Он принялся разглядывать ресторан «Прекрасный остров» на другой стороне улицы и вдруг заметил, что дверь, ведущая на верхние этажи, где были расположены жилые апартаменты, открылась. Появился толстый человек в длинном пальто из верблюжьей шерсти с собакой на поводке. Это был щенок немецкой овчарки, с большими для его тела голенастыми лапами. Пес, как сумасшедший, тыкался туда-сюда носом и натягивал поводок, пытаясь дотянуться до обочины. Гиббонс прищурился, чтобы получше рассмотреть толстяка. Он не ошибся – это был сам Уго Саламандра.

Отлично, нечего ему здесь рассиживаться. Ничего, кроме изжоги, тут не получишь. Гиббонс встал и принялся натягивать пальто.

– Ты куда? – удивился Тоцци.

– Я забыл, мне нужно кое-что сделать. Перехвачу кусок пиццы где-нибудь по дороге в суд. Извинись за меня. – Гиббонс осторожно, бочком протиснулся к выходу.

– Но, Гиб...

– Разыщу тебя позднее, в управлении.

Он открыл дверь и вышел на мороз прежде, чем Тоцци успел что-либо сказать. Он ничего не хотел слышать.

Идя по тротуару, он застегнулся и нахлобучил шляпу. Толстяк со щенком как раз заворачивал за угол на другой стороне улицы. Гиббонс засунул руки в карманы и рысью пустился через Гранд-стрит, чтобы догнать его.

Щенок вынюхивал что-то вдоль края тротуара, то громко фыркая, прыгал в канавку, то выскакивал из нее, продолжая обнюхивать дорогу. Саламандра, державший поводок, говорил ему что-то по-итальянски. Похоже, подбадривал его. Гиббонс догнал толстяка на Малберри-стрит.

– Твой щенок гадит на улице, а ты не убираешь, – указал он на собаку.

Саламандра через плечо посмотрел на Гиббонса, затем перевел взгляд на кого-то за его спиной. Два амбала неожиданно возникли по обе стороны от Гиббонса. Чертовы сицилийцы, они всегда возникают из ниоткуда.

Казалось, неожиданное появление Гиббонса ничуть не удивило и не встревожило Саламандру – глаза сонные, на лице, как всегда, насмешливая улыбка.

– Ты не можешь меня арестовать. Закон об уборке дерьма – городской, не федеральный. У Фэ-Бэ-Эр нет прав наказывать за собачьи какашки. – Он был похож на большого, толстого, улыбающегося Будду.

Гиббонс посмотрел на амбалов. У обоих короткие ноги и гигантские плечи. Без пальто, в одних пиджаках, а под ними – свитера. Будда продолжал улыбаться дурацкой улыбкой. Еще бы – при такой защите можно чувствовать себя спокойно.

– Значит, ты меня помнишь, – констатировал Гиббонс.

– Конечно, помню. Не помню, как звать, но лицо мне знакомо. А как же? Я всегда вижу его в суде. Ты один из этих, из Фэ-Бэ-Эр. Вы арестовали меня в Бру-ка-лине давно-давно. Так? Тогда вы ошиблись, думали, я кто-то другой.

Широко улыбаясь. Саламандра смотрел ему прямо в глаза. Крепкий орешек.

– Ты все еще думаешь, что мы ошиблись и взяли не того, кого нужно?

– Конечно! Я – не торговец наркотиками. Я – бизнесмен. Мой бизнес – импорт итальянской еды: сыр, оливковое масло, помидоры, перец...

– Правильно. А я – Папа Римский.

Щенок скулил, дергал поводок.

– Ми-и-стер Фэ-Бэ-Эр, пошли погуляем со мной. Моя собачка – она хочет гулять.

Они пошли, щенок бежал впереди, увлекая их вниз по Малберри в сторону Кэнел-стрит.

Гиббонс засунул руки в карманы.

– Для человека, которого обвиняют в торговле наркотиками, слишком уж ты веселый, Уго.

– Всегда надо быть веселым. – Будда плавно повел рукой. – Нехорошо быть грустным. Будешь грустить – заболеешь и тогда – пиши пропало – помрешь. Надо всегда смеяться. Это лучше, чем лекарство.

– Так ты теперь выступаешь в роли доктора?

Саламандра рассмеялся.

– Давай-давай, ми-и-стер Фэ-Бэ-Эр, сейчас Рождество.

Он показал на гирлянды огней, развешенные на телефонных столбах вдоль Малберри-стрит.

– В Рождество все должны быть веселые. Ты не любишь Рождество?

Гиббонс пожал плечами.

– В детстве любил.

Саламандра покачал головой.

– Не-е-ет, ми-и-стер Фэ-Бэ-Эр, нехорошо так думать. Будешь так думать – умрешь молодым.

Гиббонс посмотрел ему в глаза.

– Угрожаешь?

Будда рассмеялся, его толстые щеки покрылись складками.

– Ты очень подозрительный. Может, ты итальянец?

– Нет. Упаси Бог.

Они прошли мимо какого-то увеселительного заведения, в окне которого стояли трое плотных мужчин среднего возраста и пристально смотрели на них. Один из телохранителей поприветствовал их. Саламандра перехватил взгляд Гиббонса, брошенный им на окно, и опять расхохотался. Смеялся он смачно, от души.

– Ты думаешь, эти люди – мафия, да? Очень плохие люди?

– А что ты думаешь?

Саламандра надул губы и пожал плечами.

– Я никогда не встречал ни одного из мафиози. Я не знаю, как они выглядят.

– А твои дружки по процессу? Ты не знаешь, как они выглядят?

Саламандра поджал губы и покачал головой, как бы говоря: «Ничего-то ты не понимаешь».

– Те люди в суде – они не мои друзья. Я их не знаю. Правда. Но я знаю одно – это не мафия. Может быть, преступники, да. Но не мафия. Я так думаю.

– Почему?

– Мафия – это... как Санта-Клаус. – Он кивнул на бумажного Клауса, наклеенного на окно пиццерии. – Каждый знает о Санта-Клаусе, но он не живой человек.

– Ты говоришь, что мафия не существует?

– Нет, мафия, конечно, есть. Но не в Америке. Все привыкли, что мафия в Америке была. Может, двадцать – двадцать пять лет назад. Наверно, и сегодня кто-то называет себя мафией. Но они не мафия, просто шпана. – Он почесал промежность. – Понимаешь, что я говорю? Они делают глупости и говорят – они мафия. Но это неправда, они – дерьмо.

– А как насчет торговцев наркотиками? Наркомафии?

– Не знаю такое.

– Наркомафия – парни с Сицилии, которые орудуют здесь. Такие, как ты и другие обвиняемые.

– Те парни – я ничего про них не знаю. Я, я не мафия. Я – бизнесмен. Я тебе уже говорил. – Будда надулся и для пущей убедительности кивнул.

– Так ты говоришь, что мафия не существует?

– В Америке – нет.

– А в Италии?

– В Италии, на Сицилии, думаю, да, есть. На Сицилии очень тихая, но очень могущественная.

– По-твоему, сицилийской мафии здесь нет?

Саламандра пожал плечами и так посмотрел на Гиббонса, словно ответ был очевиден.

– Сицилийская мафия – очень тихие люди. Даже если они есть здесь, в Нью-Йорке, никто никогда про них не узнает. Может, они здесь, а может – нет. Ты никогда не узнаешь.

– А ты разве не в сицилийской мафии?

– Нет! Я тебе уже говорил.

– И ты не известный всем Севильский Цирюльник?

Будда так рассмеялся, что его глазки утонули в жирных щеках. Затем неожиданно запел тоненьким голосом:

– Фи-и-гаро, Фи-и-гаро, Фигаро, Фигаро...

Собака замерла на месте, плюхнулась на задницу и недоверчиво посмотрела на своего хозяина. Звук был ужасный.

– Видишь? Я не очень хороший Севильский Цирюльник, а?

Будда давился от хохота, слезы катились по его щекам, в уголках рта скопилась слюна. И впрямь колоритный малый.

Неожиданно у Гиббонса заработал биппер – переговорное устройство. Собака от страха задергалась, стараясь освободиться от поводка. Громилы моментально подскочили к нему.

– Успокой своих парней, Уго. Это всего лишь мой биппер.

Когда телохранители отошли, Гиббонс расстегнул пальто и снял биппер с ремня, чтобы узнать, кто его вызывает. Увидя номер на табло, он понял, что вызывает управление. Они хотели, чтобы он с ними связался.

– Лучше иди и позвони им, ми-и-стер Фэ-Бэ-Эр. Может, тебе надо арестовать какого бизнесмена.

– Это подождет. – Гиббонс отключил биппер и засунул его в карман пальто. – Ну так расскажи мне что-нибудь, Саламандра. Для человека, который не состоит в мафии, ты знаешь о ней слишком много.

– Дай тебе объясню. В Италии каждый школьник знает про мафию. В Америке есть ковбои. Шериф делает пиф-паф, убивает всех плохих людей – и он герой. Так? У нас в Италии есть человек мафии. Он тоже человек чести. Как у вас ковбой.