Амелия ждала меня на крыльце, у парадного входа. Погода для ноября стояла теплая на удивление. Легкий прохладный ветерок шевелил голые ветви. Как не похож Йоркшир на южные графства! Йоркшир, с его грубоватой красотой, где все казалось чрезмерно большим: непроходимые леса, вздымающиеся посреди равнины, хаотические нагромождения валунов и камней в самых неожиданных местах, словно разбросанные капризной дланью местного божества. И конечно, унылые, покрытые вереском моховые болота. Одно из таких, Гран-нард, находилось к востоку: уединенная местность, покрытая кочками, пригорками. Глубокие овраги разрезали землю, как застарелые раны. Я любила этот край, но последние три года дед предпочитал жить в небольшом поместье в Пензансе, на границе мрачного холмистого Корнуолла, или в лондонском доме, построенном полвека назад, который теперь принадлежал Питеру. Как, впрочем, и Дирфилд-Холл. И все имущество деда. Интересно, вернется ли он в Англию, чтобы вступить во владение землями герцогов Браутон? Я надеялась, что он приедет в Дирфилд-Холл, его загородный дом. Совсем рядом с Девбридж-Мэнором!

У меня ныло сердце при мысли о том, что мы поссорились перед моей свадьбой. Но Питер наверняка не держит на меня зла! Увидит, что я счастлива, и все станет на свои места.

Я вдыхала душистый воздух и словно наливалась силой и энергией. Отсюда не видно Граннардского болота, но оно совсем близко, и мне очень хотелось повести туда Джорджа. Так и представляю, как он оглядывает незнакомые места, гадая, что от него требуется. Джордж привык к лондонскому шуму и оживленному движению на улицах. Не было телеги, повозки или элегантного экипажа, который бы он не преследовал, пока лапки не начинали подкашиваться. Но тут, на болоте, он узнает совершенно другую жизнь. Возможно, нам удастся отправиться туда сегодня же. Пусть выспится, а там посмотрим.

— Какой чудесный день, правда? — начала Амелия, осторожно втыкая шпильку в волосы. — Помню, как я стояла здесь, подобно вам, осматривалась и впитывала новые впечатления. К этому нужно привыкнуть. Многие люди терпеть не могут Йоркшир.

— А вы?

— Я родом из Сомерсета. Зеленые долины, живописные холмы и множество маленьких речушек, прозрачных и певучих.

— Что-то вроде невинной девушки, выданной за свирепого воина?

Она с удивлением моргнула, и немудрено: вероятно, сравнение получилось слишком затейливым и не совсем точным.

— Если вы хотите сказать, что Сомерсет — невинная девушка, а Йоркшир — воин, вполне с вами согласна, — кивнула Амелия. — За последний год я привыкла к здешним местам и даже полюбила их. Пойдемте в конюшню, я хочу, чтобы вы познакомились с Незабудкой, моей милой кобылкой, которую привез из Уэксфорда отец. Дядя Лоренс уже предлагал вам коня?

— Пока еще нет.

Конюшни Девбриджа содержались в безупречном порядке, солнце весело играло на ярко-красной черепице. Стойла чисто выбелены. Едва заглянув в ближайшее, я влюбилась. Предметом моего обожания стал гигантский черный жеребец, с белой полосой через лоб и морду и такими же носочками. Голову он нес гордо, совсем как арабская кобылица, которая у меня когда-то была, но в нем не замечалось особой фации или изящества. Не менее семнадцати ладоней в высоту, тяжелые сильные ноги и мощная грудь. — Что с вами, Энди?

— Минуту, Амелия. Я, кажется, потеряла голову. Сейчас подойду.

Я шагнула к стойлу, не сводя глаз с великолепного животного.

— Добрый день, Красавец.

К моему изумлению и радости, он повернул огромную голову и тихо заржал. Я забралась на ограду, протянула руку, назвала его ангелом и даже архангелом. Но больше всего мне понравилась кличка Красавец. Другого имени для него у меня не было. Оставалось надеяться, что он не обидится и не укусит меня.

И стоило снова позвать его, как он потрусил ко мне. Четырехлетка, в прекрасной форме: вороная шкура поблескивает на солнце.

Он потерся мордой о мою руку и едва не сбросил меня с ограды.

— Ты просто изумителен, знаешь? Ну разумеется. Мне следовало спросить Амелию, как тебя зовут. Не могу же я звать тебя Красавцем, такого чудесного парня.

— Его зовут Буйный.

Я медленно обернулась, все еще гладя Буйного. Сзади стоял Джон, одетый для верховой прогулки.

— Вы же должны были обсуждать дела с дядей и управляющим Суонсоном! Усердно учиться в ожидании дня, когда все это станет вашим!

— Жена Суонсона только что родила близнецов. Дядя решил позволить ему остаться с ней.

— Естественно. — Я показала на Буйного, хотя уже знала ответ. — Он ваш?

— Да. Даже не надейтесь отобрать его у меня. Он настоящий армейский конь, сильный, умный и злее самого сатаны, когда это требуется. Правда, сейчас он флиртует с вами, но если вы попытаетесь вскочить на него, он скорее всего просто швырнет вас в ближайший овраг.

— Ну уж нет, — покачала я головой. — Буйный, ты позволишь сесть на тебя?

Великан благосклонно оглядел меня. Именно благосклонно, я могла бы в этом поклясться.

— Я хорошая наездница, хотя давно не скакала по полям. Всякий знаток лошадей понимает, что физическая сила всадника не играет особенной роли.

— Хотя Буйный неглуп, вряд ли он вас понял. Кроме того, не мешало бы повернуться и спросить разрешения у меня — поинтересоваться, что скажет хозяин.

Я беспрекословно повиновалась:

— Можно прокатиться на вашей лошади, Джон?

— Нет. Он становится нетерпелив, сам выбирает дорогу и не слушается наездника. Такому, как он, требуется властный хозяин, и он подчиняется только мне, иначе может стать неуправляемым. Что я скажу дяде, если Буйный понесет и убьет его застенчивую юную жену?

— Я не застенчива.

— Но юна, не так ли?

— И что же вы ему скажете?

— Если вы сядете на Буйного, то без моего разрешения, и, следовательно, заслужите все, что он с вами сотворит. Буду вынужден сообщить дядюшке, что его жена — идиотка.

— Идиотка, вот как? Что ж, я выскажу все, что думаю! Вы грубы и наглы! Только потому, что я не затрепетала и не пала к вашим ногам в Лондоне — признайтесь! — поэтому теперь вы на мне вымещаете злобу! Меня по-всякому называли, но идиоткой — никогда!