Смех Тень-Короля прозвучал еще горше и ужаснее, чем когда-либо раньше.

— Разве я на него похож? — спросил он, отсмеявшись. — Разве я выгляжу как человек?

Нет, надо признать, нет. Судя по тому, что я знал об этом существе, он был по меньшей мере вдвое выше обычного человека. Но как же мне сформулировать ответ, чтобы его не обидеть?

— Говори же! Я выгляжу как человек? — Вопрос прозвучал холодно и властно.

— Нет, — через силу выдавил я.

— Хорошо. А теперь можно я закончу? Причем без дальнейших проволочек, разве что сам сочту уместной паузу для большей драматичности. Договорились?

— Конечно, — смиренно ответил я.

Тень-Король несколько раз шумно выдохнул, чтобы успокоиться.

— Очнувшись, мой друг решил, что находится под водой, — совершенно спокойно продолжил он рассказ. — Но окружавшая его жидкость обладала странными свойствами, которых нет у обычной воды. Она была теплой и липкой. Через стекло аквариума, в котором он оказался, ему было видно, как Смайк возится с какими-то алхимическими приборами. А еще он мог дышать. Диковинная жидкость была не только вокруг, она была повсюду, она заполняла его горло, его дыхательные пути и слуховые проходы, его легкие. Паралич не позволял ему пошевелить даже пальцем, но его тело плавало стоймя. Он не погружался, но и не всплывал на поверхность.

Подойдя к аквариуму, Смайк усмехнулся и, постучав по стеклу многочисленными ручками, заговорил с моим другом. Его голос мой друг слышал, как погребенный заживо слышит через доски гроба и слой земли, что говорят у его могилы скорбящие.

— Ты проснулся, — говорил Смайк. — Ты так славно спал. Так глубоко. Так долго. Достаточно долго, чтобы я успел подготовить все для великого деланья. Да, мой человечек, я тебя превращу, и после ты уже перестанешь быть человеком! Нет, ты возродишься как высшее существо. Ты меня понимаешь? — Он снова постучал по стеклу. — Я подарю тебе новое тело. Такое, которое гораздо лучше подходит твоему литературному складу. И не только его. Я подарю тебе новое бытие. Можешь меня не благодарить, я рад оказать услугу.

Моего друга охватила паника. Жидкость становилась все теплее, потом горячее… Медленно и упорно поднимались вверх пузырьки, и наконец он понял, что она начинает закипать. Его варили заживо.

Смайк еще раз постучал по стеклу.

— Теперь ты знаешь, как чувствует себя омар, когда его готовят! — воскликнул он. — Повара утверждают, что омар ничего не чувствует, но, по-моему, они лгут. Должен сказать, я не завидую твоему исключительному опыту.

Судьба была милосердна к моему другу, и он лишился чувств. Ему снился великий пожар, пожирающий Книгород. Потом он заметил, что причиной пожара был он сам, ведь это он, полыхая, бредет через город и один за другим поджигает дома. Во сне он воистину стал Черным Человеком Книгорода, существом, которое, согласно легендам, пустило здесь первого красного петуха.

Потом он снова очнулся и увидел многократно, увеличенное лицо Смайка, который как будто стоял прямо перед ним. Но и на сей раз он не мог пошевелить даже пальцем. С бесконечным удивлением он заметил, что две маленькие ручки Смайка прилепились к его щекам — словно бы хотели их погладить. И испытал облегчение, что жидкость исчезла и он снова на свободе.

— М-да, а теперь мы проснулись весьма не вовремя, — с искренним сожалением сказал Смайк. — Пожалуйста, не думай, боль я тебе причиняю не намеренно. Честное слово, это дурацкая случайность. Но дурман в твоей голове работает по собственным законам. Ну раз уж так вышло, я покажу тебе кое-что удивительное. Обычно такое никому не дается.

Фистомефель Смайк повернул голову моего друга в другую сторону, так что теперь перед ним предстал лабораторный стол, на котором в серебряной кювете плавала в похожей на молоко жидкости человеческая рука.

— Да, верно, — продолжал Смайк. — Это твоя рука. Рука, которой ты пишешь.

Потом он повернул голову в другую сторону. В высоком узком сосуде на подставке в прозрачной жидкости покачивалась ровно отпиленная нога.

— Это одна из твоих, — сказал Смайк. — Левая, кажется. — И рассмеялся.

И опять повернул голову. На лабораторном столе лежало туловище с удаленными руками, ногами и головой. Из милосердия или такта раны были прикрыты пакетами для мусора.

— Это твое туловище. Я как раз очищаю места разрезов алхимическим раствором. Ты действительно не вовремя очнулся, мой милый. Мы как раз на стадии расчленения. Это необходимо, чтобы тщательно обработать отдельные части тела. Не бойся, потом я тебя снова сошью. Кстати, я неплохо умею обращаться с иглой.

Из-за шкафа вышел еще кто-то. Это был литературный агент Клавдио Гарфеншток, одетый в белый, сверху до низу забрызганный кровью передник. Улыбнувшись, он помахал пилой, которая тоже была испачкана кровью.

И тут мой друг, наконец, понял. Это не кошмарный сон. Он и правда находился в лаборатории Смайка. Но он не стоял перед червякулом, так как его тело было разложено по всей лаборатории. Просто Смайк держал в руках его отпиленную голову и поворачивал ее из стороны в сторону.

А потом Смайк вдруг подбросил ее как мяч. На одно ужасное мгновение перед моим другом мелькнула вся лаборатория, все ее химические реторты, таинственные аппараты, стеклянные сосуды и мощные алхимические батареи. Он опять увидел отдельные части своего тела, увидел червякула и кабанчикового, которые, забавляясь, смотрели на него снизу вверх. А затем он снова рухнул вниз и упал в руки Смайка.

— Когда ты придешь в себя снова, — сказал червякул, — ты будешь уже другим.

И мой друг вновь провалился в забытье.

Когда он пришел в себя в следующий раз, он действительно стоял прямо и чувствовал собственное тело и даже слишком явно ощущал бушующую в каждой клеточке боль. Опустив взгляд, он обнаружил, что крепко привязан к деревянной плите, а все его тело обернуто старой, покрытой загадочными письменами бумагой. Он попытался освободиться, но железные скобы на запястьях и лодыжках, на горле и бедрах удерживали его мертвой хваткой. Он все еще находился в буквенной лаборатории. И вдруг в поле его зрения возникли физиономии Фистомефеля Смайка и Клавдио Гарфенштока.

— А, он снова очнулся! — обрадовался Смайк. — Смотри, Клавдио!

— Ты проверил замки на скобах? — боязливо спросил Гарфеншток.

— Только погляди, какой он теперь большой, — сказал Смайк. — Настоящий колосс.

Они подошли совсем близко, и мой друг спросил себя, почему ему приходится смотреть на них сверху вниз. Он как будто в одночасье вырос.

— Тебя удивляет такое количество бумаги, — сказал ему Смайк, — и ты, наверное, полагаешь, что это какой-нибудь глупый ритуал букваримиков и что скоро пергаменты мы с тебя снимем. Но это не так. Нет, нет.

Тут голос Тень-Короля упал до такого скрежещущего шепота, что я готов был вскочить и бежать со всех ног. До сих пор я как зачарованный слушал его увлекательную сказку, эту затягивающую историю ужасов, но теперь поток повествования понесся, как горная река бежит по порогам. Словно бы что-то мучило Тень-Короля, и с каждой минутой его голос внушал все больший страх.

— Нет, это не так! — вскричал Тень-Король в роли Смайка. — Тебя сейчас покрывает нечто большее, чем клочки букваримической оберточной бумаги. Это твоя новая кожа! Я же тебе обещал и сдержал свое обещание. Я превратил тебя в новое существо!

Я вскочил, ведь и Тень-Король ни с того ни с сего заелозил на троне. Опираясь на подлокотники, он медленно приподнялся. Его голос гремел и перекатывался, как рык раненого льва.

— И Фистомефель Смайк сказал моему другу: «Ты был человеком, а стал монстром! Ты был мал, а стал колоссом. Я твой создатель, а ты мое творение. И я нарекаю тебя… Гомунколосс!»

Произнося это имя, Тень-Король выступил на свет свечей, и, о мои дорогие друзья, я впервые увидел его облик. У меня вырвался пронзительный крик, я попятился на несколько шагов, собравшиеся в зале живые книги тоже отпрянули.

Передо мной предстало существо, с головы до ног состоящее из бумаги. От человека в нем остался лишь силуэт. Руки, ноги, туловище, голова и даже лицо — все было на месте, но все складывалось из бесчисленных наслоений древней, пожелтевшей бумаги. Из тысяч обрывков, покрытых теми же странными рунами, как и клочки, по следу которых я шел через лабиринт. А то, что я принял за зубцы короны, было рваными углами страниц. Если бы вдруг ожила мраморная или бронзовая скульптура, я испугался бы меньше, чем этого гигантского искусственного создания из бумаги, которое сейчас медленно приближалось ко мне.