На похороны они не пришли.

Они...

Анна пыталась оттолкнуть от себя эти воспоминания, как она сделала, когда все только произошло, но напор был слишком силен. И хуже того, теперь она поняла, что все это – реальность, а не бред усталого сознания, тихо трогающегося под давлением обстоятельств.

Мэран заговорила, но Анна не слышала обращенных к ней слов. Ее слух заполнила невнятная тревожная музыка, которая струилась откуда-то прямо из-под земли. Крохотные фигурки запрыгали и заплясали вокруг, не даваясь прямому взгляду, они жужжали и звенели, точно шмели на летнем лугу. У нее закружилась голова, она почувствовала, что падает. Она еще успела заметить, как Мэран, протянув руки, шагнула ей навстречу, но притяжение тьмы стало слишком сильно, и Анна радостно скользнула в ее милосердные объятия.

Из дневника Лесли, запись от 13 октября:

Наконец-то я это сделала. Сегодня утром я встала, положила в рюкзак вместо учебников флейту, кое-какую одежду и, конечно, тебя, мой дневничок, и закрыла за собой дверь. Все, с меня хватит. Не могу больше там жить.

Искать меня никто не будет. Папы все равно никогда нет дома, а мама потеряет не меня, а свое представление обо мне, а это не одно и то же. Да и вообще город такой большой, что они меня просто не найдут.

Сначала мне было немножко страшно, потому что я не знала, где буду ночевать сегодня, да и небо с самого утра хмурится, чем дальше, тем все больше и больше, но потом я повстречала в парке Фитцгенри одну классную девчонку. Ее зовут Сьюзан, она всего на год старше меня, но уже живет с одним парнем, они снимают квартиру в Чайна-тауне. Сейчас она как раз пошла к нему спросить, могу ли я остановиться у них на день-другой. Его зовут Пол. Сьюзан говорит, ему под тридцать, но по нему и не поймешь, что он такой старый. С ним весело, и обращается он с ней как со взрослой. Она его девушка !

Я пишу эти строки, сидя в парке и дожидаясь ее возвращения. Поскорее бы она пришла, а то тут народ вокруг какой-то подозрительный. У Воинского мемориала сидит парень и пялится на меня, как будто ограбить собирается или еще что-нибудь. Прямо мороз по коже. Аура у него темная, а значит, добра от него не жди.

Всего одно утро прошло с тех пор, как я ушла из дома, а я уже совсем по-другому себя чувствую. Как будто раньше у меня на плечах все время лежала какая-то тяжесть, и вдруг она куда-то девалась. Я стала легкой как перышко. Разумеется, я знаю, как называлось то бремя, которое я несла: невротичка-мать.

Как только я устроюсь у Пола и Сьюзан, сразу пойду искать работу. Сьюзан говорит, что Пол может сделать мне поддельные документы, и тогда я смогу работать в клубе или еще каком-нибудь месте, где хорошо платят. Она сама этим занимается. Говорит, что иногда за вечер одними чаевыми баксов пятьдесят зарабатывает!

Я никогда не встречала таких, как Сьюзан. Даже не верится, что мы с ней почти одногодки. Все девчонки в нашей школе сущие дети по сравнению с ней. Она так классно одевается, прямо звезда с МТУ. У нее черные волосы, прикольная короткая стрижка, кожаная куртка и такие тугие джинсы, что я даже представить не могу, как она их надевает. А на футболке у нее классная картинка с феей, как у Брайана Фрауда, я такой еще не видела.

А когда я спросила у Сьюзан, верит ли она в фей, она широко улыбнулась и ответила:

– Вот что я тебе скажу, Лесли. Я во что угодно поверю, лишь бы от этого кайф был.

Кажется, мы с ней поладим.

Когда Анна Баттербери пришла в себя, то обнаружила, что находится внутри того самого дома, вид которого вызвал у нее такие тревожные воспоминания. Она лежала на мягком как пух диване в окружении уютных, ласкающих глаз вещей, которыми была набита небольшая гостиная. Казалось, что в комнате просто некуда ступить, а умопомрачительное количество безделушек всех видов и размеров – от заселившего каминную полку оркестра крошечных фарфоровых божков с арфами, скрипками и дудками до сделанного из папье-маше медведя-гризли в цилиндре и фраке, который один занимал целый угол, – еще усиливало общее впечатление скученности.

На стенах тоже живого места не было: афиши, фотографии, литографии и картины покрывали каждый квадратный дюйм. Старомодные портьеры набивного ситца – громадные темные розы на черном фоне – сторожили оконную нишу с утонувшим в ней диванчиком. На полу лежал толстый ковер, точное подобие усыпанной листьями лужайки снаружи.

Чем дольше Анна оглядывалась, тем более знакомой казалась ей обстановка. И тем скорее воспоминания, от которых она так старательно избавлялась все последние годы, затопляли ее мозг.

При звуке шагов она села и обернулась – как знать, кто или, может быть, что подкрадывается из-за дивана. Но это оказалась Мэран. От резкого движения у Анны снова закружилась голова, и она поспешила лечь. Мэран присела на оттоманку, придвинутую к самому дивану, и положила изумительно прохладное влажное полотенце ей на лоб.

– Ну и напугалась же я, – заговорила Мэран, – когда вы замертво упали прямо у меня на пороге.

Но Анне было не до церемоний. Без долгих разговоров она перешла прямо к сути дела.

– Я здесь уже бывала, – сказала она.

Мэран кивнула.

– Меня приводила сюда свекровь – Элен Баттербери.

– Нелл, – ответила Мэран. – Да, мы были с ней дружны.

– Но почему я только сейчас вспомнила, что была знакома с вами раньше?

Мэран пожала плечами:

– Бывает.

– Нет, тут что-то не так, – возразила Анна. – Люди, конечно, многое забывают, но не до такой степени. Мы ведь с вами не просто однажды случайно встретились, я знала вас много лет, с тех пор как Питер начал ухаживать за мной на последнем курсе колледжа. И когда он впервые привел меня к себе домой, чтобы познакомить с родителями, вы были там. Помню, я еще подумала, как странно, что у Элен такая молодая подруга.

– А разве возраст влияет на дружбу? – спросила Мэран.

– Нет. Просто... вы совсем не изменились с тех пор. Как будто вам по-прежнему столько же лет.

– Я знаю, – были слова Мэран.

– Но... – Озадаченная, Анна стала еще больше походить на испуганную птицу. – Разве так бывает?

– Вы, кажется, говорили что-то насчет Лесли, там, на пороге, – поспешила сменить тему Мэран.

Если что и могло извлечь женщину из трясины путаных размышлений о безвозрастности хозяйки этого дома, о музыке, доносящейся прямо из-под земли, и о призрачных фигурах, которые мелькают где-то на краю поля зрения, ускользая от прямого взгляда, то только упоминание о дочери.

– Она убежала из дома, – ответила Анна. – Я зашла за чем-то в ее комнату и увидела, что все ее учебники лежат на столе. Тогда я позвонила в школу, где мне сказали, что она там сегодня не появлялась. Они уже собирались позвонить мне, чтобы узнать, не заболела ли Лесли. Понимаете, она никогда не пропускает уроки.

Мэран кивнула. Для нее это было новостью, которая, однако, вполне укладывалась в ее представления об отношениях Лесли с матерью.

– А вы в полицию обращались? – спросила она.

– Едва поговорила со школой. И можете себе представить, они мне заявили, что беспокоиться еще рано! Детектив, с которым я разговаривала, пообещал разослать ее описание всем патрульным, чтобы они сообщили, если заметят ее где-нибудь, и все-таки он считает, что она просто прогуливает занятия. Но Лесли просто не способна на такое, уж я-то знаю!

– А ваш муж тоже так думает?

– Питер еще ничего не знает. Он в командировке на Востоке, так что я поговорю с ним только вечером, когда он сам мне позвонит. Я даже не знаю, в каком отеле он остановится. – Анна протянула руку, худую, как птичья лапка, и стиснула запястье Мэран. – Что мне делать?

– Можно попробовать поискать ее самим.

Услышав предложение Мэран, Анна радостно затрясла головой, но безнадежность этой затеи тут же дошла до ее сознания.

– Город такой большой, – сказала она. – Слишком большой. Разве мы сможем ее найти своими силами?