— Почему только Мару? — Леон весь взъерошился. — Драли уши кое-кому покрепче.

Кэм заинтересовался перепалкой.

— Эх, — сказал он с откровенной подначкой, — как коринфийцы с афинянами друг друга режут — видел. Как афиняне атлантов — тоже. А вот как афинянин афинянина — ни разу! Подеритесь, ребята! Доставьте удовольствие!

— А как афинянин коринфийцу рёбра ломает — видал? — засмеялся Кан. — Скажу Медису — увидишь!

Венета повалила его наземь.

— Где уж афинянам с мужчинами бороться, — прокомментировал Счастливчик. — Даже коринфские девушки кладут их на обе лопатки.

— Настоящему ахейцу сдаться красавице не в укор, отозвался Кан, раскидывая руки, будто поверженный насмерть. — Мойры ведь тоже женщины.

— Сестра, стукни его хорошенько — он тебя со старухами сравнивает!

— Это заговор! — возопил младший Норит, удерживая занесённый кулачок Венеты. — Коварные коринфийцы уничтожают цвет аттической молодёжи! Кул, Леон, хватайте Счастливчика, а с заговорщицей я сам справлюсь! Хватайте, говорю, Кэма — он меч в лагере оставил!

— Слова правды разят, как сто клинков, — заметил Кэм, беспечно почёсывая переносицу, и тут же, откатившись в сторону, ловко избег мощного захвата Леона. — В этом все афиняне, — сообщил он остальным, — не могут они жить меж собой в мире, пока с другими не сцепятся.

Пелопонессцы вместе с подошедшим Энохом весело смеялись, глядя на поднявшуюся возню — им редко выпадало подобное зрелище. Эх, молодёжь — молодёжь! Не видали вы ещё настоящей войны, настоящей беды не нюхали — оттого и резвитесь, как молодые бычки. Хватит ли у вас сил шутить после смертельного боя, после вида надвигающейся атлантской лавины? Так смейтесь, пока свирепый Арей не встряхнул щитом раздора! Веселитесь, пока старшая из Мойр ещё точит серебряные свои ножницы, которые не сегодня — завтра будут целыми прядями стричь нити судьбы вас и ваших друзей.

Крепко спят измученные пелопонессцы, лишь вдалеке перекликаются чуткие дозоры, готовые в любой миг принять на щиты и копья вражескую вылазку. Постепенно затихает и лагерь афинян. Назавтра всё решится — до врага лишь сотня стадий. Спокойной вам ночи, воины!

Только успел прилечь младший Норит на грубый шерстяной плащ, только насмелился наконец обнять жаркое тело Венеты, как идиллия была нарушена самым жестоким образом:

— Где тут мой начальник? — громко, с бесцеремонной требовательностью прозвучал голос нахального Шата. — Кан, ты где окопался?

— Здесь я! — недовольно отозвался Норит. — Чего надо?

Шат присел на корточки и, старательно не замечая коринфянки, зашептал:

— Вставай, начальник, Ритатуй вызывает.

— Зачем?

— Моё дело маленькое — передать.

Будь Венета воспитана немного иначе, в эту минуту она выругалась бы с огромным удовольствием. Проклятый Ритатуй, что ему не спится, пьянчуге сизоносому?!

— Ты пойдёшь? — спросила она, не снимая золотистой руки с бронзовой шеи афинянина.

Кан ожесточённо почесал в затылке:

— А куда я денусь? — вздохнув ответил он.

В палатке архистратега Кан с удивлением обнаружил, что кроме них с Шатом кое-кому тоже не спится.

— Вот мы и увиделись снова, сынок, — ласково усмехнулся Кэнт, сидящий с Гертом и Эллиотом — вождём фракийцев на одной скамье. Медис, стоящий у входа, крепко пожал руки друзьям, но промолчал.

— Слушай, Кан, — Ритатуй больше не прикидывался пьяным, — мы вот тут сидим и думаем, как нам быть. Кэнт и Эллиот предлагают завтра поутру ударить на атлантов всей силой. Как ты считаешь, правильно ли это?

Кан растерянно переглянулся с Шатом.

— Я простой разведчик, стратег, — начал он, но Ритатуй оборвал нетерпеливо.

— Знаю-знаю, но как, по-твоему, по размышлению рядового гоплита?

— Атланты стоят под Коринфом почти месяц, — медленно проговорил юноша, размышляя вслух. — Они отдохнули, подтянули тылы. А мы только что с марша, некоторые отряды ещё не успели присоединиться к нам. Я думаю, начинать сражение в таких условиях для нас невыгодно, атланты могут крепко всыпать.

— Ага! Что я вам говорил?! — архистратег торжествующе глянул на Кэнта, потом на фракийца. — Но ведь врагу надо дать понять, что мы пришли сюда не на дружескую вечеринку, надо припугнуть его. Как бы мы могли насолить Вилену, не ввязываясь в решающую битву?

— Не знаю, стратег…

— Ну, что бы ты сделал на моём месте?

— Я? Я бы выманил в засаду конницу и уничтожил её.

— Каким образом? Конный когопул ведь стоит во втором лагере.

— Ну, надо напасть на пятый когопул — он в первом. А потом отступить и заманить кавалерию в такое место, где она не сможет маневрировать.

— Почему ты выбрал пятый когопул?

Кан потёр слипающие глаза, этот допрос начал его утомлять:

— Когда я был у Вилена, то слышал, как остальные командиры дразнят Борса — он постоянно просит помощи.

— А Борс — начальник пятого когопула?

— Ну да. Если на него нападёт конница, он пошлёт за Муробом.

— Какую конницу лучше послать? Нашу, беотийскую или фессалийцев?

— Конечно, фессалийцев. Наши и фивяне слишком тяжелы для быстрого набега.

— А куда заманить атлантов?

Кан зевнул, прикрыв рот рукой:

— Шат и Медис покажут. Мне можно идти, стратег?

Полог у входа откинулся и в шатре появился Ясон. Бронзовый, позолоченный панцирь с выпуклым изображением сфинкса тяжело вздымался на его груди, гребень кожаного шлема, подбитого серебряными гвоздиками, нависал над сдвинутыми важно бровями. Щит, поножи, наруч и пояс с кинжалом и длинным македонским мечом, копьё, наконец… Кан опешил — Ясон явно обрядился для боя.

— Фессалийцы готовы! — отчеканил царевич. — Мы ждём твоего приказа.

— Видишь, Кан, — Ритатуй хитро плеснул глазами, — фессалийцы ждут. Пойдёшь с ними. В бой не лезь. Ясно?

— Ясно, — пробормотал Норит, хотя ничего ему ясно не было.

Он только что предложил план ночной операции, а фессалийцы уже изготовились… как же так? Всеведущий Шат, конечно, мог бы вразумительно объяснить странную ситуацию, но он слишком явно наслаждался своей осведомлённостью, чтобы обращаться к нему с вопросами. Кан решил скорее помереть от любопытства, но Шату этого удовольствия не доставлять — засмеёт ведь потом, собака!

— А тебе, Кэнт, я поручаю общее командование отрядом, — сказал Ритатуй, — и даю лучшую пятёрку воинов, какие у меня сейчас есть. Шат, братья где?

— У фракийцев, стратег.

— Ты и Эльид пойдёте с иритами.

— Есть.

— Медис, возьмёшь под руку джитов и цепников.

— Есть.

— Ты, Герд, будешь командовать кавалерией. Иолай и Ясон обязаны тебе повиноваться. А ты, Кан, проведёшь их к пятому когопулу. Да, забери свою лошадь. Вы, друзья видели его зверя?! Если нет — пойдёмте, посмотрите!

Дива приковали цепью к врытому в землю столбу. Жеребец понуро стоял на месте, почти не двигаясь, но, почуяв приближение людей, словно взбесился: затанцевал на задних ногах, рыл землю крепкими, как чёрная бронза, копытами. Ахейцы застыли на месте, любуясь мощной статью жеребца, в которой и самый придирчивый знаток не сумел бы отыскать ни единой погрешности.

Кан окликнул его по имени. Могучее животное на миг замерло, словно статуя гениального скульптора, но в следующее мгновение с такой силой рванулось к хозяину, что столб, будто тростинка, вылетел из земли. Так, волоча его за собой, Див и подбежал к Нориту, и, как кокетливая красотка, засмущался, завертел головой.

— Ну-ну, не балуй, кляча паршивая! — ласково похлопывая его по лоснящемуся крупу, Кан снял цепь и накинул на спину Дива седло, отказавшись от узды.

— Вот это конь! — прошептал Ясон, во все глаза глядя на Дива. — Слышь, парнишка, хочешь за него два таланта золотом?

Кан отрицательно покачал головой:

— Нет, царевич. Да у тебя и свой конь хоть куда.

— Верно, фессалиец на плохом коне — это пол-фессалийца. Мой Ореастр немногим уступает твоему Диву, но уступает. Хочешь, за Дива отдам Ореастра и два таланта в придачу?