— А как, по-твоему, великолепный?

Ульф не знал водятся дивы в природе или нет. Он, конечно, не мог дать категоричный отрицательный ответ, однако факт оставался фактом — лично ему дивы не встречались ни разу. Да и похвастать, будто лично знаком с человеком, видевшим дива своими глазами, он тоже не мог. До сегодняшнего дня. А, поскольку он впервые встретился с очевидцем, то, естественно, усомнился в его правдивости.

— Что я могу сказать, светлейший? — переспросил он. — Когда мы воевали возле Оа, мне помнится один из наших старых разведчиков, Аллен Пастух, перед каждой разведкой копыта своего коня обматывал всяким тряпьём, после чего получал прекрасную возможность двигаться совершенно бесшумно. Я тогда служил в пятом когопуле, так однажды, стоя на часах, чуть Кетлю душу не отдал, когда прямо передо мной возник всадник. Ладно, что Пастух не стал мне голов морочить, а просто показал фокус с копытами. Я, конечно, не могу утверждать наверняка, будто парень врёт, но если местным жителям известная уловка Аллена…

— Не слушай его, светлейший! — перебил Арольд. — ветераны — они вообще безбожники! Все до единого! Скажи-ка, лучше умник, почему копьё прошло сквозь тело?

— Я же не видел, прошло или нет, — пожал плечами Бартоно. — И ты тоже. Возможно, парень с перепугу промахнулся, хотя знавал я конников, которые предпочитали не уклоняться от копья, а отворачиваться. Вот глядите: мне бросают копьё в правую половину груди, а я поворачиваюсь направо и снова возвращаюсь в прежнюю позицию. Точно также и слева. Я сам частенько пользуюсь этим приёмом, меня ему Лолант научил.

— Ну, а прикосновение? — ехидно поддел ветерана моряк.

— Это уж и вовсе игрушки! Если бы я на всём скаку коснулся этого петуха, он вообще никогда бы не пришёл в сознание. Вот так.

— Значит, ты считаешь, что…

— Я ничего не считаю, светлейший. Мне просто кажется, что доверять надо, но и проверить не грех. Петухов надо сменить, они от страха там посходили. Отдай ветеранов мне, и, если это действительно не дивы, я приволоку их к тебе живьём. Всех восьмерых.

— Одумайся, Бортона! — завопил Арольд, бешено жестикулируя. — Ты бросаешь вызов подземным…

— Помолчи, селёдка! — отмахнулся Ульф. — Хуже смерти ничего не случится.

— Всё! — сказал Кэм, обращаясь к Афинянину. — Кони выдохлись.

Кан сжал ноги, останавливая размашистый галоп Дива. Повернулся назад. Да, вид у лошадей некудышный. Можно сказать — вовсе никакого. Ещё минута-две и встанут.

— Лик, ты бывал здесь?

— А как же?! Прятаться будем?

— Будем.

— Вон там — за поворотом есть хорошее местечко. А по ту сторону скалы — ручеек. В кустах пещера, а коней в лесу подальше спрячем.

Тронулись шагом, давая переутомлённым животным относительный отдых. Лик не соврал, нашли и пещеру и ручей. Светало. Напились. Умылись, выкупали лошадей и отвели их на маленькую полянку, раскинувшуюся у подножия другой горы, более удалённой от дороги. На обратном пути собрали хворосту.

Приказав двужильному Медису сварить еду, а остальным разрешив отдохнуть, Кан занял наблюдательный пункт на вершине скалы. Отсюда хорошо просматривалась дорога в обе стороны, да и соседние холмы, будучи ниже убежища разведчиков, были открыты для обозрения.

День просыпался. Мягко плескалось близкое море, от лёгкого утреннего бриза осторожно трепетали тонкие веточки сосен, пересвистывались жаворонки. Кан повертелся на плаще, пока не нашёл наиболее удобной позы, внимательно осмотрел окрестности. Ужасно хотелось спать, но он твёрдо знал, что выдержит несколько часов. Если будет погоня, он заметит её издалека и успеет предупредить товарищей. Так что пока не появится погоня, а она может появиться в течение трёх часов, либо вовсе не состоится, ему отсюда уходить нельзя — как командир разведки, он не имеет права довериться бдительности любого своего подчинённого, какими бы отменными служаками они ни были. Впрочем, последние несколько суток не прошли бесследно для самого ленивого из Норитов: спать приходилось то днём, то ночью, в зависимости от обстановки, есть тоже, когда придётся, так что если и была некоторая сонливость, то Кан легко отгонял её от себя.

«Тишина-то какая! Будто и нет никакой войны… вот бы её действительно не было! Хорошо бы так: закрыл глаза, сосчитал до трёх, открыл — и нету! Кто её только придумал? Люди в ту пору, наверное безмозглые были. Будь я на их месте, я бы тому, кто первый воевать начал, мигом башку открутил. Неужто люди настолько злы? Хотя, с другой стороны, То же Изолий очень добрый — кому угодно готов помочь, и Адамант и отец. А, может, и я таким буду? Поерепенюсь и привыкну? Гадство! При таких обстоятельствах всё может случиться.

Как всё-таки хорошо быть маленьким! Лежал бы сейчас в мягкой постели, поел, с ребятами подурачился, искупался… Да и взрослым быть неплохо, только бы война поскорее кончилась. Вот выгоним атлантов, вернёмся домой, на Венете женюсь…

Венета, Венета… как она там? Ждёт ли? Фу, ерунда какая! Конечно, ждёт, плачет по ночам втихомолку… ах, Венета, Венета! В недоброе время встретились мы с тобой! Ты там плачешь, а у меня здесь сердце болит. Быть бы мне сейчас под Коринфом, насколько бы легче на душе было! Но я приеду! Сегодня же повернём коней наюг. Вот только посмотрю на армию, какая здесь водится, пару вопросов кому-нибудь задам — и домой, к Ритатую!»

Всё было тихо, спокойно… мирно протянулся час, другой… жаркие лучи небесного титана начали припекать тело юноши: пришлось перебраться в тенёк на другое место. Третий час лениво проскользнул укротившейся тенью… Кан подождал ещё — на всякий случай. Никогошеньки! Дорога, будто вымерла.

Он спустился по склону вниз и нырнул в пещеру, где при свете тлеющих углей обнаружил Медиса, спящего сладким сном рядышком с Кэмом. Кан потряс Счастливчика за плечо, ещё сильней, коринфянин выругался бессвязно, но глаз не открыл.

— Ну, вы подумайте! — афинянин возмущённо всплеснул руками. — И у этого дрыхуна ещё хватает наглости обзывать меня засоней!

С этими словами он встал на колени и крепко зажал Счастливчику и рот, и ноздри. Спустя несколько секунд взъерошенный, ошалевший коринфянин с трудом выскользнул из бронзовых рук приятеля.

— Ты что, спятил? — злым шёпотом закричал он на Кана, и видя его веселье, пихнул его пяткой. — А если бы я спросонья за меч схватился?

— Так я же твою правую сразу блокировал! — объяснил Норит, заливаясь тихим хохотом. — Фиг бы чего у тебя вышло! — И становясь максимально серьёзным, добавил. — А теперь, марш умываться. Потом поешь и замени меня. Я пошёл.

— Послал же Арес начальничка! — услышал он, выскальзывая из пещеры.

На дороге было пустынно по-прежнему, а вскоре появился и Кэм… проснулся Афинянин, когда солнце уже садилось. Поужинали, наточили оружие, привели лошадей.

— Слушай, Лик, — обратился к эдейцу командир маленького отряда. — Эта дорога здесь одна, или ещё есть?

— Не, — потряс всклоченными кудрями малыш, — кроме этой дороги, только козьи тропы. Армия, если она тут, по ним не пройдёт.

— Это хорошо, — задумчиво протянул Кан. — Значит так, друзья мои, сегодня поворачиваем назад. Путь неблизкий, переходы будут большими, а посему, всем оставаться здесь. Я сгоняю до лагеря, если он, конечно, существует. Когда вернусь, тогда и тронемся. Если не вернусь, командиром назначаю Медиса. На разведку поедете вы Ним и Шат. Если и они не вернутся, мотайте домой.

Огромный серый жеребец размашистым галопом мчался по дороге, ведущей из Фессалии в Македонию. Мчался легко и свободно, будто не чувствуя тяжести своего молодого седока. Если бы посторонний зритель смог увидеть эту вольную скачку при тусклом неверном свете луны, ему несомненно показалось бы, что это мифический кентавр, не торопясь, прогуливается по ночной дороге — до того едиными, слитными казались тела всадника и его редкостного скакуна.

Мелкие камешки, попадавшие под бронзовые подковы Дива, с треском разлетались вдребезги, рассыпаясь искрами, гаснущими будто упавшие звёзды. Топот был далеко слышен. Но Кан не боялся засады, сейчас он не боялся вообще ничего. Под седлом конь, равного которому нет во всей Ойкумене, на поясе меч, изготовленный лучшим оружейником Аттики и железный кинжал, пробивающий любые доспехи, а в теле неимоверная сила, доставшаяся от далёких предков, с дубиной выходивших на пещерного льва… кого ему опасаться?! Покачиваясь в такт плавным прыжкам Дива, Кан с наслаждением глотал прозрачный воздух, наполненный ароматом горных лесов и трав. Как прекрасна жизнь! Какая чудесная вещь свобода! Мчаться бы так и мчаться, ощущая свою силу, молодость и полную раскрепощённость! Эх!