Закрыв глаза, Валентайн подумал о Джерри. Они не говорили весь день. Интересно, как у него прошла встреча с Тексом Снайдером? Наверное, Джерри ничего нового не разузнал. Иначе непременно позвонил бы.
Размышляя об этом, Валентайн уснул.
22
Джерри настаивал на том, что не станет говорить без адвоката. Но отклика в душах двух полицейских, прибывших через десять минут, не нашел. Все трое погибших были местными жителями, а Джерри — ньюйоркцем, недавно переселившимся во Флориду. Один из полицейских угрожающе покачал пальцем перед его физиономией.
— Парень, советую тебе все рассказать, — сказал он.
— Ни слова не скажу до приезда адвоката.
Тогда они надели на него наручники, бросили на заднее сиденье своей машины и повезли в окружную тюрьму Гаррисона. По пути полицейские продолжали давить на него. Джерри понурил голову и уставился в пол. Отец как-то сказал ему, что полицейские обычно доверяют первому впечатлению и дальше действуют в соответствии с ним. На этих он явно произвел не лучшее впечатление.
Тюрьма оказалась трехэтажным зданием из желтого кирпича, увенчанным спиралями колючей проволоки. Там полицейские передали Джерри инспектору в штатском, жующему табак. Он сидел в кабинке, отгороженной тремя стенками. Инспектор задавал вопросы — адрес проживания, дата рождения, приводы — и периодически сплевывал в корзину для мусора. Джерри чувствовал, как переворачивается желудок.
— Значит, вас арестовали за продажу наркотиков, — отмечал инспектор.
— Травки. Я был мальчишка совсем. И пакетик был маленький.
— А маленький это сколько?
— Четверть унции.
— Где это случилось?
— В Атлантик-Сити. Я там родился.
— Сколько вам было лет?
— Пятнадцать.
— В Миссисипи пятнадцатилетние могут водить машину и вступать в брак.
Джерри уловил его намек. Инспектор велел ему встать. Они прошли коридором к аппарату для снятия отпечатков пальцев, стоявшему в дальнем углу. Инспектор расстегнул наручники и снял отпечатки, тщательно прокатав каждый палец Джерри по подушечке, пропитанной чернилами, и по формуляру. Потом еще раз, сгруппировав странным образом: большие пальцы отдельно, остальные вместе. После этих процедур пальцы Джерри стали такими черными, что не видно было ногтей. Инспектор протянул ему бумажное полотенце, пластиковую бутылочку-пульверизатор и повел в туалет.
— Давай недолго там, — сказал он.
— А недолго это сколько? — спросил Джерри.
Ему показалось, что на губах инспектора мелькнула ухмылка. Следующей остановкой на их пути была комната, где задержанных фотографировали. Там же перекусывали. Инспектор бросил монету в автомат и получил шоколадный батончик, пока фотограф делал снимки Джерри в фас и профиль.
— Пришли мне их по электронке, — сказал инспектор.
— Да я тут зашиваюсь, — отмахнулся фотограф.
— Это срочно. Мне нужно отправить их в НЦИП.
Фотограф покосился на Джерри.
— Ну ладно, — согласился он.
Джерри вернулся в кабинку инспектора и только теперь вспомнил, как расшифровывается НЦИП. Национальный центр информации о преступниках. Инспектор намеревался отправить его отпечатки и фотографии в базу данных правоохранительных органов, чтобы узнать, не разыскивается ли он за другие пакости. Джерри глянул на часы на стене. Три часа утра.
— И сколько это еще займет? — спросил он.
Инспектор смотрел на экран компьютера, как ребенок, получивший тест с вопросами, которых раньше не встречал.
— Зависит от того, смогу ли я вообще все это отправить, — ответил он, не отрывая взгляда. — А уж когда они получат информацию — там как знать? У них по выходным дел по горло.
— Ну хоть примерно.
Инспектор вскинул голову.
— Еще одно слово, хитрожопый, и я тебя посажу в обезьянник.
Джерри вздрогнул. Субботним вечером в обезьяннике, вероятно, собирается весь цвет галфпортской мрази. Учитывая то, как ему сегодня везет, среди них наверняка найдутся приятели тех троих, которых он только что порешил.
— Простите.
Инспектор буркнул что-то и снова уставился на экран.
— Не хочется выглядеть наглым, но вы не дали мне вызвать адвоката, — добавил Джерри.
— Это потому, что в субботу ночью никакие адвокаты не работают, — заметил инспектор, сплюнув в урну. — А завтра с утра хоть обзвонись своим адвокатам.
Инспектор откусил шоколадный батончик, при этом не выплюнув табак. Джерри снова затошнило. Ему хотелось вдохнуть свежего воздуха и выпить чего-нибудь холодного. Но больше всего хотелось, чтобы ушел страх.
— А можно я позвоню своему другу из вашего города? — спросил он.
— Это кому же?
— Ламару Биггсу. — Инспектор оторвался от компьютера. Смотрел он недоверчиво. Джерри понял, что пересек какую-то воображаемую черту, и поспешил пояснить: — Я помогал ему сегодня. У «Волшебства Дикси» проблемы с работниками, которые крадут фишки. Я подсказал его команде, как работает эта схема мошенничества. Работа у меня такая. — Он указал на свой бумажник, лежавший на столе инспектора. — Там моя визитка.
Инспектор достал визитку.
— Ты работал на Ламара?
— Ну да.
— Так чего ж ты, черт подери, сразу не сказал?
Валентайн очнулся от сна и услышал, что в кухне надрывается телефон. Часы рядом с кроватью показывали три. По ночам люди звонят, только если стряслось что-то нехорошее. Он выдернул себя из постели.
Идти было невыносимо трудно. С возрастом без многого уже не можешь обойтись. Например, без восьми часов сна. Валентайн сел за кухонный стол, взял мобильник и посмотрел на экран. Номер не определился. Значит, Джерри, решил Валентайн. Сын мог позвонить когда угодно.
— Ну что там? — сказал Валентайн вместо приветствия.
— Тони? Это вы? Ой, Господи, я так рада, что вы наконец ответили.
Люси Прайс. Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох.
— Вы меня слышите? Только не говорите, что уже отключились.
— Если бы я отключился, то не смог бы ничего сказать.
Люси пронзительно захохотала, и Валентайн догадался, что она выпила. Холод металлического корпуса телефона проникал в ладонь. Он не мог говорить с Люси, одновременно не представляя себе ее лица. Она была невероятно похожа на его покойную жену, по которой он немыслимо тосковал. Поэтому Валентайн позволил себе несколько сблизиться с Люси. Это была наиглупейшая ошибка в его жизни.
— Я не могла вам не позвонить. Извините, что потревожила.
Глаза Тони расширились. Вот она выставляет себя виноватой, на жалость давит.
— Что вам нужно? Что-то стряслось?
— Откуда вы знаете?
— Потому что сейчас три утра, — повысил голос Валентайн.
— Ой, да, вы правы. Вечно я путаюсь в часовых поясах. Со мной сегодня произошло нечто ужасное. И мне надо с кем-нибудь поделиться. А вы так… поддерживали меня.
Опять взывает к жалости. Воспитанный в католичестве, он моментально чуял комплекс вины в любом предложении. Валентайн откинулся на спинку стула.
— Я слушаю вас.
Люси громко высморкалась.
— Я сегодня пошла в булочную «Холсам-брэд» купить хлеба. Я там в приятельских отношениях с одной кассиршей, ее зовут Эшли. Очень милая. И вот Эшли мне и говорит: «Рада была с вами беседовать. А теперь мы закрываемся, насовсем». Я пошла к управляющему. И он сказал, что это правда. Здание будет переделано в дорогой кондоминиум «Холсам-лофт». Я вышла оттуда и расплакалась.
— Из-за того, что закрывают булочную?
— Да.
— Можно же покупать хлеб в другом месте.
— Ну что вы! Это же компания «Холсам-брэд».
И тут Валентайн вспомнил. Когда он был в Лас-Вегасе, агент Комиссии по игорному бизнесу штата Невада показал ему здание «Холсам-брэд». Агент пояснил, что именно там всякий проигравшийся в казино Лас-Вагаса в пух и прах покупает вчерашний хлеб, чтобы накормить семью. А если уж он совсем на мели, то с черного хода ему дадут позавчерашний хлеб бесплатно.
— Знаю, это прозвучит напыщенно, — продолжала Люси, — но «Холсам» был последним прибежищем. Как бы плохо все ни складывалось, всегда можно зайти туда и получить хлеба. А теперь на его месте будет стоять шикарная многоэтажка.