– Иди же ко мне, – низким грудным голосом позвала монахиня. – Я открою тебе всю благость нирваны.

<читатель> ощутил, как восстала его мужская плоть, и, не помня себя, ринулся к соблазнительнице…»

Я перевернул планшетку. Триггер пола был спрятан под неприметной панелькой возле блока питания. Проверять, адаптирован ли роман под читательниц, я не стал. И так ясно. Прежде чем отложить планшетку, заглянул в выходные данные. Текст принадлежал к серии «Революция сознания». Был одобрен советом цензоров Либерти и рекомендован для всеобщего прочтения как культовый роман.

Так вот чем занимается Борис. Он действительно пишет книги. И, по совместительству, является их цензором.

Критика бестселлеров, одобренных советом цензоров, теряет смысл. Искусство условно. А в данном случае отсутствует книга как таковая. Критику можно посоветовать перечитать роман, выставив ИУ-регулятор делением выше или ниже. Любая книга – одновременно женский роман, детектив или боевик. Либерти пришло к абсолюту литературы.

Я закинул руки за голову и задумался. Бедные либертианцы… Как же они сами себя боятся. Бунтовщики по натуре, они делают всё, чтобы избежать новых революций.

Первое Небо нашло себе достойного союзника.

Разбудил меня шум головизора. Борис сидел на ковре, жевал бутерброд с колбасой и сосредоточенно щёлкал пультом. Уютно пахло свежим кофе.

– Доброе утро, – кивнул мне Борис.

– Ага, – вяло отозвался я и, спохватившись, добавил: – Доброе.

Лучше бы не ложился… Несколько часов сна не принесли бодрости. На экране дева с томным взглядом и упругой грудью рассказывала о достоинствах сенсорного кодового замка для соковыжималки. Красный мотылёк-треугольник надоедливо трепыхался у её сосков.

– Что это? – хмуро спросил я, кивая на экран.

– Блок новостей. Говорят, что…

– Да нет, вот это. На груди.

– А-а… ты о мельтяшках. Манипуляционный маркер. Правительство обязало рекламодателей отмечать все точки воздействия на сознание.

– Ясно. Нашел что-нибудь?

Борис пододвинул мне тарелку с бутербродами. Налил кофе.

– Угощайся. Я закинул твою хреновину в «Трандекс». Обшарил все трансферы видеоинформации, веб-камеры, хранилища изображений. Даже в спецхраны залез. Пусто.

– Обидно.

Борис предостерегающе поднял руку:

– Не вешай нос. Это не всё. Я вспомнил одного полезного друганца. Документы подделывает. У него в архивах всё и нашлось.

Он пощёлкал кнопками пульта. Реклама сменилась объёмным блоком поисковика. Зелёными полосами выделялись значимые куски информации, бежевым – нейтральные тексты, жёлтым – мало относящиеся к теме.

– Видишь, структура хаотическая. Но порядок есть. – Его палец уткнулся в поле картинки, разорвав изображение инверсионным следом. – Зелёные пятна кучкуются здесь. В домене террористических организаций.

Зелёная амёба приблизилась, раскрываясь перед нами колонками текста.

– У вас ещё остались террористы?

– Худо-бедно. Мы их не рекламируем. Честно говоря, терроризма на Либерти нет. Мы его похерили в связи с военным положением. Указ от позапрошлого года, восемьдесят три процента голосов «за» при четырёх воздержавшихся.

– Терроризма нет, а организации, значит, остались.

– Да, и это наше счастье. – Борис надавил ладонью на край изображения, приминая. Облачко поисковой системы лопнуло, из него высунулся салатовый язычок ярлыка. – Вот они, все здесь. Уставы, основные положения…

– Явки, пароли, списки.

– Обязательно. Все антиправительственные организации зарегистрированы в эфиросети. Чтобы любой желающий мог выбрать по своему вкусу. У них жесткая конкуренция. Сидя дома, передавая записочки, много не навербуешь. Нынче не девятнадцатый век. Тайные общества так и умирают тайными.

– А правительство? Их не гоняют?

– Зачем? – Он искренне поразился. – Гелька, ты действительно не понимаешь? Это же наши традиции. Либерти – мир победившей свободы. – Кивнул на планшетку и россыпь мем-карт: – Как думаешь, почему не читают книг, не одобренных советом цензоров? Да потому что на хрен они никому не нужны. У нас существует около трёх тысяч разновидностей фильтров. Есть BDSM, есть христианской направленности, заточенные под слесарей, водопроводчиков, политиков разного толка.

– Ну хорошо. Но представь, что появился гений. Пушкин, Маркес… тот же Достоевский. Написал действительно сильную книгу.

– Так ведь и пишут. Знаешь, на чём они режутся? Всегда находится кто-то, кому интересно: а вот запихну я «Капитал» новоявленного Маркса, и пусть его представят в виде детектива. Или любовного романа. Получится? Нет? Не получается – к новинке теряют интерес. Получилось – тогда в чём её отличие от наших публикаций? Мы настолько привыкли играть с формой, что содержание неважно. В стереатральных постановках, интеракине, играх – то же самое. Из почти трёхсот новых нелегальных религий, зарегистрированных в прошлом году, двести канули в Лету. Их священные книги оформляли непрофессионалы. Стиль, сюжет, дизайн иллюстраций, благозвучность святых имён… Может, в них и было рациональное зерно, не знаю. Одних зёрен людям мало. Надо платить мельникам, надо печь булки. Крупой никто питаться не станет – на дворе давно уже не Средневековье. – Он хмыкнул: – А ещё около восьмидесяти сектам предъявили иски по факту нарушения авторских прав. Они передрали дизайн у своих предшественников. Тоже, заметь, нелегалов.

– Хорошенькое дело.

– Да. Однако же вернёмся к террористам. У парня, которого ты ищешь, богатый послужной список. Вот, смотри, – Борис повёл пальцем по зелёному параллелепипеду ссылок. Названия организаций вспыхивали под его ногтем. – Около десятка террор-групп. Последняя – «Закон тайги». Там он попытался устроиться на работу в таможню Нью-Маркса. Безуспешно. Я справился в спам-списках: его мэйл засвечен в той же десятке, что и эфироящик «Закона». А что это означает?

– Адрес, под которым он действовал, создан для нужд организации.

– Соображаешь. И в таможню он внедрялся не по собственному почину, а по заданию «Закона тайги». – Борис задумался. – Знаешь что? – предложил он. – Давай заглянем к одному друганцу. Не пожалеешь. Обычно он в «Фёдоре Михайловиче» сидит, самоедством занимается. Только учти – старик болтать любит. Да, ты сам увидишь.

Жалеть мне действительно не пришлось. Мы собрались и отправились на встречу с загадочным самоедом. В машине Борис продолжал пыхтеть над ноутбуком. Когда мы подъезжали к «Фёдору Михайловичу», он помрачнел и хлопнул ладонью по панели:

– Чёрт! Не сходится, Гелька. Такая версия была… Накрылся «Закон тайги». Две недели как кончился. «Братья фундука» его утипарили.

– А человек со стереографии?

– Пропал. В государственном реестре он не зарегистрирован, паспорта и личного кода у него нет. Думаю, он просто поленился его получить.

– Такое возможно?

– Да. Либерти – планета, где личная свобода ставится превыше всего. Придётся идти обходными путями. Наведаюсь в Нью-Маркс, порасспрошу тамошних цензоров. С ребятами переговорю. Что-нибудь сыщется наверняка.

Мы вышли из машины и направились в бар, точнее – заведение общего питания. Чем одно отличается от другого, я постеснялся спросить. Это оказалось без надобности, – я и так всё понял.

Внутри ЗОПа было дымно и малолюдно. В центре зала стояла плита в потёках сбежавшего молока. На крайней конфорке чернела закопчённая кастрюля. Над головой перекрещивались верёвки; на них висели плохо выстиранные квадратные куски ткани (pelenki на местном жаргоне) и влажная детская одежда. Дизайнер «Фёдора Михайловича» постарался на славу. Обшарпанные столы, драная клеёнка, расшатанные табуретки. Под ногами – истёртый линолеум. Официантки в застиранных халатиках, с волосами, накрученными на уродливые пластиковые цилиндры с резиночками.

Как и во всякой традиционалистской культуре, на Либерти уделяли много внимания древним национальным костюмам. Мне пришлось убедиться в этом на собственной шкуре. Из сизых прядей дыма выступила тощая фигура метрдотеля: