– Но меня отпустили ходить по магазинам. Может, встретимся у «Робинсона»? Я хочу там выбрать себе платье.

– У тебя ровно десять минут, – категорично заявил он с явным нетерпением в голосе. – Если в десять минут второго тебя не окажется у входа в «Робинсон», я приду в отдел готового платья и силком вытащу тебя оттуда.

– Буду ждать! – сказала Элизабет. Ее глаза сияли, на щеках играл густой румянец. Она бросила трубку и выскочила из комнаты.

«Робинсон», довольно большой магазин, располагался на Рэффлз-плейс, недалеко от отеля. Элизабет схватила с вешалки первое попавшееся ей на глаза платье, приложив его к себе, покрутилась перед зеркалом и, даже не примерив, распорядилась завернуть.

– Но, право же, мадам, лучше было бы примерить и убедиться, что оно вам впору, – сказал продавец, на лице которого было написано нескрываемое изумление.

– Оно мне в самый раз, я уверена, – сказала Элизабет, чувствуя себя на седьмом небе. У нее даже немного кружилась голова. – Пожалуйста, поскорее заверните, я очень спешу.

Она опоздала минут на пять. Риф уже поджидал ее у входа.

– Ну наконец-то! – сказал он, с улыбкой обнимая ее. – А то я уже собирался брать магазин приступом.

На ярком солнце его волосы красиво переливались, а чисто выбритое загорелое лицо делало Рифа похожим на араба. Не обращая внимания на окружающих, Риф нагнулся и жадно поцеловал ее в губы.

Несколько прохожих удивленно повернулись в их сторону, какой-то тип от удивления застыл на месте, уставившись на счастливых любовников.

Как раз в это время Мириам Гресби собиралась войти в «Робинсон», где она условилась встретиться в ресторане с приятельницей. Ее муж приехал в Сингапур по делам, и этим утром у него была назначена встреча с губернатором острова. Она же обычно предпочитала здешние магазины магазинам Гонконга. Поэтому с удовольствием поехала сюда с мужем. И вот теперь Мириам стояла, не веря собственным глазам. Всегда казавшаяся ей такой неприступной и прекрасно державшейся на людях, Элизабет Гарланд при всем честном народе буквально бросилась в объятия Рифа Эллиота.

Для кого угодно это было бы верхом неприличия, но для Элизабет Гарланд!.. Мириам Гресби видела, как Эллиот и Элизабет оторвались друг от друга, как он взял ее под руку и они направились к открытому «крайслеру». Мириам поспешно прикрыла рот. Все, больше никаких приглашений на обеды и ужины Гарландам! И она позаботится о том, чтобы и все ее приятели закрыли двери своих домов перед этой четой.

Когда «крайслер» отъехал, она вспомнила еще один случай, когда видела Элизабет и Эллиота. Это случилось у отеля «Пенинсула», но тогда столь дикая мысль не могла прийти Мириам в голову! То есть она как раз пришла ей в голову, но показалась совершенно абсурдной. Она проводила «крайслер» взглядом. Да, уже тогда можно было обо всем догадаться. У них, судя по всему, длительный роман. Мириам решительно направилась в «Робинсон», ее ноздри возмущенно раздувались, ей хотелось как можно скорее поделиться с подругой своим открытием.

Риф Эллиот никогда не привозил своих сингапурских девушек в дом в Холланд-парке на окраине города. Даже Мелисса тут никогда не бывала. В этом большом белом бунгало прошло его детство. Может, поэтому он, сам того не сознавая, не превратил его в любовное гнездышко. Как бы там ни было, но сейчас Риф лежал рядом с обнаженной Элизабет и тихо радовался, что ни одна другая женщина не ступала в этот дом.

Они не опустили жалюзи, но перед окнами росла густая виноградная лоза, рассеивающая солнечный свет. На стене солнце рисовало сложные переплетения листьев и ветвей, тени мерно колыхались на гладкой поверхности.

– Не спеши, – произнес Риф, когда Элизабет повернулась к нему.

Его голос был низким и полным любви. Она крепко прижалась к нему, как бы желая слиться с любимым. Грудь Элизабет мягко коснулась его груди. – Сейчас, дорогая, нам с тобой спешить некуда.

Он стал целовать Элизабет короткими, стремительными поцелуями, как бы проводя разведку и одновременно возбуждая ее. Он любовался ее прекрасным телом, заметил крошечную родинку под левой грудью и небольшой шрам на бедре.

– Ты такая красивая, – сказал он, медленно проводя рукой по шелковистой коже Элизабет и испытывая необычайное наслаждение.

– О, Риф... – протяжно выдохнула она, когда он прижался к ней всем телом. Она ласкала его волосы, больше всего ей хотелось слиться с ним в одно целое.

– Я так люблю тебя, Лиззи, я всегда буду тебя любить! – страстно произнес он и впился в ее раскрытые губы.

Она выгнулась, стараясь прижаться к нему еще крепче.

– Я тоже люблю тебя! – прошептала она.

Сверху вниз он посмотрел на Элизабет взглядом, полным неистовой страсти.

– Навсегда?

– Навсегда!

И они слились воедино, испытывая огромное наслаждение от каждого мгновения близости.

Потом они лежали, тяжело переводя дыхание, а солнечные лучи удивленно заглядывали в комнату.

Полковник Сандор положил перед собой последний отчет Рифа и с некоторой усталостью в голосе сказал:

– Если верить этому, получается, что любой фотограф или парикмахер в Юго-Восточной Азии – японский шпион.

– Мистер Мамацу, чье фотоателье неподалеку от «Рэффлз», – определенно шпион, – мрачно подтвердил Риф. – К нему приходит очень много военных, которые хотели бы отослать своим женам и возлюбленным фотографии на память. Он делает им скидку. У него отбоя нет от желающих запечатлеть себя.

Полковник Сандор встал из-за стола, подошел к окну и задумчиво уставился на зеленую подстриженную лужайку перед домом. Ему было неприятно сознавать, что его лучшим агентом оказался американец, а не англичанин. Американцев полковник терпеть не мог: слишком уж высокого о себе мнения, слишком самоуверенные. Что же касается Эллиота, полковнику постоянно казалось, что тот втайне испытывает к нему презрение.

– Пока мы перехватываем и читаем их шифровки, – сухо произнес полковник, – я не думаю, что они в состоянии причинить нам существенный вред.

Риф плотно сжал губы. Он и не предполагал, что у полковника может быть об этом иное мнение. Прошло уже немало времени с его последнего визита в Форт-Каннинг, но пятеро японцев, о шпионской деятельности которых Эллиот докладывал в своем предыдущем рапорте, по-прежнему оставались в Гонконге, как и работал на прежнем месте парикмахер из отеля «Гонконг».

– Позволю себе с вами не согласиться, – сдержанно произнес он.

Полковник Сандор неохотно оторвался от вида за окном. От яркого солнца трава казалась изумрудно-голубой. Для крикета день был как нельзя более подходящим.

– Ваше согласие или несогласие со мной и моим мнением оставьте при себе, мистер Эллиот, – стараясь не выходить из себя, произнес он, хотя и чувствовал, что его выдержка иссякает.

Глаза Рифа сверкнули недобрым огнем. Полковник Сандор казался ему типичным чиновником из Уайтхолла. Проводя политику государственных мужей, находившихся за тысячи миль отсюда и понятия не имевших о Востоке и восточном менталитете, полковник демонстрировал такое же чудовищное непонимание проблемы.

– С вашего позволения, полковник, – продолжал Эллиот, – я должен сказать, что такое благодушие недопустимо в нынешних условиях. Я проехал Малайю вдоль и поперек, я знаю эту страну как свои пять пальцев. Мнение Уайтхолла, что этой стране нечего опасаться японского вторжения, несколько поверхностно.

Полковник взял в руки трость и ткнул ею в висевшую на стене карту:

– Горный хребет высотой в семь тысяч футов пересекает всю страну. Четыре пятых ее территории покрыты непроходимыми тропическими джунглями. Что вы на это скажете?

– Независимо от того, что полагает на сей счет военная разведка, я должен вам напомнить, что японская армия превосходно обучена и может сражаться даже в джунглях. Если они решатся высадиться на побережье, уж поверьте, их не отпугнут ни джунгли, ни густые, непроходимые леса. Они привыкли к такой местности, а британским войскам все это внове. Японцы не будут действовать в лоб, а используют обходные маневры. В результате мы и глазом не успеем моргнуть, как они будут у Джохорского пролива.