Казалось, она больше расстроена недобросовестностью дядюшки Пита, нежели попыткой того парня ослепить ее.

– Кто этот парень? Тебе удалось его разглядеть?

Лоррейн поднялась и утвердительно кивнула.

– Да. Низкорослый, черноволосый и уродливый.

Она повернулась к раковине и, набрав в ладони воды, плеснула себе в лицо.

Тоцци пнул ногой бутылку, валявшуюся на полу.

– А я вообще ничего не видел. Он чем-то засыпал мне глаза.

Он потер затылок и заметил банку с солью, валявшуюся на ковре в гостиной напротив.

Ковер. Он сразу вспомнил, о чем говорил ему Гиббонс по телефону. Тогда, когда Гиббонс рассказал ему о своих подозрениях, он подумал, что тот спятил, но теперь... Он открыл ящик стола, достал нож для резки мяса и направился в гостиную.

Тоцци откинул угол ковра и вонзил нож в его изнаночную сторону. Проделав два отверстия и сделав прямоугольный надрез, он приподнял надрезанный кусок и увидел серый пластик, простеганный квадратами в два-три дюйма. Острием ножа он попытался проткнуть пластик, но тот оказался на удивление прочным, пришлось приложить усилие, чтобы разрезать его. Когда же он наконец пропорол его и вынул лезвие ножа, на нем оказался белый порошок.

Лоррейн наклонилась над ним.

– Что это, Майкл?

– Не догадываешься?

Кончиком мизинца он коснулся лезвия и затем потер десны. Реакция была почти мгновенная – лучше новокаина.

– Героин, – произнес он. – Я бы даже сказал, необработанный героин. Это то, о чем говорил мне Гиббонс по телефону. У него было подозрение насчет этого ковра. Как оказалось, правильное подозрение.

– Что ты собираешься теперь делать?

– Позвонить в управление и отдать им ковер.

– Ты думаешь, это правильно? Они же ведут против тебя расследование, по подозрению в убийстве. Что они подумают, если ты возникнешь теперь с героином?

На мгновение он задумался. В ее словах был резон. Выглядело все довольно скверно. Ковер явно компрометировал его. Во всяком случае, так это воспримут Мак-Клири и Огастин.

– А что, если мне его ненадолго припрятать? Раз уж я здесь один. Он может пригодиться как разменная монета.

– И ты сможешь это сделать?

Он посмотрел на нее.

– А кто узнает? Только если ты донесешь на меня.

– Разумеется, я на тебя не донесу, но ввязываться в такое дело очень рискованно. Смотри, что здесь только что произошло. Ты не думаешь, что этот человек приходил сюда за ковром?

– Возможно. Без сомнения, это один из людей Саламандры.

– Если ты оставишь ковер у себя, они еще раз придут за ним. И просто убьют тебя.

– Не выйдет, если я его хорошенько припрячу.

– Это слишком опасно, Майкл. Может быть, ты все же сдашь его? Я буду свидетельствовать в твою пользу. Расскажу о человеке, который вломился сюда. Мне они поверят.

– Послушай, Лоррейн, что касается тебя – ты ничего не знаешь. Ничего.

– Думаешь, так будет лучше?

– Поверь мне, я знаю, что делаю.

Не совсем так, но незачем ей знать об этом.

Он встал, убрал осколки разбитой лампы, чтобы можно было свернуть ковер.

– Лоррейн, мне нужно немного скотча – заклеить дырку. Думаю, он в одном из шкафов на кухне. Будь добра, принеси его.

Она вернулась со скотчем, и он заклеил прорезанную им дырку. Затем расправил ковер так, чтобы его можно было скатать.

В это время вошел полицейский, призванный охранять место преступления.

– Почему дверь открыта? – сурово спросил он.

– Проветриваем помещение, – ответила Лоррейн, нисколько не растерявшись. – Что-то не так?

– Да, это не полагается.

– Тогда закройте все, – сказала Лоррейн, пожимая плечами.

– А куда вы ходили? – поинтересовался Тоцци.

– Кто-то сообщил о дорожном происшествии за углом. Ложный вызов.

Полицейский закрыл дверь и запер ее. Затем поднялся на второй этаж и занял свой пост.

Тоцци и Лоррейн вернулись на кухню.

– Майкл, – прошептала Лоррейн, – не нравится мне все это.

– Ты ничего не знаешь, Лоррейн. Забудь обо всем.

– Что ты собираешься делать?

– Поговорю с Гиббонсом. Послушаю, что он думает. Но не по телефону.

Она схватила его за руку и посмотрела в лицо.

– Майкл, сделай мне одолжение.

– Какое?

– Не говори Гиббонсу о том, что здесь случилось. Об этом типе, который связал меня и пытался ослепить.

Тоцци пожал плечами.

– Ну, если ты так хочешь...

– Не говори ему ни о чем. Пожалуйста. Он рассвирепеет.

Тоцци кивнул.

– Пожалуй, ты права.

Он подобрал бутыль из-под отбеливателя и положил ее в раковину. На старом зеленом линолеуме остались подтеки вина. Затем посмотрел в другой конец коридора, на ковер в гостиной, гадая, как он сюда попал. Потирая ушибленный лампой затылок, Тоцци думал: куда мне, черт побери, его припрятать?

– Прошу извинить. Я сейчас освобожусь, – произнес Иверс. Гиббонс кивнул и уселся по другую сторону стола. Ему очень не хотелось сюда приходить. Глядя на секретаршу, напоминавшую маленького перепуганного кролика, с плохо наложенной косметикой, он начал машинально постукивать по колену. Секретарша покорно стояла возле Иверса, который подписывал какие-то бумаги, только что ею принесенные.

Клочок розовой бумаги, лежавший в боковом кармане Гиббонса, казалось, прожигал его насквозь. Пока его не было на месте, позвонил Тоцци и оставил ему записку. Всего три слова: «Ты оказался прав». Гиббонс догадался, что Тоцци проверил ковер и обнаружил в нем наркотики. Но что он с ним сделал? Гиббонс решил пойти перекусить и позвонить из телефона-автомата, чтобы выяснить у Тоцци все детали, и был уже в дверях, когда позвонила секретарша Иверса и сказала, что босс хочет его видеть. И вот теперь Гиббонс сидел перед ним и гадал, знает ли Иверс что-нибудь про ковер. Коп, дежуривший в доме, должен был видеть, как Тоцци возился с ковром. Возможно, он информировал Мак-Клири, а тот – Огастина, Огастин, в свою очередь, сообщил об этом Иверсу. Вполне вероятно. Не осложнит ли положение Тоцци то, что он нашел ковер? И как поведет себя Иверс? Может быть, он будет выжидать, не скажет ли он, Гиббонс, что-нибудь о ковре, а потом заявит, что все уже знает? Следует быть предельно осторожным.

Иверс вернул бумаги секретарше, которая быстренько, не поднимая глаз, направилась к дверям, положил руки на стол, сцепив пальцы, и поверх узких очков внимательно посмотрел на Гиббонса. Подождав, пока закроется дверь, он проговорил:

– Меня кое-что тревожит. Гиббонс, поэтому я тебя и вызвал.

Гиббонса насторожил доверительный тон Иверса. Это звучало подозрительно.

– Я просто хочу, чтобы ты знал, – продолжил он, – в душе я верю в невиновность Тоцци. И хочу сказать тебе об этом.

Гиббонс прищурился. Кого он, черт возьми, пытается надуть? Это ловушка, точно. Когда оказывается, что всем известный дурак вовсе не так уж глуп, что-то должно произойти.

– Что тебя так удивило, Гиббонс?

– Да нет, я... я хотел сказать, после того разговора у Тома Огастина я думал, что...

– Что ты думал? Что я горю желанием вздернуть Тоцци?

Гиббонс продолжал постукивать по колену. Затем остановился и положил ногу на ногу.

– Да, но ведь это вы отстранили его от исполнения служебных обязанностей.

– У меня не было выбора. Ведется уголовное расследование. Это политика.

– Но вы же не считаете его убийцей?

Иверс снял очки и покачал головой.

– У него не было мотива.

Не было? А ковер, нашпигованный героином? Это не мотив?

– Ну а заметка в газете? – спросил Гиббонс. – Тоцци на самом деле говорил, что все обвиняемые по делу Фигаро и их защитники должны отведать свинца. Разве те, кто ведет расследование, не считают, что это указывает на явное намерение Тоцци?

– Попробуй найди мне хоть одного полицейского или фэбээровца, который не ненавидел бы преступников, находящихся под обвинением, или их продажных адвокатов. Я тоже разделяю эти чувства. Но это еще не мотив для совершения преступления.