Через семь минут мы оказались в отмеченной мной точке. С лязгом встала на пол тренога сварочного резака. Взвыла пила и ее шум заглушил топот разбегающихся злобных боевых гоблинов. Да… они все больше напоминают бойцов. Хорошо… очень хорошо…

Диск пилы коснулся пола и высек сноп искр, начав пробиваться к одной из моих целей в этом сраном подводном муравейнике…

Тупой величавый хреносос выдавал сам себя чуть ли не на каждом нашем шагу – предательские золотые огоньки вспыхивали не везде, тут надо отдать ему должное, но все же их было немало разбросано по этому уровню. А там, где наблюдение было скрытным, его выдавало притащенное Рэком оборудование, что была закреплена на левом плече хромающего экзоскелета.

Внутрь Щелкунчика забралась Ссака – то ей удалось совладать со сбоившей электроникой и механикой механического подранка. Легкий экзоскелет не был гражданской модели. Чисто военное предназначение. Штурмовое. И отсюда утроенная прочность всех узлов, удвоенное бронирование всех лобовых поверхностей, отчего он издалека казался оквадраченным болванчиком с несуразной головой. Почему его назвали Щелкунчиком не знаю, зато я отлично знал – как и Ссака – для чего у экза вон те держатели вдоль левой конечности… Теперь экз пер один из огнеметов на себе, щедро поливая огнем все живое. А освободившийся легкий экзоскелет перешел в разряд прикрывающих с тыла, заодно таща на себя немалую часть боекомплекта. Вот только противника не было – точно не в этой части явно особого или даже запретного этажа.

Здесь все было иначе.

Пробив себе проход вниз, попутно прорезав пару труб, мы спустились в потоках грязной воды и оказались в далеком прошлом, будто унитазная машина времени ухватила нас за яйца и утянула за собой. Льющий с потолка водопад чуток смазывал впечатление, но остального хватило, чтобы я пережил одно из сильнейших дежавю.

Широкий светлый коридор, частые ясно горящие потолочные лампы, шуршащие вдоль стен роботы-уборщики, сросшиеся со стеной длинные экраны, что оживали, когда ты проходил рядом с ними и показывали природные пейзажи или высвечивали различные короткие формулы, афоризмы, громкие выражение деятелей прошлого, а затем снова показывали пейзажи. Все по той мощной волне тогдашних инноваций, когда стало ясно, что молодежь давно забила на абсолютно неинтересные ей науки и искусства, предпочтя сосредоточиться на бездумного прожигании жизни в умирающем мире. И тогда их начали обучать периферийно и рапидно. Вспышка… и в мозгу высветилась цитата о упорстве… Вспышка экрана… и в мозгу на миг задержались даты рождения и смерти одного из ученых прошлого… Когда такие «вспышки» повторяются раз за разом, то впечатываются в память – вместе со сведениями о невероятной степени непромокаемости подгузников… Программа «Насыщение Благом 2.3» в действии… и теперь она, ожив, пыталась насытить гнилым благом нас, идущих мимо. Старые знания в новом мире? Все посрать…

Перешагивая ринувшихся на звуки потопа роботов, обогнув басовито гудящего гусеничного ремонтника, мы двигались по коридору и с каждым новым шагом погружение в прошлое становилось все глубже. Автоматические открывающиеся двери приглашали в столовые, кафетерии, зоны отдыха, старомодные библиотеки, прачечные и дискотеки. Загорались удивительно вежливые на вид знаки вопроса, когда мы проходили мимо входов в жилые блоки – сюда только для жильцов, но может вы посетители или родственники? Мы шли дальше и знаки вопроса огорченно затухали – опять лет на триста?

Тут все поддерживалось даже не в полном, а в полнейшем вопросе. И судя по выставленным вдоль стен просторных холлов доковых станций, сюда выставили огромное количество роботов, что вполне справились со своей задачей поддержания здесь все в исправности и чистоте.

Это место крайне важно. И я, не задав ни одного вопроса, уже знал почему – об этом безмолвно и надсадно орали содранные со стен аккуратные разноцветные стены. Вместо этого этажа на каждой схеме была серая пустота. Не было и номера. Все указывало как на некий безликий и серый технический этаж – которым он никогда не являлся. Еще одна такая же безномерная пустота была через этаж ниже – но там пустота была отмечена не серой, а золотой полосой. Вот где заседает долбанный король сучьего королевства…

– Он узнал тебя – заметила Ссака, что до этого двигалась метров на десять впереди, но, погнав вперед выводок самых умелых и бодрых, отстала, чтобы перекинуться парой слов.

– Узнал – подтвердил я.

– Не по лицу… так?

– По глазам – кивнул я – Наверняка по глазам. А может по какой-то совокупности… речь, часть лица, глаза, взгляд…

– А узнав, он обосрался и отключился. Именно в этой последовательности.

– И?

– Этот обосранный коронованный поросенок уже доложился ведьме? Она уже ведет сюда свои легионы смерти?

– Хер его знает – буркнул я и неосознанно чуть ускорил шаг – Все упирается во влажные амбиции Монкара. Смекаешь?

– Как раз про это думала. Одно дело позвонить и жалобно проскулить, что гоблин Оди пришел по их души – помоги же скорее, Владыка….

– И совсем другое – когда ты звонишь и небрежно говоришь ей – эй, крошка, помнишь своего заклятого врага? Я его того… дальше опять же все упрется в его влажные амбиции. Если он хочет высшей награды – он постарается взять меня живьем. Пусть калекой ампутантом, но живьем. За такой дар Эдита поднимет его до самых высот. За мой труп… тоже будет повышение и оральные ласки. Но не такие обильные… Оставят в том же секторе, но разрешат перебазироваться ближе к центру Формоза…

– И поэтому ты приказал Хорхе готовиться к отражению вражеского штурма…

– Да.

– И одновременно готовить все для скоростного прорыва по двум направлениям – либо вглубь Формоза, либо по кратчайшей прямой обратно к Дублину…

– Да.

– И от чего будут зависеть эти варианты? От действий Монкара? Запереть он нас не может. Мы блокируем все проходы, тайная галерея под нашим контролем процентов на пятьдесят, полтора десятка бойцов медленно спускаются, минируя все на ходу. Еще пара часов и… и либо он сам вожмет кнопку самоликвидации… либо сбежит. У него точно найдется подводная лодка… или зацепится зубами за жопу гирляндного кита и рванет прочь…

– Такой как он не убьет себя – возразил я – Ни при каких обстоятельствах. Ему посрать на славу мертвого героя. Он хочет жить. Жить любой ценой. Он из тех, кто верит, что из любой жопы есть выход – главное продолжать ползти. Бегство – да. Самоубийство – нет. А еще это Эдиториум – гордость ведьмы. Важная часть ее прошлого. И посадила она сюда Монкара не просто так. Этому есть веская причина. И Монкар ненавидит эту причину всей душой – ведь только из-за нее он и не может покинуть считай окраину Формоза. Эльфы там пируют на зеленых лугах… а он тут жопный ревматизм зарабатывает…

– У него есть все о чем только можно мечтать.

– Это ты так думаешь – усмехнулся я – Нищебродная наемница, что всю жизнь охраняла богатеев.

– Вот спасибо…

– А он… он смотрит на все иначе. У него гнилой завидущий взор… хотя они это называют иначе… Он считает себя несправедливо обделенным жирными благами служакой. Но он себя не убьет.

– И не потопит Эдиториум. Тогда чего ждать? Атаки Эдиты?

– Ага.

– Но раз атака неизбежна… нам ее не выдержать. Так и так придется отступать и прятаться в руинах.

– Ага.

– Но ты приказал Хорхе приготовить тяжелую технику и взрывчатку для прорубания прохода сквозь лесополосу смерти…

– Ага.

– Лид! Ты пояснишь?!

– Все зависит от того, что мы найдем вон там – вытянув руку, я указал на арочные перламутровые створки впереди. Нам осталось до них метров тридцать по просторному колоннадному холлу, где вдоль стен тянулись диваны, рабочие столы и кофейные аппараты. А ведь работают, нет?

– Кофе мне! – рыкнул я, тыча пальцем в смутно знакомую красную кофемашину – Из нее! Тройное эспрессо. Без молока. С двойным сахаром.

Один из недомутов метнулся и тут же остальные запереживали, заворчали, взглянули умоляющими взглядами. У гоблинов нет влажных амбиций. Они не стремятся к высотам. Но даже они мечтают о кружке настоящего крепчайшего эспрессо с лошадиной дозой сахара… Я кивнул. И остановил зарычавшую Ссаку.