечи Кирстен поникли, словно надломились под тяжестью отчаяния.

– Значит, она сказала, что я пыталась ее убить. Но она сама об этом не подозревала. Конечно, я рехнулась, ополоумела от страха. Все так сразу надвинулось, я не видела другого выхода…

– Хотите, я расскажу вам, что сообщила Тина, когда к ней вернулось сознание? – предложил Калгари. – Она сказала: «Чашка была пуста». Я понял, что это значило. Вы сделали вид, будто несете кофе Филипу Дюранту, а на самом деле вы уже убили его и выходили из комнаты, когда услышали, что приближается Тина. Вы оглянулись и притворились, что заходите с подносом в комнату к Филипу. Уже после, потрясенная смертью Филипа и едва не потерявшая от страха сознание, Тина все-таки машинально заметила, что упавшая чашка оказалась пустой, а возле нее на полу не было ни малейших следов кофе.

– Но Кирстен не могла ее убить! – закричала Хестер. – Тина сама спустилась к Мики по лестнице. Она была жива и здорова.

– Дитя мое, – возразил Калгари, – люди, которых ткнули острием, проходят целую улицу, даже не подозревая об этом! Потрясенная Тина едва ли могла что-нибудь почувствовать. Может быть, легкий укол, на который она не обратила внимания. – Он взглянул на Кирстен: – А потом, выбрав удобный момент, вы подсунули нож в карман Мики. И это было величайшей подлостью из всего, что вы натворили.

Кирстен умоляюще всплеснула руками:

– Я не могла иначе… не могла… Все так сразу надвинулось… Они почувствовали правду, Филип и Тина… Тина, видно, подслушала мой разговор с Джако около входной двери. Они начинали догадываться… надо было спасаться. Я захотела… кому бы не захотелось выкрутиться! – Руки ее опустились. – Я не хотела Тину убивать. И Филипа…

Мэри Дюрант поднялась с кресла и медленно пересекла комнату. С каждым шагом ее намерения становились все очевиднее.

– Ты убила Филипа! – вскричала она. – Ты убила Филипа!

И вдруг, словно тигрица, она бросилась на свою жертву. Находчивая Гвенда вскочила на ноги и обхватила Мэри. К ней подоспел Калгари, и сообща они оттащили ее от Кирстен.

– Ты… ты! – кричала Мэри Дюрант.

Кирстен Линдстрем искоса взглянула на Мэри.

– Зачем он вмешивался не в свое дело? – спросила она. – Зачем приставал ко всем с вопросами? Ему-то ведь ничего не угрожало. Не его жизнь подвергалась опасности. Он занимался этим от нечего делать. – Она повернулась, медленно побрела к двери и, ни на кого не взглянув, вышла из комнаты.

– Остановите ее! – вскричала Хестер. – Остановите же ее!

– Пусть идет, Хестер, – произнес Лео Эрджайл.

– Но… она что-нибудь с собой сделает.

– Сомневаюсь, – возразил Калгари.

– Столько лет она была нашим верным другом, – сказал Лео. – Верным, преданным… и вот те раз!

– Думаете, она… покончит с собой? – спросила Гвенда.

– Скорее она отправится на ближайшую станцию и уедет в Лондон, – предположил Калгари. – Но никуда, разумеется, она не денется. Ее выследят и схватят.

– Наша дорогая Кирстен, – повторил Лео. Голос его дрожал. – Такая верная, такая обходительная.

Гвенда схватила его за руку и сильно встряхнула ее:

– Как ты можешь, Лео, как ты можешь? Подумай, что она сделала… сколько страданий нам причинила!

– Знаю, – сказал Лео, – но и сама она страдала не меньше нашего. Полагаю, ее страдания лежат бременем на всех нас.

– Мы страдали бы вечно, – заметила Гвенда, – вместе с нею! Не знаю, что было бы с нами, не окажись здесь доктора Калгари. – Она благодарно ему улыбнулась.

– Все-таки, – ответил Калгари, – я сумел вам чем-то помочь, хотя и с большим опозданием.

– Слишком большим, – горько проронила Мэри. – Слишком большим! О, почему же мы не знали… почему не догадывались? – Она неприязненно взглянула на Хестер: – Я думала, это ты. Вечно тебя подозревала.

– Он этого не думал, – сказала Хестер. И посмотрела на Калгари.

– Хочу умереть, – тихо молвила Мэри Дюрант.

– Дорогая девочка, – проговорил Лео, – как бы мне хотелось тебе помочь.

– Никто мне не поможет, – прошептала Мэри. – Филип сам виноват, ему захотелось остаться здесь, захотелось заняться расследованием. Своими руками себя погубил! – Она оглядела собравшихся. – Вам не понять. – И с этими словами Мэри выбежала из комнаты.

Калгари с Хестер направились следом за ней. В дверях Калгари оглянулся и увидел, как Лео обнял Гвенду за плечи.

– Она же предупреждала меня, – призналась Хестер. Глаза ее округлились, в них притаился страх. – С самого начала говорила, чтобы я ей не доверяла, чтобы опасалась и ее, и всех остальных…

– Забудьте об этом, дорогая, – посоветовал Калгари. – Вот что вам теперь предстоит сделать. Забыть все. Вы все теперь свободны. Тучи подозрения не омрачают более вашего существования.

– А Тина? Она выздоровеет? Она не умрет?

– Думаю, нет. Она влюблена в Мики, не правда ли?

– Наверное, – ответила Хестер, в голосе ее послышалось удивление. – Я об этом как-то не задумывалась, воспринимала их как брата с сестрой. Но на самом деле они ведь не брат и сестра.

– Кстати, Хестер, вы не знаете, что подразумевала Тина, когда произнесла слова «Голубка на мачте»?

– «Голубка на мачте»? – Хестер наморщила лоб. – Подождите минуточку. Что-то ужасно знакомое. «О голубка моя, будь со мною, молю…» Так?

– Наверное.

– Это песенка. Старинная песенка. Кирстен ее обычно нам напевала. Запомнились небольшие кусочки. «Мой любимый стоял, подбоченясь рукою» и что-то еще. «Нет покоя душе ни в морях, ни на суше, только в сердце твоем обретаю покой».

– Так вот оно что! Значит, Кирстен? Понятно, – сказал Калгари. – Да, да, понятно…

– Наверное, они поженятся, когда Тина поправится и сможет поехать с Мики в Кувейт, – предположила Хестер. – Тина всегда мечтала жить в теплой стране. В районе Персидского залива, наверное, тепло?

– Чересчур тепло, – уточнил Калгари.

– Тина не способна понять, как это может быть чересчур тепло, – заверила его Хестер.

– И вы, моя дорогая, теперь будете счастливы, – сказал Калгари, сжимая своей рукой руку Хестер. Он попробовал улыбнуться. – Выйдете замуж за вашего молодого доктора, все устроится, страшные сны и приступы безысходности перестанут вас терзать.

– Выйду за Дона? – удивилась Хестер. – Разумеется, я не выйду за него замуж, не собираюсь стать его женой.

– Но вы его любите.

– Нет, не думаю, что люблю его по-настоящему… Просто раньше так думала. Но он не поверил мне, не был убежден в моей невиновности. А он должен был это почувствовать. – Она взглянула на Калгари. – Вот вы почувствовали! За вас бы я пошла.

– Но, Хестер, я намного старше вас. Вы же не сможете…

– Смогу… если вы этого захотите, – с неожиданной робостью произнесла Хестер.

– Так я хочу! Очень хочу жениться на вас! – воскликнул Артур Калгари.