Единственное окно в туалете было открыто, и тонкий слой снега покрыл кафельный пол. Я оглядела комнату. Я слышала слабые движения в единственной закрытой кабинке.

— Ты действительно настолько глуп, чтобы верить, Габриэль? Ты действительно веришь, что после тысяч лет, всех жизней, он получит свою маленькую человеческую награду? — зарычал голос.

Дверь медленно открылась. Моё сердце пропустило удар.

Карл Самптон напряжённо глядел на меня, или, по крайней мере, тело Карла Самптона глядело на меня древними голубыми глазами. Его руки цеплялись за стороны кабинки, будто ему нужна была помощь, чтобы устоять.

— Никто их людей не имеет ангельских глаз. Кто ты? — прошептала я.

— Шамсиил всегда говорил, что ты умная, — прошипел он. Его тело попыталось шагнуть ко мне, но ему удалось лишь завалиться назад и упасть на унитаз. Его плоть была прозрачной и голубоватой. Кожа вокруг глаз была окровавленной и распухшей, щеки впалыми.

— Похоже, тело пытается отослать твою душу куда-нибудь в другое место. Кто ты? Я никогда не слышала об ангеле, который разделяет моё наказание.

Тело задрожало, слишком больших усилий стоило продолжать вдыхать жизнь. 

— Азазель, дитя. Моё наказание было намного хуже твоего, и я слишком устал от горячих огней ада. — Он закашлялся. Струйка темно-красной крови вытекла из уголка его рта.

Я ринулась вперёд, схватила его лицо в свои ладони, вглядываясь в глаза. Кровь попала на мои руки. 

— Григори? Один из Стражей? Тот самый Азазель? Где Шамсиил? Я побывала в аду, разыскивая его!

— Ты никогда не найдёшь его. Я не позволю ему получить то, что остальные из нас не могу иметь. Ты действительно думаешь, дитя, что может быть прощена? Мы пали, и нет никаких вторых шансов. И я уверен, что ад не позволит ему заполучить то, что я не могу иметь, в то время как его грехи не лучше моих.

— Мы не сделали ничего неправильного. Наше единственное преступление - это любовь друг к другу. Ты, все вы, вы создали Нефилимов! Вы, те, кто разорвал землю на части и принесли хаос. Вы научили людей воевать! Мы с Шамсиилом были детьми, все, что мы сделали - это влюбились друг в друга. Он никогда не прикасался ко мне, лишь однажды, чтобы поцеловать!

— Дитя, — проворковал он. — Он был брошен в бездну с остальными. Ты действительно веришь, что с высоты этого наказания он все ещё будет хотеть любви человека? — Он усмехнулся. — Кроме того, думаешь, он знает, что ты все ещё существуешь?

Я отступила, вытирая кровь с рук его рубашкой. 

— Почему ты пытаешься убить меня?

Тело содрогнулось.

— Ты единственная. — Оно закипело. Тело рухнуло и замерло. Я единственная кто?

Кто-то в коридоре постучался, чтобы войти. Я стояла рядом с мёртвым телом, обескураженная и нуждающаяся в большем количестве ответов, чем только что получила.

Я не хотела быть обнаруженной в туалете с телом Карла Самптона, так что подтянулась к открытому окну и выпрыгнула в переулок. Слава Богу, бар был на первом этаже, иначе я сломала бы себе пару костей. Я побежала сквозь темноту, стараясь осторожно ступать туда, где я не оставлю следов на снегу. Кажется, там разбросано достаточно мусора и дерьма, чтобы сделать это возможным.

Мои мысли бежали по кругу. Почему, во имя всего святого, Азазель был тут? Я была единственной кем? И действительно, почему долбаное место на моей руке, которое лизнул Шейн, все ещё заставляло меня дрожать, а голову кружиться, будто я была ребёнком в магазине игрушек? Мне нужно было поговорить с Габриэлем.

Я побежала в квартиру, мысленно взмолившись, чтобы Габриэль ждал меня там.

Я могла слышать, как Коннер с Леа бормочут и хихикают в гостиной, когда открыла дверь. Я заперла за собой засов, и громкий щелчок пронёсся эхом по всей квартире, заглушая их звуки. Я быстро прошла по коридору, не останавливаясь, чтобы поговорить с ними.

— Грей? — позвала Леа.

— Ага, всего лишь я. Я устала как собака. Я пойду спать. Спокойной ночи, ребята! — прокричала я в ответ, закрывая дверь в комнату. Она была пуста.

Я прислонилась лбом к твёрдому дереву двери. Слезы навернулись на глаза, но я сморгнула их. Я прижала руки к двери и провела пальцами поперёк волокон древесины. Я чувствовала угловатые борозды, исследовала пальцами сучковатую неровную поверхность. Голова закружилась. Шамсиил. Я действительно никогда не увижу его снова? Азазель? Что бы он получил от моего убийства, если я всего лишь перемещусь в другое тело? Габриэль? Могла ли я доверять ему? Он был одним из ангелов, которые помогли уничтожить Нефилимов и заключить падших в темницы. Последняя? Я последняя из человеческих душ? Я думала, что была единственной. Я не знала никого другого, наказанного вместе со мной. Я думала, их уничтожили вместе с Нефилимами. Шейн? Почему я продолжала думать о нем, если он не имел ничего общего с этим?

Кто-то начал стучать в дверь. Шейн. Голоса повысились, шаги загремели в коридоре.

Я услышала скрип половицы по другую сторону двери. Я могла слышать его дыхание.

— Грейс... — Затем что-то глухо ударилось в дверь прямо над моей головой. Я представила Шейна в таком же положении, наши лица почти касались, но между ними был дюйм дерева.

— Грейс. Прошу, впусти меня. Мне... жаль.

Я подняла голову и пошла прочь. Было слишком много... напряжения, слишком много притяжения между нами, это тело не могло обойти Шейна. Он, наверное, съест меня заживо. К сожалению, это звучало для меня очень аппетитно.

Я услышала удар ноги в дверь, и его тело сползло на пол. 

— Тогда я буду спать прямо на полу. Прямо здесь. — Его голова снова ударилась о мою дверь. — О, Боже. Это так удобно, Грейс. Действительно. Очень. — Его саркастический тон заставил бабочек в моем животе снова сделать сальто. Не было никакого подвоха в его голосе. Он был хриплым и бархатным, и каким-то образом заставлял все мои сумасшедшие мысли отойти на второй план и сосредоточиться только на нем.

Я подошла к окну и отодвинула занавеску. Тротуар внизу был девственно белым и блестящим. Я выключила верхний свет и щёлкнула выключателем прикроватной лампы. Я порылась в ящиках и нашла свои безразмерные мальчишеские пижамные шорты. После того, как я сняла наряд рок-богини и переоделась в пижаму, я захотела смыть макияж в ванной.

В коридоре я услышала шорох. Может, он уходил? Несколько ударов и проклятий. Смеясь над шумом, я устроилась под простынями и закрыла глаза.

Шейн прочистил горло, снова постучался в мою дверь, и звуки моей гитары наполнили комнату. Я села прямо в постели. Эти прекрасные заточенные бабочки сбивали свои крылья о моё тёмное нутро. Каждая мысль об Азазеле вылетела из моей головы, каждая нота охватывала мысль и прятала её в темноте.

Шейн играл медленную мелодию, которую я никогда не слышала прежде. Она начиналась низко и задумчиво, превращаясь в страстную тоскливую мелодию. Его внушающий благоговение голос напевал вместе с мотивом, слова, произнесённые шёпотом, щекотали мне уши.

Я открыла дверь.

Шейн стоял в коридоре, широко распахнув глаза, пожирая меня взглядом. Я понятия не имела, затихла музыка или остановилась. Я сосредоточилась на своей гитаре, своём божественном инструменте, находящемся в его руках.

Он закинул ремень на шею и занёс гитару в мою комнату, закрыв за собой дверь.

— Прошу, посмотри на меня, Грейс.

Выпуская гитару из рук, он прислонил её к стене. Мои глаза все ещё были сфокусированы на инструменте.

— Грейс, пожалуйста, посмотри на меня. — Он шагнул ко мне поближе, закрывая вид на гитару. Так что я тупо уставилась на его промежность, или, вернее, туда, где за его промежностью была расположена гитара.

Я даже не могла сказать, как он подобрался ко мне так близко. Я не заметила его движения. Я пыталась вообще не замечать его, но он был так близко, что я чувствовала тепло, исходящее от его тела. Он коснулся моего подбородка рукой, и я, наконец, подняла взгляд к его глазам.