— Что натворил на сей раз? — спросил с видом полной покорности злодейке судьбе.

— Да, в общем-то, ничего дурного, — пожал плечами виновник отцовского неудовольствия.

— Ну, да, ну, да…  — с откровенным недоверием протянул Тенций. — Суд тысячников за просто так не назначают! Стыдобище для всей семьи!

— А как же суд над нашим прадедом? — не сдержался справедливый Торит. — Тоже тысячники судили, между прочим! И — ничего.

— Да я бы только гордился, если бы кого-нибудь из вас, подобно моему деду, судили за оскорбление воинов всей царской дружины! Да где вам! — с тяжким вздохом протянул знаменитый боец.

— Вообще-то Литапаст обвиняет меньшого в том, что он Гортензия в заложники взял, — осторожно напомнил Фидий. — Для малолетки тоже нехило…

— Если не брешет, конечно, — поправил первенца отец семейства. — Кан, сознавайся, как тебе воюется? Пищей не обделяют?

— Его обделишь! — фыркнул Фидий. — У него скоро морда треснет, и, что особенно противно, я, как десятник, ничего с этим сделать не могу — прав таких не имею. Можешь проверить, если хочешь.

— А вот, представь себе, очень хочу! Угостите своего командира завтраком, сынки? Заодно и проверим.

Десяток привычно разбился попарно, выстроившись перед Эвридикой, раскладывающей кашу с мясом.

— А почему меньшого с девушкой соединили? — придирчиво поинтересовался Тенций.

— Они самые младшие в десятке, — пояснил Фидий. — Всё по закону. Ты к кому присоединишься, тысячник?

— А вот к младшему и подсяду, — с вызовом ответил Тенций.

— Мы тут пытались выяснить, в кого Кан таким хитрым уродился, — хохотнул Кул Изолид. — Гифон настаивал, что в прадеда, но сейчас-то, дядюшка Тенций, всё стало предельно ясно. Весь в отца!

Тенций хмыкнул, но промолчал — Кул ему всегда нравился, он напоминал ему старого друга Изолия, в те годы, когда они были молоды и так же дружны, как их сыновья. Усевшись рядом с Венетой и Каном, тысячник с аппетитом принялся за кашу, сноровисто орудуя корочкой хлебца. Котелок опустел почти сразу, но Эвридика наполнила его снова, а когда каша у них кончилась вторично, добавила ещё.

— Погоди-ка, — запротестовал Тенций. — А почему ты третий раз котелок заполняешь?

— По закону каждому воину полагается котелок каши, двоим — два, троим, соответственно, три, — любезно объяснила Эвридика. — Кушай на здоровье, тысячник. Если понадобится, у меня и добавка найдётся.

— А ты, красавица, почему очередь третий раз пропускаешь? — переключился на Венету неугомонный «инспектор». — Тебе, что, каша не нравится?

— Очень даже нравится, я сама её варила, — улыбнулась коринфянка, старательно облизывая «ложку». — Но толстых девушек парни не любят, вот я и стараюсь не переедать.

Во время делёжки сыра она отщипнула небольшой кусочек, остальную свою порцию разломила пополам и вручила Кэму и Кану.

— Это её порция, — ухмыляясь, прокомментировал сие действие Фидий. — Кому хочет — тому отдаёт. Всё по закону. Так же и с мясом, если дают порциями, так же и с вином, и с хлебом. Наш младшенький скоро лопнет от необузданного обжорства. Это сегодня у него разгрузочный день, поскольку и порции немного убавились, и кашу ты ему доесть помог…

— Ну, так гонять его подольше, чтоб не жирел, — предложил Тенций. — Пускай отрабатывает добавочный рацион.

— Боюсь спросить, а кто его, пап, гонять будет?! — фыркнул Фидий. — Меня-то дополнительным рационом не балуют. Это не для него наказание получается, а вовсе для меня — его справедливого командира.

— Ну, как знаешь, — махнул рукой тысячник. — Раскормишь парня, сам за него сражаться будешь. Кончай завтракать, выходи строиться!

Площадка возле шатра командующего обозом афинского войска была густо усеяна роскошными доспехами тысячников — по традиции они расположились прямо на земле, подложив под бока меховые полости из бараньих шкур. Возле входа в шатёр на креслах расселись Эгей, его сын Тесей и стратеги Якхикс, Литапаст и Ритатуй. Яркое утреннее солнышко весело играло лучами на позолоте, серебре и драгоценных камнях, украшавших оружие и доспехи присутствующих.

Тенций присоединился к своим коллегам, демонстрируя незаинтересованность в исходе суда. А Фидий вышел в центр площадки и громко представился.

— Воин твоего десятка Канонес Норит обвиняется в попытке дезертирства и склонении к таковому воинов обоза Медиса Таисида и Аробиста, Нима, Шата и Эльида Гетидов. Присутствуют ли обвиняемые? — возгласил Литапаст Бореа, как верховный судья афинского войска.

— Я здесь, — ответил Кан, выходя пред взоры сотни глаз и вытягиваясь во весь рост.

К нему незамедлительно присоединились Гетиды и невозмутимый Медис. Шестёрка дерзких разведчиков Ритатуя была, как всегда, готова к отражению вражеского натиска.

— Свидетель Алексис Регио, выйди вперёд, — приказал Литапаст. — И расскажи то, что твой дозор обнаружил ночью ровно неделю назад.

Один из представителей многочисленного и довольно влиятельного аристократического рода — молодой рослый шатен в золочёном панцире и поножах вышел пред судом валкой кавалерийской походкой:

— Ровно неделю назад я со своим десятком выехал в дозор сразу после того, как колесница Гелиоса скрылась в водах Океана, — сказал он. — Часа через два после начала нашей смены мы услышали конский топот, удаляющийся от лагеря обоза в сторону мегарской границы. Я окликнул незнакомцев и предложил остановиться, чтобы они доложились о том, куда и зачем едут в такой поздний час. Вместо этого они прибавили скорость и оторвались от нас. Этими людьми были те, кто сейчас стоит перед вами, тысячники.

— Куда и зачем ты вёл свой отряд, Канонес Норит?! — спросил Литапаст.

— По приказу стратега Ритатуя Брети, в эту ночь мы с Медисом и братьями Гетидами выехали в имение нашего командира для транспортировки и охраны двух повозок хиосского вина, — спокойно ответил Кан. — Только отправились мы не через два, а через три часа после заката. Это могут подтвердить стратег Ритатуй, его сын Мариарх и вся охранная сотня.

— Возможно, этер Регио несколько напутал со временем вашей встречи, — улыбнулся Литапаст. — Но, в любом случае, имение всеми нами уважаемого стратега Брети находится в прямо противоположном направлении от того места, куда ты вёл отряд.

— Всеми нами уважаемый этер Регио, возможно, напутал не только со временем встречи, но и с отрядом, который встретил его дозор, — Кан с недоумением пожал плечами. — Мы после выезда никого не встречали, никто нас не останавливал и ни о чём не спрашивал. Возможно, потому, что мы ехали к Афинам, а не к Мегаре. Я не могу отвечать за всех, кого упустил дозор Алексиса Регио, я могу ответить лишь за себя.

В рядах тысячников послышались смешки — командный состав афинской армии умел ценить остроту. И не только остроту бронзы.

— Я что, по-твоему, слепой, что ли?! — поинтересовался этер, с намёком кладя руку на эфес меча.

— Нет, ты, этер, обладаешь воистину кошачьим зрением! — фыркнул Медис. — В полночь ты умудрился детально рассмотреть наши лица! Интересно бы знать, под клятвой свои слова подтвердишь?

— Медис, разве я давал разрешение вмешиваться в нашу беседу?! — с воистину надменным недоумением полюбопытствовал Кан, сверху вниз глядя на пастуха.

— Виноват, командир! Прошу прощения! — вытягиваясь по стойке смирно, отрапортовал богатырь Ойнейской филы.

Поняв в какую неприятную ситуацию он попал, Регио нашёл, как казалось ему, достойный выход:

— Мои парни изучили следы, оставленные вашими конями, гоплит!

— Разреши мне ответить этеру Регио, командир, — учтиво обратился к Кану один из близнецов, делая шаг вперёд. — Я — Ним.

— Говори, Ним, — благосклонно кивнул властолюбивый командир разведчиков.

— Я хотел бы напомнить благородному этеру Регио о том, что в обозе армии града великой Афины наличествует больше ста тысяч голов скота. Чтобы прокормить эту ораву, мы вынуждены гонять её на выпас вплоть до дороги на Мегару и дальше. Здесь всё перепахано копытами на десять раз. Какие к воронам следы обнаружили его ребята в этой кутерьме? Да никаких! Это я заявляю, как табунщик, неоднократно преследовавший конокрадов, умеющий разбирать следы получше воинов из этерской дружины. Я не знаю, зачем этер Алексис пытается оговорить нас, но могу сделать предположение. Командир, можно я выскажу предположение?