Мне это кажется важным.

Никита прошел на кухню, набрал воды и поставил чайник. Воду выключать не стал. Пусть шумит.

— Идите все сюда, — сказал Никита негромко.

— Зачем? — спросил Эммануил Петькович.

— Я сказал идите — значит, идите, — твердо сказал Никита.

За пять лет человечки оборудовали квартиру, где жил с мамой Никита, системой ходов, пневмотоннельчиков, лазов, лифтов. Поэтому не стоит удивляться тому, что через полминуты откуда-то из-под холодильника один за другим полезли педагоги школы имени Никиты во главе со своим директором.

— Сейчас бойцы подлетят, — мрачно сказал Эммануил Петькович. — Я им уже сказал, что ты на кухне.

В воздухе возникла шлюпка и мягко села на стол. Оттуда вышли бойцы и Николай Львович собственной персоной.

— Николай Львович, — сказал Никита. — Отзовите бойцов.

— Здравствуй, Никита, — сказал Николай Львович.

— Здрасьте, Николай Львович, — нетерпеливо сказал Никита.

— Это пиковые значения, Никита, — сказал командор-2. — Пульс, давление кровяное, нейродавление.

— Ну и что. Я здоровый, что мне сделается, — сказал Никита.

— Ни один механизм не может долго работать в условиях постоянных перегрузок, — сказал Николай Львович. — Ты ведь хочешь встречаться с ней регулярно?

— Да.

— Вот видишь.

— Никита, ты послушай командора … — начал было Эммануил Петькович

— Что Никита! Четырнадцать лет уже Никита! — сердито сказал Никита.

— А вот возрастом своим бравировать нехорошо! — с укоризной сказал директор школы имени Никиты Антон Петрович. — Не этому мы тебя учили!

Николай Львович молча посмотрел на него долгим бесстрастным взглядом. Антон Петрович крякнул и под смущенное молчание педколлектива кряхтя полез с глаз долой обратно под холодильник.

Катя перелистнула страницу и улыбнулась. Никита не обманул, на фотографии ему действительно было три года, и он был почти голенький. В бандане с ромашками. Она поправила волосы, и перелистнула следующую альбомную страницу.

— И что вы будете делать?

Николай Львович не стал отвечать сразу. Он внимательно посмотрел на Никиту. Помолчал, словно прикидывая, насколько он, Никита, крепок. И наконец негромко произнес.

— Я считаю, что источник угрозы должен быть устранен.

Стало тихо. Никита гулко сглотнул и шепотом сказал:

— Вы чё, дураки?

— Никита, это что за оборот такой? — строго сказал из-под холодильника Антон Петрович. — Следи за речью!

— Никита, — сказал Николай Львович. — Это необходимо.

Никита молча замотал головой.

— Никита…

— Я против.

— Никита, твои желания тут не имеют никакого значения. Мы должны следить за твоей безопасностью. И мы это делаем.

— А если я не хочу, чтобы вы следили за моей безопасностью?

— Ты сам сказал, что мы перед тобой в долгу, — сказал Николай Львович. — А долг надо отдавать, даже если тот, кому отдаёшь, этого не хочет.

— У нас так не бывает! Если не хочешь, то никто тебе долг не отдаст!

— А месть? Вот долг, который земляне отдают, не спрашивая кредитора.

— Это совсем другое!

— Не кричи! Катя услышит, будет волноваться.

Катя, конечно, услышала. Секунду она помедлила, размышляя, не показалось ли ей. Потом она встала из-за стола и пошла на кухню. Напротив зеркала замедлила шаг, посмотрела на свое отражение и осталась довольна.

— Шухер, — сказал Эммануил Петькович, и педагоги шустрой толпой метнулись под холодильник. Шлюпка, так и стоя на столе, растаяла в воздухе. Николай Львович быстро подбежал к краю стола — Никита схватил его в ладонь и сунул руку за спину.

— Ты меня звал?

— Нет, — сказал Никита. — Просто вскрикнул.

— А что случилось? — слегка встревожилась Катя.

— Тарелку разбил, — сказал Никита и почувствовал, как в руке дернулся Николай Львович. М-да… не часто удается человеку соврать настолько тупо!

— Какую тарелку? — Катя оглядела кухню в поисках упавшей тарелки.

С грохотом рухнула в мойку тарелка. Само собой, разбилась. Катя подошла к мойке и стала разглядывать остатки тарелки. Никита же посмотрел на сушилку, что была над раковиной. Оттуда высунулся довольный Эммануил Петькович, показал Никите большой палец, залихватски отдал честь и скрылся обратно.

— Вот эту тарелку, — убито сказал Никита.

Николай Львович снова недовольно шевельнулся.

— То есть ты сначала ты вскрикнул, а потом тарелка разбилась? — спросила Катя. Было видно, что что-то в её голове не желает срастаться.

— Да, — отчаянно сказал Никита. И тут же, не давая Кате опомниться, добавил:

— Катя, иди в комнату, чайник вскипел, я сейчас чаю принесу. С пирожными.

— А тарелка?

— Я уберу, не волнуйся.

Катя с сомнением посмотрела на раковину, но всё-таки вышла.

Женщины должны верить мужчинам. Тем более тем, которые им нравятся.

Впрочем, верно и обратное.

Никита осторожно вывел руку из-за спины, и аккуратно поставил командора-2 на стол.

Я хочу, чтобы вы отчётливо представили себе эту картину.

Они стояли друг напротив друга. Большой Никита и маленький командор-2. Лицом к лицу, только Николай Львович стоял на столе.

Командор-2, маленький и непреклонный, спокойными глазами смотрел на смысл своей жизни и молчал. У Никиты же было чувство, что ему предстоит попытаться головой пробить стену. В моей жизни тоже такое бывало, и поверьте, это очень неприятное ощущение.

— Николай Львович, вы же видели, какая она славная.

— Никита, она угроза твоему здоровью.

— Николай Львович, — Никите показалось, что он нашел подходящий аргумент. — Хорошо, вы её… уберёте. А потом мне понравится еще кто-нибудь. Вы же не будете убирать всех, кто мне понравится.

— Почему? — с любопытством спросил командор-2.

Никита растерянно огляделся и увидел выглядывающего из сушилки Эммануила Петьковича. Гварду тоже было интересно — почему.

— Потому что это невозможно, — сказал Никита наконец.

— Никита, — сказал Николай Львович лекторским тоном. — Понятия «долг» и «невозможно» не имеют ничего общего.

— Вы что, собираетесь убивать всех? — шепотом сказал Никита.

И снова наступила тишина. Лишь на столе слабо мерцал контур шлюпки.

Катя стояла у окна. Как-то странно все получалось. Совсем не так как она себе представляла.

Совсем не так.

— Хорошо, — сказал Никита. — А если со мной что-то случится? Если я сейчас выпрыгну из окна?

— Это невозможно, — сказал Николай Львович.

— Вы уверены? — язвительно спросил Никита.

Николай Львович внимательно посмотрел на Никиту. Затем негромко скомандовал:

— Гулливер!

Никита почувствовал, как что-то укололо его в шею. Слабость в ногах заставила его сесть на пол. На столе возле шлюпки маленький боец опустил что-то вроде базуки и довольно улыбнулся — попал.

— Ах вот вы как, — сказал Никита. Говорить было тяжело, язык еле ворочался и сильно хотелось спать.

— Никита, — жалким голосом сказал из сушилки Эммануил Петькович. — Ты пойми, мы же как лучше хотим. Мы же не с бухты-барахты. Вон ГИА изучает. И деньги, если надо. Ты ж для нас смысл жизни. Мы же тоже люди. Мы же тоже хотим, чтобы у нас был высокий смысл. То есть ты, конечно, высокий, ну ты понимаешь. А ты… извини, конечно, но ты какой-то глупый смысл жизни получаешься.

— Да пошли вы, — сказал Никита. Хотел сказать громко, не получилось.

— Ну чего ты ругаешься, — жалобно сказал Эммануил Петькович.

Из-под холодильника высунулся Антон Петрович, открыл было рот, махнул рукой и скрылся обратно.

— Вы же не сможете держать меня так вечно.

Николай Львович подумал, подумал и неторопливо сказал: