— Перебьются! Двоим ускользнуть легче.

— Не скажи, — послышался спокойный голос одного из тех, кого Клет намеревался бросить. — Я, например, знаю наиболее удобный выход из этого лагеря. Кроме того, я придумал способ, воспользовавшись которым, можно избежать погони. И, в-третьих, когда имеешь дело с побегом трудно избежать мелких случайностей. Если придётся пробиваться силой, то сорок не очень хороших клинков всё равно лучше двух, пусть они и в умелых руках. А кроме всего прочего, если вы бросите нас, мы поднимем на ноги весь лагерь и вам не поздоровиться.

— Заткнуть глотку этому нахалу? — осведомился Петнафс.

— Всем не заткнёшь, — отозвался тот же смельчак. — Тем более что здесь многие из твоего когопула.

— Не трогай его, парень, — сказал Клет. — А ты, дерзкая вобла, кто такой? Как звать?

— Молос, — последовал спокойный ответ. — Десятник второй сотни из тысячи Селеда восьмого когопула.

— Ну и как ты здесь оказался?

— Попали в засаду. Мой десяток и ещё один погибли на месте. А я был ранен и взят в плен.

— Сколько было туземцев?

— Семеро.

— И ваши два десятка не сумели одолеть семерых?! На кой ляд мне такие помощнички? Тебе лучше остаться в плену, старик, дома Муроб снесёт тебе голову.

— У нас меня ждёт награда. Нас побили — это верно, но эта семёрка просто оказалась сильней. Я, например, дрался с парнем в доспехах сотника Белых Султанов. Угадай, на ком он сидел?

— На носороге? — фыркнул Петнафс.

— Хуже, — насмешливо ответил десятник. Под ним был Див — знаменитый конь, сбросивший даже Грега Аллита!

— Ты дрался с Каном Норитом? — не скрывая изумления, спросил Клет.

— Да, приятели называли его примерно так. И хотя ему удалось объездить самого Дива, я сумел оставить ему зарубку на память.

— Пожалуй, ты прав, Молос, тебя действительно ждёт награда. Петнафс, разрежь ему путы и освободи остальных, а ты Молос, поди сюда. Какой у тебя план побега?

— Вон за тем холмиком пасётся табун лошадей. Там и клячи из обоза, и кони гвардейцев. Перережем табунщиков и спугнём табун. А сами отправимся вдогонку. Косяк растревоженных лошадей пробьёт нам дорогу в любом месте.

Сказано-сделано! Убрать полтора десятка джитов и четырёх гвардейцев, охраняющих лошадей, для сорока атлантских головорезов было простой забавой. За неимением оружия, в ход пошли цепи и дышла колесниц. Быстро оседлали коней, и громкий волчий вой, умело изображённый многоопытным Молосом, сорвал косяк с пастбища. Громовой топот переполошил обозников, но крики «табунщиков» успокоили даже Ритатуя, выбежавшего из шатра.

Дорого обошлось ахейцам человеколюбие гвардейца архистратега: по пути следования табуна беглецы разделались с двумя дозорами и фуражной командой, заготовлявшей корм для животных на левом фланге союзной армии. В этих попутных стычках бывшие пленники потеряли всего четырёх товарищей и под утро добрались до своих.

Утром Норитов посетила Мидана. У неё кончились запасные перья для стрел, а остальные истрепались от частых тренировок. Обратившись к Кэнту, она получила разрешение сходить в обоз и самой надёргать их, так как хозяйственный Ритатуй держал при своей ставке гусей и уток. Орит, естественно, вызвался сопровождать подругу. По пути они забежали к костру Фидия, чтобы прихватить с собой Эвридику, тоже жаловавшуюся на свои стрелы, и заодно, передать Кану приглашение посетить Кэнта. Учения в этот день были отменены и воины получили возможность отоспаться и привести себя в порядок.

Десяток Фидия под весёлую перебранку Орфея, Кула и Кэма дружно надраивал многочисленные бронзовые детали воинского снаряжения. Будучи наиболее ленивым и небрежным из всего состава десятка, Кан уже мало-мальски навёл блеск на свои доспехи и забавлялся тем, что мешал остальным. Получив приглашение к пелопонессцам, он изобразил на лице искреннее сожаление, никого, правда не обманув этим, быстренько затянул пояс с мечом и кинжалом на талии, и вприпрыжку умчался, обещав вскоре вернуться.

Кэнт, Герт и Энох, лёжа у костра, попивали хиосское. Прекрасно налаженная жизнь в стане южан, освобождала их от излишних хлопот, досаждавших Ритатую. Сотники и тысячники хорошо знали свои обязанности, не затевая ненужных споров, сами получали и делили оружие, продовольствие и нечастые пополнения, сами проводили учения и поддерживали дисциплину. Немного беспокоили шумливые и беспечные ириты, но и те последнее время не доставляли руководителям отряда особых неприятностей.

— Хайрэ! — сказал Кан, подходя к костру. — Хорошо ли прошла ночь?

— Привет, Афинянин! — за всех поздоровался Кэнт. — В наше время нет ничего хорошего, в лучшем случае — удовлетворительно. Садись.

Энох бросил наземь оленью шкуру, а Герт протянул чашу с подогретым вином.

— Вкусное, — сказан Кант, отхлебнув.

— Ещё бы, — Герд довольно улыбнулся, — подарок архистратега! Как самочувствие, Афинянин?

— Да что со мной сделается?! Удовлетворительное! — рассмеялся Кан. — Мидана передала ваше приглашение, а поскольку вы моё высокое начальство, я счёл это приказом и явился немедленно. Я слушаю вас, стратеги.

— Это не приказ, Афинянин, — сказал Кэнт. — Я вызвал тебя, чтобы обратиться с необычной просьбой. Ты любишь сражения…

— Нет, стратег, не люблю, — перебил его молодой гоплит.

— Подожди! Как так? Ты не любишь сражаться? — Герд в изумлении широко раскрыл глаза.

Кан помотал головой:

— Не люблю.

— Ну, ты даёшь! — Энох приподнялся на локте и озадаченно воззрился на юношу. — Нарушая приказ, лезешь в драку, дерёшься так, что фессалийцы чуть со стыда не лопаются, а после утверждаешь, будто всё это тебе не по нраву?

— Ну да, — Кан пожал плечами, его тоже удивляло, как это три опытных воина не понимают простых вещей. — Когда нужно драться, когда нельзя не драться — дерусь. А что ещё делать? Но война мне не нравится, я её ненавижу.

— А если нужно драться насмерть?

— Значит, дерусь насмерть. Но удовольствия бой мне не доставляет, даже успешный.

«А я-то твержу Фидию про подвиги и приключения!» — мысленно присвистнул Аркадец.

— Но всё-таки, значит, когда надо…

— Когда надо — значит надо, — сказал Норит.

— Нам достаточно и этого, — облегчённо вздохнул Кэнт. — Видишь ли, Афинянин, дело в том, что Орит и Мидана у нас не входят ни в один десяток. Они считаются кем-то вроде моих рассыльных.

— А почему — вроде?

— Да потому, что рассыльные мне ни к чему. В бою я отрядом не командую. Выбираюсь себе в первые ряды, и дерусь как простой гоплит.

— А кто командует?

— Герд. Я же не пехотинец, я моряк, и в сухопутных сражениях полный профан.

— Ну, стало быть, Орит — рассыльный Герда? — предположил Кан.

— Не-е-ет! — протянул Герд. — Орит — слишком важная фигура, чтоб им распоряжался бывший микенский сотник. Кэнт этого не допустит. Правда, Кэнт?

— А что, Орит какой-нибудь царевич? Или жрец?

— Он сын великого гражданина Аркадии Тина, — сказал Аркадец строго. — В нашем городе было два человека, знаменитых на всю Элладу. Но Гедион и его сын погибли при осаде, а Тин уплыл в Айгюптос и до сих пор о нём ни слуху, ни духу.

— Знаменитый Тин командует афинским флотом, — сказал Кан, весело блестя глазами.

— Что ты сказал? — в голос воскликнули Кент и Эноха.

— Тин две недели назад вернулся. И наш басилевс предложил ему командование флотом. Вы разве не знали?

— Да, как-то разговора не было, не до того нынче.

— Немедленно ухожу на флот! — Энох стукнул кулаком по земле

— Когда Коринф освободим — пожалуйста, — парировал Кэнт, — а пока ты мне нужен здесь.

Кан наблюдал за южанами, с удовольствием цедя сквозь зубы пахучее сладковатое вино. Ему было приятно, что он первым принёс им хорошую весть. Кэнт всё же убедил Эноха в том, что он пока необходим отряду, поскольку ириты охотней слушаются его, нежели Герта и даже самого Аркадца. Покончив с этим делом, он снова обратился к афинянину.