– Жюльенна, должно быть, поменяла за это время не менее трех любовников, – сухо предположил Адам, усаживаясь на горячее сиденье с невольной гримасой отвращения. – Ума не приложу, на чем только держится брак Ледшэмов. Если кто и может это понять, то только не я.

И опять Элизабет ничего ему не ответила. Да и что она могла сказать? Они заехали в пароходную компанию и заказали два места на рейс в ближайший понедельник. Элизабет хотела как можно скорее уехать, и вместе с тем ей делалось дурно при мысли о предстоящем отплытии. Чувства ее были так же противоречивы, как и перед отъездом из Гонконга.

– Я что-то устала, Адам, – искренне пожаловалась она мужу, когда они вышли из прохладного здания конторы, в которой вовсю трудились кондиционеры, и опять оказались в привычной раскаленной духоте улицы. – Не знаю, какие у тебя виды на сегодняшний день, но если ты не против, мне бы хотелось полежать в номере часок-другой.

Он взглянул на ее изможденное лицо и был очень расстроен, увидев еще более темные тени под глазами.

– Давно бы сказала, – заметил он и, обняв Элизабет, повел ее к автомобилю. – Провожу тебя, а сам ненадолго съезжу в бассейн.

Малаец вывел машину на шоссе и вписался в дорожный поток. Несмотря на обилие наглых рикш, шофер умело и сдержанно вел машину, не позволяя рикшам согнать себя на обочину, что здесь почиталось особой ухарской доблестью.

– Если к моему возвращению из клуба тебе не сделается лучше, – продолжал Адам, – я сам вызову врача, что бы ты ни говорила.

Элизабет приехала в отель и выпила горячего молока. Когда Адам вернулся, она смогла сказать, не слишком покривив душой, что ей гораздо лучше. И стало быть, во враче нет необходимости.

В следующий понедельник они отплыли в Гонконг. Адаму казалось, что жена притихла и ведет себя странно из-за того самого вируса, от которого раньше он и сам немало намучился. Поездка в Сингапур понравилась ему куда больше, чем он ранее предполагал. Но, покидая этот город, он, как ни странно, не испытывал особого сожаления. Ему хотелось в числе первых примкнуть к одному из добровольческих соединений Гонконга, чтобы никто потом не смог обвинить его в трусости. Адам спешил домой. Ему хотелось сидеть на веранде с бокалом в руке и любоваться своим садом и открывающимся оттуда видом: горным склоном в тропической зелени, искрящимися водами пролива и далекими живописными холмами Цзюлуна.

Как только корабль оказался в проливе, зажатом между двумя крошечными островками, Адам с удовольствием произнес:

– Ну, вот наконец мы и дома.

Элизабет стояла рядом, держась за поручни. Она так сильно сжала руки, что костяшки ее пальцев побелели. Она была сбита с толку и не знала, что именно следует считать своим домом. Вечерело. На Пик уже сползали перистые облака. Они отбрасывали тени на землю, всю в ложбинах и трещинах. Сильный аромат гибискуса и щитовника чувствовался даже на борту корабля.

Она не сообщила Рифу о своем возвращении. И если он не позвонит в сингапурскую гостиницу «Рэффлз», то будет думать, что она еще в Сингапуре. Он наверняка не поджидает ее на причале, да, впрочем, это и ни к чему. Элизабет и не хотела подобной встречи. При встрече ей хотелось бы чувствовать себя уверенно и владеть ситуацией. Что бы она ни решила о своем будущем, Элизабет хотела, чтобы это было ее собственное решение. А не решение Адама. Или даже Рифа.

Их ожидала внушительная пачка писем. Деловые послания для Адама. Открытки и приглашения. Полдюжины конвертов с гербом принцессы Луизы Изабель.

Адам уселся в удобное кресло, взял бокал с коктейлем и принялся просматривать почту.

Элизабет отложила адресованные ей письма. У нее не было сейчас ни сил, ни желания читать приглашения в гости или переваривать новую порцию сплетен. Она не распечатала даже писем Луизы Изабель, хотя послания принцессы всегда были выдержаны в приятном легком стиле. Чувствуя усталость, она прошла наверх. Мей Лин разбирала ее белье и одежду, чтобы кое-что отправить в стирку, что-то выгладить, а остальное просто сложить в шкаф.

– Мне никто не звонил, Мей Лин? – поинтересовалась она.

– Я записала все звонки, мисси, – сказала Мей Лин, даже порозовев от удовольствия в связи с возвращением хозяйки.

– А больше ничего? – не унималась Элизабет. – Может, были какие-нибудь записки на мое имя? – спросила она, пробежав глазами аккуратный столбец имен и фамилий, среди которых Рифа не было.

– Я все записала очень тщательно, – немного обидевшись, ответила ей Мей Лин. – Каждую фамилию, ни одной не пропустила.

Стало быть, он не звонил. Впрочем, для этого не было никаких причин. Она ведь сама обещала связаться с ним по возвращении. Элизабет услышала, что Адам зовет ее, и поспешила спуститься.

– Тут письма от Лея, – сказал Адам. – Судя по всему, я должен как можно скорее увидеться с ним. Так что я на часок отлучусь.

Как только дверь за Адамом закрылась, Элизабет с бьющимся сердцем осторожно подошла к лестнице: в кои-то веки она оказалась одна, и этим обстоятельством следовало непременно воспользоваться. Нужно позвонить Рифу прямо сейчас, пока Адам не вернулся.

– Я послала прачке записку, что вы вернулись и для нее есть работа, – сказала Мей Лин, с усилием внося огромную корзину для грязного белья на кухню. – Через час она уже придет.

– Спасибо, Мей Лин.

Некоторое время Элизабет смотрела на телефон, стоявший в холле на столике. Затем уверенно прошла в гостиную, где можно было разговаривать спокойно, не опасаясь быть подслушанной. По телефону она не расскажет Рифу о своей беременности. Просто сообщит, что вернулась и очень без него соскучилась.

На том конце провода трубку снял слуга.

– Могу я поговорить с мистером Эллиотом?

– Сожалею, – сильно коверкая слова, ответил слуга, – но его сейчас нет дома. Может, ему что-нибудь передать?

Это известие сильно расстроило Элизабет, и она тяжело прислонилась спиной к стене.

– Передайте, что звонила миссис Гарланд, – сказала она, чувствуя, как слезы подступают у нее к глазам. – Что я приехала. Я в Гонконге.

– Да, мисси. Очень хорошо, передам, мисси. Она вдруг почувствовала себя униженной! Должно быть, слуга за последнее время передавал Рифу сотни телефонных посланий от разных женщин. От миссис Хэрли. От Алюты... Мало ли... От множества других женщин, чьи имена Элизабет даже никогда не слышала, да и слышать не желала. Унизительное чувство пришло – и ушло. Едва ли какая-нибудь женщина прежде чувствовала себя так, как она, пока Риф любил ее.

Элизабет подошла к широкому, выходящему на Пик окну и посмотрела на далекий залив. Несмотря на то что вскоре ей предстояло сделать жизнь Адама адом, ее переполняла неуемная радость. Как бы там ни было, а через несколько минут или часов Риф неизбежно позвонит ей. И они встретятся опять.

– О, как же я тебя люблю! – прошептала она, обхватив себя за плечи и устремив взгляд на Викторию. – Риф Эллиот, как я люблю тебя!

Риф Эллиот получил информацию от одного из китайцев-осведомителей, которые на него работали. На этот раз речь шла не о делишках Ямашиты, парикмахера из отеля «Гонконг», и не о японцах, которые маскировались под местных фотографов либо официантов.

– Ваш друг мистер Николсон в опасности, – сказал знакомый голос, немного растягивая английские слова. – Мистер Шенг узнал о том, что его дочь состоит с ним в интимной связи. Тонги уже получили задание, Николсона повсюду разыскивают.

Риф даже побледнел. Тонги, наемные убийцы, принадлежали к китайскому уголовному миру. И если Шенг выяснил, что его дочь давно уже не девственница, совершенно ясно, что он задумал расправиться с Николсоном.

– А вам известно местонахождение мистера Николсона? – резко поинтересовался он. – И где сейчас Ламун Шенг?

– Не знаю. – В голосе собеседника не слышалось ни сожаления, ни даже простого любопытства. – Известно, что час назад Шенгу рассказали о романе его дочери с англичанином. И сразу после этого тонги были посланы по следу мистера Николсона.