– Всем китайцам выйти отсюда! – крикнул он, оттолкнув Ламун.

Дженнифер еще крепче ухватилась за подол девушки и заплакала. Джереми побледнел.

– Отпустите ее! – храбро сказал он, глядя в злобное лицо японца. – Не смейте делать ей больно!

Ламун перепугалась, что японец сейчас ударит мальчика, и попыталась отцепить ручонку Дженнифер. Молодая американка, которая раньше поинтересовалась, что с ними будет, выступила вперед.

– Эта молодая женщина не китаянка, – авторитетно заявила она, совершенно не зная, кто такая Ламун. – Она евразийка, это ее дети. Вы должны позволить ей остаться с детьми.

Японец был в некотором замешательстве.

– Верно, верно, – сказала медсестра, которая беспокоилась за детей, находившихся на попечении Ли Пи. – И если вы намерены нас интернировать, то уж позвольте и ей отправиться с нами, как и ее детям.

Японец еще немного поколебался, затем согласно кивнул.

– Ладно, иди с остальными, – сказал он Ламун. – Но ты должна кланяться японскому офицеру. И все вы должны кланяться, понятно?

Ламун поклонилась. Слезы брызнули у нее из глаз. Дети ухватились за ее юбку. Мгновение она и ребятишки оставались неподвижны. Да, пока их не разлучили. Но что будет с Ли Пи? Как-то он выдержит испытания, которые японцы уготовили всем китайцам?

Американка подошла к Ламун, не обращая внимания на приказ японца всем оставаться на местах.

– Пойдем, – сказала она. – Держись возле меня. Мы не хотим, чтобы тебя от нас отделили.

Ламун попыталась улыбнуться сквозь слезы. Наконец-то у нее появился друг. Она надеялась, что сумеет отыскать Элен. А в один прекрасный день, если Богу будет угодно, она встретит Тома и Ли Пи.

– Благодарю, – сказала она, привычно смущаясь. – Я буду очень признательна.

Вместе с ребятишками, цепко ухватившимися за ее подол, она подошла к группе европейских женщин, ожидавших дальнейших распоряжений.

Только мысль о детях, о том, что она обязана остаться в живых, чтобы вырастить их, – только это и придало сил Элен выдержать дни и ночи после того, как японцы ворвались в госпиталь. Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на груде мертвых тел, а солдаты один за другим насилуют ее. Стало известно, что ее отвезут в Гонконг, чтобы интернировать в лагере Стэнли, предназначенном для гражданских лиц, и Элен от радости даже заплакала.

Паром был забит молчаливыми, понурыми людьми. У женщин лихорадочно блестели глаза, напоминая о том, что им пришлось пережить в последние дни. Элен с трудом узнавала пролив. Вода стала зеленой и грязной, по ней в огромном количестве плавали обломки сампанов и джонок, попадались и трупы. Она отворачивалась и старалась смотреть на Пик, наслаждаясь его вечной красотой.

Потом их опять усадили на грузовики и повезли в Стэнли. Вокруг все было разрушено и уничтожено, и многие женщины, не выдержав, заплакали. На склонах холма все еще можно было увидеть немало валявшихся под открытым небом трупов; искореженные остатки джипов и грузовиков застыли как немые свидетели происшедшей здесь жестокой битвы. Но было и немало беженцев с чемоданами в руках или узлами, из которых торчали простые обиходные вещи, выглядевшие странно и даже нелепо на фоне разрушений.

– Откуда здесь столько людей? – спросила Элен, жадно ощупывая взглядом изможденные лица. Она надеялась найти Элизабет или хоть мельком увидеть Джереми и Дженнифер.

– А Бог его знает, – ответила ехавшая с ней вместе пожилая женщина. – Из Виктории, наверное. Или из «Репалс-Бей». Я слышала, что многие гражданские лица заперты в «Репалс-Бей».

Нет, нигде не было видно характерных бледно-золотистых, изумительных волос Элизабет. Но внезапно она заметила в толпе лицо необычайно красивой китаянки.

– Ламун! – крикнула она, перевешиваясь через борт грузовика, и принялась отчаянно махать рукой. – Ламун!

Ламун тотчас же повернулась на крик. Элен продолжала окликать ее и махать рукой. Ламун наконец поняла, кто ее зовет. Лицо китаянки осветилось внезапной радостью, она принялась протискиваться через окружавшую ее толпу, стараясь пробраться к остановившемуся грузовику.

– Ламун! – крикнула еще раз Элен и только тут увидела, что на руках девушка держит маленького ребенка и что другой ребенок бежит рядом, ухватившись за ее подол. По щекам Элен внезапно потекли радостные слезы.

– Господи! – выдохнула она, тяжело навалившись на борт кузова и простирая к детям руки. – Боже мой, благодарю, благодарю Тебя!

К ним уже во всю прыть бежал охранник. Но когда японец стал грубо отталкивать Ламун и Джереми от грузовика, девушка подняла маленькую Дженнифер вверх. Девочка совершенно не испугалась японского солдата. Джереми тоже оставался спокоен, он терпеливо ждал, когда вслед за сестрой мать обнимет и его.

– Пройдите внутрь, в лагерь! – не обращая внимания на солдата, крикнула из кузова Элен.

Тут ворота открылись, и грузовик тронулся. Успев прижаться щекой к щечке маленькой Дженнифер, Элен крикнула:

– Поедем с песней.

И своим чистым, красивым голосом она затянула:

– «Всегда пусть будет Англия...»

Люди, которых везли в других грузовиках, дружно подхватили:

– «Свободна и горда...»

Пели многие, с поднятой головой. Сердца людей были полны решимости выжить в лагере, как бы тяжело там ни было.

В часы, последовавшие за капитуляцией, в форте Стэнли все находились в состоянии недоумения и растерянности. Невероятное известие о сдаче было для сражавшихся как удар обухом по голове. Элизабет продолжала заниматься ранеными: ей придавало силы чувство вины, потому что в глубине души она отлично понимала: скоро ей придется покинуть этих людей. Риф отправил последний рапорт бригадному генералу Уоллису, в котором сообщал о полученных ранее инструкциях. Адам спешно готовился к длительному переходу.

– Бригадный генерал хочет, чтобы мы взяли с собой двоих, – сказал Риф, когда все собрались в ранний вечерний час. – Капитана Генри Бассета и Лоуренса Фишера. Бассет знает кантонский диалект как свой родной, а Фишер – врач. Особенно пригодится Бассет, если придется со временем разбиться на две группы или если что-нибудь со мной случится. – Элизабет тихо ойкнула, но он не обратил на нее внимания и продолжал, обращаясь к Адаму: – Ты уверен, что хочешь отправиться с нами? Путешествие может обернуться нешуточной прогулкой.

Адам понимал, что Риф прежде всего имел в виду его больную ногу.

– Я решил идти, – упорно повторил он. – С этой хромотой я живу уже столько лет, что даже перестал замечать ее. Она и сейчас не будет помехой, даже после того, как японцы еще подпортили ее шрапнелью.

Риф не стал спорить. Будь на месте Адама кто-нибудь другой, он не раздумывая отказал бы. Но они вместе сражались, рисковали жизнью, чтобы спасти друг друга. Поэтому у Рифа язык не повернулся бы сказать, чтобы Адам оставался. Тем более что с Рифом пойдет Элизабет.

– Что ж, ладно, – сказал он, понимая, что, если дело дойдет до чего-нибудь серьезного, Адам не раздумывая отдаст за Элизабет жизнь. – Как у нас дела с едой?

У них имелось несколько банок говяжьей тушенки, сардин, сгущенного молока и несколько коробок круп и хлопьев.

– Это все, чем мне удалось разжиться, – будто оправдываясь, сказал Адам.

Понимая, что многие уже давно в глаза не видели приличной еды, Риф промолчал.

– Когда уходим? – спокойно поинтересовалась Элизабет.

– Через час. Как только стемнеет. Бассет и Фишер встретят нас на берегу.

– И куда мы отправимся? – спросил у Рифа Адам, расстилая на земле карту местности.

– Возьмем моторную лодку, на которой китайцы переправляли провиант через залив. Она старая и немного протекает, так что плыть в ней рискованно, но, если удастся достигнуть острова Ламма, торпедный катер будет ждать нас у его западного побережья.

Адам давно уже подозревал, что Риф связан с военной разведкой. И раз он говорит, что их будет поджидать торпедный катер, стало быть, нет причин ему не верить.