— Нет, Капак, это я! — кричит она, хватая его руку и целуя окровавленные пальцы. — Они вернули меня назад. Они использовали меня как приманку, чтобы ты тогда спустился вниз, но теперь я по другую сторону. Мы пришли, чтобы…

— Ама, — поспешно встреваю я, — лучше не надо. Ему в его состоянии трудно говорить.

— Сейчас ему это делать проще, чем пару недель назад, — смеется виллак. — Мы отрезали ему язык. Он только недавно вырос снова. — Священник подходит к плачущей Аме и насмешливо смотрит на изувеченного Кардинала. — Он считал себя могущественнее нас. Думал, что, поскольку его нельзя убить, мы не сможем причинить ему вред. — Он наклоняется, хватает цепь и делает рывок. Райми вскрикивает от боли, и его единственный глаз раскрывается до предела. — Но он ошибся.

— Оставьте его! — кричит Ама, стремительно вскидывая руки, чтобы расцарапать виллаку лицо.

Но он предупреждает ее выпад, отбивая ее руки в сторону, и высвобождает цепь.

— Он забыл, что, если он доведен до края, за которым смерть, но не перешел на ту сторону, его тело можно восстановить, даже те части, которые были удалены. — Священник надменно смотрит на меня. — Мы держим его здесь со времени похищения, подвергая мучениям и нанося увечья. Каждый день мы выбираем различные части тела. Через некоторое время, когда покалеченная часть тела отрастает, мы возвращаемся к ней снова.

— Гнусные… ублюдки, — хрипит Райми, меряя взглядом своего мучителя.

— Не забывайся, Кровь Снов, — резко говорит священник. — Мы можем вырвать твой правый глаз так же легко, как вырвали левый.

— Я убью вас, — шипит Ама, указывая на священника дрожащим пальцем.

— Пожалуйста, — он лениво зевает, — давай обойдемся без угроз. Мы сделали то, что должны были сделать. Ему надо было узнать цену неповиновения. Если он не будет нам подчиняться, мы можем оставить его здесь навечно. У него нет выхода, кроме дарованного нами.

— Я убивал себя… пару раз, — хрипит Райми. — Но они ждали меня… в поезде. Забирали меня… еще до того, как возвращалось сознание. Накачивали наркотиками и привозили… обратно. Заставили смотреть, как они кастрировали меня.

— Это самое жестокое, что они могли придумать, — бормочет Вами, делая шаг вперед, чтобы изучить работу священников. Единственный глаз Райми наполняется страхом при виде киллера, но он не пытается отстраниться, когда тот дотрагивается до него. — Да, тут поработали профессионалы. Я мог бы сделать лучше, но я профессионал высочайшего класса. — В его зеленых глазах появляется отблеск меланхолии. — Самовосстанавливающаяся бессмертная жертва — это интересно… Какое прекрасное время я мог бы провести с ним! Если есть жизнь после смерти и мне суждено быть награжденным в ней богом или дьяволом, я не пожелал бы большего наслаждения, чем это.

— Ты ведь реальный, не так ли? — спрашивает Райми, переводя взгляд с моего отца на меня и обратно. — Другой — это Эл Джири. А ты — настоящий Паукар Вами.

— Оригинал всегда лучше подделок, — усмехается мой отец.

— Ты пришел, чтобы выполнить свое обещание?

Вами хмурится:

— Какое еще обещание?

— Ты поклялся, что если переживешь Дорака, то заставишь меня страдать… и плясать под свою дудку.

Наемный убийца пожимает плечами:

— Не помню, что говорил такое, но мне кажется, что ты достаточно настрадался. Кроме того, у меня теперь новые враги. По сравнению с ними ты ничто.

— Где ключи? — спрашивает Ама, тщательно исследуя цепи и замки.

— Его не освободят до тех пор, пока он не согласится работать с Плотью Снов, — говорит виллак. — Когда он поклянется в преданности нашему делу, мы снимем с него цепи, и все станет так, как было раньше. Но если он будет упорствовать в своем неповиновении…

— Иди подрочи! — с трудом хрипит Райми. — Я могу терпеть до конца ваших жизней.

— Возможно. — Священник презрительно усмехается. — Но ведь у меня есть сын. И у него тоже. Наш род бесконечен, Кровь Снов, такими же будут твои страдания, если…

Его прерывает Койя — она что-то бормочет и указывает рукой на пленника, сидящего на полу. Священник хмурится и качает головой. Она настаивает, на этот раз резко. Он кивает и начинает перебирать цепи, открывая замки ключами из связки, которую он вынул из сумки.

— Койя говорит, что теперь больше нет необходимости в насилии, — произносит он, освобождая настороженно глядящего на него Кардинала. — Твой ближайший смертный союзник, Плоть Снов, пришел по собственной воле, приведя с собой женщину, которую ты любил и потерял десять лет назад и которая теперь возвращена к жизни — нами! Стоит тебе поразмышлять об этом в безопасных стенах Дворца, и ты поймешь, что тебе невыгодно пренебрегать нами. Мы хотим того же, что и ты, — мирного, сильного, независимого города. Почему бы нам вместе не заняться его построением?

— Да пошел ты! — рычит Райми, с трудом вставая на ноги и морщась от боли. С ругательством он вырывает свой болтающийся глаз и отбрасывает его в сторону, потом смотрит на Койю, не обращая внимания на кровь, текущую по его левой щеке. — Одна вещь помогла мне продержаться эти долгие годы… — Я не поправляю его. Сейчас не время напоминать ему, что он находится у виллаков всего несколько недель. — Мысль о том, как я сжимаю пальцами твою грязную глотку и душу тебя. Теперь, когда я свободен, я… — Он уже готов взобраться на кровать, но внезапно останавливается и смотрит единственным глазом на ухмыляющихся Койю и священника.

— Кровь Снов, — смеется виллак, — ты действительно думаешь, что я освободил бы тебя, если бы имелся хоть малейший шанс причинить вред нашей королеве? Можешь, конечно, попытаться, но в твоем теперешнем состоянии я бы не советовал. Место, где она спит, священно, как и место Инти ватана, и если ты только захочешь дотронуться до нее, то сейчас же будешь отброшен назад.

— Ублюдки, — рычит Райми.

— Все верно, — говорю я ему. Он медленно поворачивает ко мне голову. — Не знаю, как насчет кровати, но в камне Инти ватана действительно есть какая-то магия. На него нельзя ступить, если ты не очистился. А то получишь такой пинок, что мало не покажется.

Райми так пристально смотрит на меня, что я отвожу глаза, не в силах лицезреть кровавую зияющую рану на том месте, где был его нос, потом делает шаг назад.

— Что привело тебя сюда, Джири? — спрашивает он, стирая со щеки струпья запекшейся крови. — Мне казалось, ты слишком осторожен, чтобы общаться с этими негодяями.

— После того как тебя схватили, город полетел в тартарары. Это единственный выход, чтобы восстановить порядок.

— Ты — глупец. Город — все, что у них есть. Они не станут разрушать его.

— Может, и так, но они убивают моих друзей и соседей.

Райми трясет головой, разбрызгивая кровь на кровать и на ноги Койи. Она только скалится.

— Я всегда подозревал, что у тебя есть уязвимое место. Даже когда ты убивал — то только всякую нечисть, и никогда простодушных лохов или невинных людей.

— Да уж, ты и мой отец имеете надо мной преимущество. Вы бесчеловечны, а у меня есть совесть.

— Когда-то я думал, что она есть и у меня, — вздыхает Райми, почесывая засохшие струпья на месте своего правого уха. Он обводит взглядом Койю, Аму, Паукара Вами, меня и останавливается на виллаке. — И что же дальше? Мы все возвращаемся домой, разыгрываем счастливых членов семейства и делаем все по твоему щелчку?

— Что-то в этом роде, — улыбается священник. — Хотя, если бы это зависело от меня, я бы оставил тебя здесь, но наша королева думает иначе. Она говорит, что ты придешь к нашей точке зрения, когда у тебя будет время подумать и взвесить все «за» и «против». Если этого не случится, мы снова притащим тебя сюда. Ты ведь вряд ли сможешь спастись бегством из города, чтобы спрятаться от нас, не так ли?

Райми бормочет что-то злобное, но понимает, что побежден. Я ни секунды не думаю, что он сможет принять поражение с покорностью — как только он вернется во Дворец, его мысли обратятся к мести, — но в настоящий момент он готов поднять лапки кверху.