– Слушаюсь, мисси, – сказала Мей Лин, но в ее взгляде явно читалась обеспокоенность, да и голос китаянки был грустным. Ей очень нравился мистер Эллиот, но в отношениях с женщинами он пользовался дурной репутацией. И кроме того, ей было известно, что мистер Гарланд не испытал бы особой радости, узнай он, что его жена тайком встречается с мистером Эллиотом.

Элизабет поднялась наверх в спальню. Она надела белый льняной пиджак, схватила со стола кожаную сумочку с украшениями из слоновой кости, на несколько секунд задержалась возле зеркала, чтобы увидеть, как выглядит. Ее волосы были гладко зачесаны и собраны в большой узел на затылке. Лицо было очень бледным, даже пепельным; глаза с расширенными зрачками казались огромными. Такое лицо могло быть у женщины, которая готовится – и внутренне готова – прыгнуть в бездонную пропасть. А ведь она всего-навсего собиралась встретиться в начале Пикроуд с Рифом Эллиотом.

Она поглубже вздохнула, стараясь успокоиться. Какая же все-таки она дура! Он ведь не испытывал к ней интереса и наверняка бывал куда счастливее со своей подружкой-малайкой. А если даже он вдруг и заинтересовался ею, то для Элизабет это все равно. Она же счастлива в браке с Адамом. А сейчас собирается встретиться со знакомым мужчиной, немного поболтать и, возможно, пообедать. Ее намерения такие безобидные, а нервозность и страх всего лишь показывают, что Элизабет преувеличивает значение предстоящего свидания и ведет себя так, словно от ее поведения может содрогнуться земля.

Выговорив себе таким образом, она вышла из дома. Выводя «бьюик» из просторного гаража на два автомобиля, Элизабет чувствовала, как ее руки уверенно удерживают руль. Она обязательно поговорит с Рифом о Симоне Хауснере. Недавно в одной из лондонских газет она прочитала о том, что с помощью Хауснера в Палестине создан первоклассный оркестр из музыкантов-евреев, которым посчастливилось убежать от нацистов. Было бы очень интересно узнать об этом. Первый концерт оркестра прошел под управлением Тосканини.

Она покрепче сжала руль. Элизабет не могла вспомнить, когда в последний раз вела интеллигентные разговоры о музыке и музыкантах, о том, что ее интересует больше всего. Когда приходили свежие газеты из Лондона, Элизабет читала вслух обзоры музыкальной жизни, и Адам вежливо выслушивал ее, но не более. Он был не склонен пускаться в рассуждения об услышанном и не обсуждал с ней новости. Элизабет не раз замечала, что, когда разговор с музыки переключался на иные темы, Адам заметно оживлялся.

Дорога петляла среди зарослей бамбука, между папоротников и китайских елей. Риф Эллиот не был музыкантом, но почему-то она чувствовала, что с ним может поговорить о музыке, да и вообще обо всем на свете.

Она миновала четырехэтажное здание в традиционном китайском стиле, выстроенное каким-то торговцем-националистом. Этот стиль был характерен для архитектуры прошлого века. Каждый этаж был отведен для одной из жен хозяина дома. Странно, подумала Элизабет, почему она чувствует себя великолепно всякий раз, когда встречает Рифа? Казалось, она пробуждается ото сна и оживает, увидев его. Когда они ехали в ресторан и Элизабет разглядывала его руки, лежащие на руле, то больше всего на свете хотела почувствовать эти руки на своем обнаженном теле. Волна стыда подкатила к ее горлу. И почему она не страдает по Адаму так бесстыдно и беззастенчиво? И наоборот, испытывает тягу к едва знакомому мужчине? Она не любит этого человека, совсем нет, и никогда не полюбит его, – но одна лишь его интонация, звуки его голоса пробуждали ту чувственность, что спала в ней все годы жизни с Адамом.

Сделав последний поворот, она наконец увидела «лагонду», стоявшую между деревьев. На мгновение, которое Элизабет будет вспоминать до конца жизни, ей захотелось дать газ и проехать мимо. Риф распахнул дверцу и вышел на обочину, высокий, широкоплечий, в расстегнутой на груди рубашке и белых брюках, – и нога Элизабет сама собой надавила на тормоз.

Подняв тучу пыли, машина остановилась. Широко улыбнувшись, Эллиот подошел к ней.

– Лихо катили, я слышал звук вашего автомобиля мили за две отсюда.

Выйдя из «бьюика», она почувствовала некоторую неловкость. Неужели он подумал, что она мчалась сюда из жгучего желания как можно скорее увидеть его?! Она посмотрела на его черные брови вразлет, на подбородок и изгиб губ, и ей стало все равно, что Эллиот мог о ней подумать.

– Такая у меня машина, – с улыбкой ответила она. – Она американская и рассчитана на широкие автострады и на езду по открытому пространству. «Бьюик» не любит пересеченной местности.

Риф осторожно взял ее за руку, и все существо Элизабет отозвалось на это прикосновение.

– Дальше мы поедем в «лагонде», – мягко произнес он. – Она сделана в Британии и ведет себя здесь намного лучше.

– А куда мы поедем? – спросила она, когда Риф раскрыл перед ней дверцу.

– Найдем какое-нибудь тихое местечко на пляже.

– Да, но я не взяла купального костюма.

Он обошел машину и сел на водительское кресло.

– Это не важно, – сказал Риф, и в его взгляде промелькнуло какое-то бесстыдное выражение. – Я ведь тоже не взял.

Он уверенно вел машину к ущелью Вонг Нейчанг. Вместо того чтобы свернуть на ровную дорогу к южному побережью и золотым песчаным пляжам, Риф выбрал узкий путь, по которому Элизабет никогда прежде не ездила. Он петлял по густо поросшей деревьями местности, мимо живописного озерка, затем спустился к подножию горы в роскошные лиловые заросли волчьих ягод и олеандра. Наконец они приехали в небольшую приморскую деревушку.

Море казалось лазурным. За мысом виднелись два крохотных островка в нестерпимо ярких лучах солнца, поднимавших над каждым островком белесое марево.

Риф проехал еще с милю. Дорога закончилась, и машина оказалась на склоне холма.

Это и был Большой Волнистый залив. За их спиной вздымались горные вершины. Несмотря на название, залив был совсем небольшим, надежно защищенным со стороны суши и моря. Поблизости не было ни души.

Элизабет вышла из автомобиля, и счастье внезапно переполнило ее. Неожиданный прилив радости был таким ощутимым и сильным, что впоследствии она могла точно сказать: в это мгновение изменился ее мир и вся жизнь.

– Искупаемся? – спросил он и, не дожидаясь ответа, принялся снимать рубашку. Затем сбросил с ног туфли.

Она секунду поколебалась, затем, помогая себе плечами, сняла пиджак и расстегнула юбку, покорно упавшую на песок к ее ногам.

Обнаженный, Риф выглядел еще прекраснее, он был более мускулистым, чем Элизабет могла себе представить. Его грудь поросла негустыми черными волосами, которые переливались на солнце. Бедра Эллиота были узкими. Без одежды он двигался так же легко и вел себя так же естественно, как в смокинге, среди публики «Пенинсулы» или «Гонконг-клуба».

Элизабет расстегнула блузку и сбросила ее на землю. Риф протянул ей руку. Оставшись лишь в трусиках, бюстгальтере и нижней юбке, Элизабет подала ему руку, и они побежали по серебристому песку и вместе нырнули в лазурную воду.

Окунувшись в море, Элизабет сделала глубокий вдох. Налетевшая волна накрыла ее с головой. Придя в себя, Элизабет уверенно поплыла, зажмурившись и стараясь защитить глаза от соленой воды. Она тихо смеялась от удовольствия. Понаблюдав за ней и убедившись, что она великолепно держится на воде, Риф широко улыбнулся. Его белые зубы красиво выделялись на загорелом лице. Риф кролем поплыл за Элизабет, его движения были плавными и вместе с тем уверенными.

После горячего, обжигающего песка вода показалась приятно прохладной. Волны плавно поднимали Элизабет и покачивали, наполняя ее душу тихим восторгом. С острова дул слабый ветерок, приносивший сладковатый аромат цветов, смешанный с солеными запахами моря.

– Нравится? – спросил Риф, когда они доплыли до самой оконечности мыса.

Лавина морской пены обрушилась на голову Элизабет, а набежавшая волна легко и высоко подняла ее.

– Такое чувство, словно я умерла и оказалась в раю! – восторженно крикнула она ему. Элизабет легла на спину, и море принялось ласкать и покачивать ее. Небо было таким пронзительно ярким, что волей-неволей пришлось закрыть глаза.